Сергей Цветков - Карл XII. Последний викинг. 1682-1718

8 июля Карл занял Могилев и простоял там почти месяц, ожидая подхода Левенгаупта с огромным обозом (16000 солдат, 16 пушек и 8000 повозок). Левенгаупт сильно задержался и выступил в поход короткими переходами только в конце мая. За месяц он едва преодолел 230 километров. Наличие обоза не оправдывает этого черепашьего шага. В 1812 году в тех же местах 50-тысячный корпус маршала Даву, обремененный не менее громадным обозом, проделал 200 километров за 6 дней — и это при том, что перед ним отступал Багратион. Неторопливость движения шведов объяснялась странным поведением самого Левенгаупта: две недели он простоял в Долгинове; затем несколько дней ждал драгунский полк Шлиппенбаха и, дождавшись, дал ему недельный отдых. Левенгаупт позже оправдывался, ссылаясь на то, что его задерживали какие-то «беспорядки» в армии. В сущности, этим он расписался в собственной несостоятельности, в неспособности навести дисциплину в своем корпусе.

Прусский военный агент при шведской армии подполковник Зильтман сообщал домой (письмо от 28 июля), что Карлу, конечно, хотелось бы дождаться Левенгаупта, но сделать это было невозможно из-за постоянных нападений русских из Шклова и Быхова.

5 августа Карл двинулся на юго-восток, держась между Днепром и рекой Сож, чтобы не потерять связь с Левенгауптом. Отныне его армия уподобилась коту, который ищет лазейку в высокой глухой стене и бредет вдоль нее все дальше и дальше, туда, где его ожидает свора собак.

Время между 8 августа и 15 сентября — наиболее труднообъяснимый период похода, когда в действиях Карла и в самом деле обнаруживаются какая-то запутанность и неясность. На пути к Смоленску король пытается навязать бой ускользающим русским отрядам; иногда, стремительно врываясь в русский лагерь, он застает в нем брошенных лошадей, верблюдов и армейских проституток. В то же время Карл чего-то ждет, делает две остановки, теряя в первый раз два дня, а во второй — неделю, и находит удовольствие в перестрелках с «болотными Иванами» (это прозвище шведы дали русским), как, например, под Черниговом, где король брал мушкеты у своих солдат и, как утверждают, уложил многих неприятелей.

30 августа перед рассветом Карл с драбантами издали наблюдал, как несколько батальонов и эскадронов Голицына, «по грудь в воде», перешли Черную Наппу у села Доброе и отогнали отряды генералов Рооса и Крузе, которых спасло только то, что русская кавалерия, преследуя их, увязла в болоте. Шведская армия была еще на марше и не могла оказать помощь разбитым отрядам. Впрочем, придворные летописцы Карла, Адлерфельд и Нордберг, не смущаясь, говорят о победе шведов в этот день.

Успех у Доброго был высоко оценен Петром: «Правда, что я как стал служить, такой игрушки не видал. Аднакож сей танец в [о]чах горячего Каролуса изрядно станцовали». По русским данным, неприятель потерял 2000 человек убитыми и 2000 ранеными.

Цифры могут быть неточными, но достоверно известно, что шведы три дня хоронили убитых.

Ожесточенное сопротивление русских вызвало в шведской армии новую волну убийств пленных. На этот раз не щадили даже офицеров. После сражения у Доброго один шведский офицер помиловал русского подполковника, но какой-то финский солдат с криком: «Только не давать пощады, господин, мы сыты по горло такими, как он, добрый господин!» — проколол пленного шпагой.

Доброе заставило многих пересмотреть возможности «северного Александра» и его противника, который, кажется, вовсе не собирался повторять судьбу Дария III[55]. Старый дипломат Урбих, перешедший из Дании на русскую службу, писал Лейбницу: «Вы правы, что война между царем и шведом не кончится, пока не погибнет тот или другой. Правдоподобнее, что это случится скорее с Карлом XII, чем с царем; у нас есть и всегда будет возможность оправиться, если же шведы будут побиты, то они не оправятся и в сто лет. Поэтому шведскому королю следовало бы заблаговременно подумать о мире, возвратив царю то, что прежде ему принадлежало, и бросить своего Стенцеля (шутливоуменьшительное от имени Станислав. — С.Ц.), который никогда не может быть королем в Польше. Если король шведский не сделает этого, то я опасаюсь, что ни его армия, ни он никогда не возвратятся живыми в Швецию».

Даже Рёншельд стал колебаться и снизошел до того, что пожелал услышать совет Пипера. Но Пипер ответил ему: «Черт, который до сих давал свои советы, пусть и теперь он же подает свой совет» (биограф Карла Фриксель).

Карл сменил направление движения и теперь шел на север. 9 сентября у Раевки он столкнулся с частями кавалерии Боура, который отходил на соединение с главными силами по мере приближения Левенгаупта. Здесь произошел эпизод с окружением Остготландского полка, описанный выше (см. раздел 2 главы «На войне как на войне»). При спасении Карла из окружения погибли два шведских генерала: Тюре Хорд и Карл Розеншерна.

Петр назвал этот бой «счастливой партией». Он лично командовал войсками и находился так близко от шведов, что «виден нам был король шведский сам особою своею».

11 сентября шведы достигли Татарска — крайнего пункта своего продвижения на север. Король остановился в селе Стариши. Здесь между 11 и 13 сентября состоялось знаменитое совещание, которое большинством историков принимается за исходную точку похода на Украину.

В передаче походного капеллана и автора записок о Карле XII Нордберга совещание проходило следующим образом. Карл впервые заговорил об Украине и пожелал узнать мнение своего штаба о походе в том направлении. Пипер настаивал, что следует дождаться Левенгаупта и продолжать движение к Смоленску. Поход на Украину Пипер назвал гибелью армии. По его словам, в этом случае Левенгаупт будет обречен и тогда «никто не может гарантировать, что шведский солдат, который до сих пор сражается с радостью, не разочаруется во всем наконец и что ему даже и жизнь надоест, когда он увидит, что его привели в страну, откуда выйти когда бы то ни было у него нет никакой надежды». Пипер сделал вывод, что «концом всего этого будет гибель столь цветущей армии, с которой король совершил такие блестящие деяния, и эта потеря будет невосстановимой как для самого короля, так и для шведского королевства».

Рёншельд, напротив, указывал, что на Украине шведов ждет Мазепа с 20000 казаков и что когда Карл выиграет там первое сражение, то «казаки покажут чудеса при преследовании неприятеля и истребят русских всех, целиком». Из плодоносной Украины шведам будет «легко и проникнуть в Московию, и сообщаться с Польшей». Что касается Левенгаупта, то он не пропадет: враги «подумают дважды перед тем, как осмелиться напасть на него».

Польский генерал Понятовский, участник похода, в своих записках говорит, что король, видя, как русские жгут даже принадлежащую им Смоленщину, решил, что невозможно идти дальше «голодным и разоренным краем», и повернул на Украину, имея в виду помощь Мазепы и «казачий бунт».

Свою точку зрения высказывает и Гилленкрок, на показаниях которого основываются сторонники того мнения, что Карл в этом походе действовал наобум. Гилленкрок рассказывает, что еще до совещания у него состоялась беседа с королем. Карл сказал ему, что в армии «есть полки, три недели не имеющие хлеба и питающиеся другими продуктами», и сразу добавил, что «это бы еще ничего, но совсем нет фуража для лошадей». А на свой вопрос, каковы дальнейшие планы его величества, Гилленкрок с изумлением услышал, что у короля «нет никакого плана».

Итак, совещание в Старишах имеет существенное значение для прояснения трех вопросов:

1. Придерживался ли Карл какого-либо плана при вторжении в Россию?

2. Если такой план был, то что заставило короля изменить его?

3. Куда Карл повел армию после совещания?

Ответ на первый вопрос был уже дан выше: Карл придерживался своей обычной стратегии — стремительное вторжение в неприятельскую страну и захват ее столицы. Он намеревался собрать все силы шведов в один кулак и двигаться через «речные ворота» по маршруту Могилев — Смоленск — Москва. Может быть, в этом плане отсутствовала детальная проработка конкретных боевых операций, но в том, что сам план у Карла был, сомневаться не приходится.

Основная причина, по которой от этого плана пришлось отказаться, также достаточно ясна и отчасти указана в записках упомянутых очевидцев — это выполнение на совещании в Жолкве (Польша) плана русского генерального штаба, то есть сплошное опустошение местности на пути движения шведов. Вот какая картина, по словам шведского историка Эрнста Карлсона, предстала перед глазами Карла в Старишах: «Вся местность кругом стояла в огне; горизонт окаймлялся горящими селами, воздух был так наполнен дымом, что едва можно было видеть солнце; опустошение распространилось уже до Смоленска». Поскольку Левенгаупт с обозом задерживался (29 августа и 5 сентября Карл отправил к нему гонцов с требованием поторопиться; но Левенгаупт, верный себе, получив первый приказ, простоял на месте три дня, а после второго — неделю), королевская армия уже начала испытывать нужду в самом необходимом. Де Безанваль, французский поверенный в делах Польши при Станиславе Лещинском, переслал в Версаль весьма характерную выдержку из письма своего осведомителя в армии Карла, относящуюся к первой половине сентября: «Голод увеличивается в армии со дня на день, там уже совсем не знают, что такое хлеб, полки живут только кашей, вина нет ни в погребе, ни за столом короля; король, офицер и солдат одинаково пьют воду, о пиве вспоминают только в пожеланиях, простой, даже самой зловонной водки у нас нет вовсе и, как будто разгневанное небо согласилось с нашими врагами лишить нас всего, что могло бы служить нам пищей, нельзя найти ни одной штуки дичи, и это в стране и в лесах, где раньше все кишело дичью для охоты… Как мы будем жить в этой ужасной пустыне? О, как тяжела эта кампания, как мы страдаем больше, чем это можно выразить, и как это еще мало сравнительно с тем, что придется вынести дальше! Заморозки, очень частые в этих странах, перемежающиеся с сильными, холодными дождями, очень увеличивают наши бедствия».