"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Удача! Именно ее, как сейчас понимал Ингвар, ему и не хватило.

На этот случай заменить его должен был Мистина. И где он? Фасти ничуть не радовался внезапно свалившейся на него чести – попытаться спасти князя, себя и остатки дружины. Имея лишь сотни четыре здоровых – или почти здоровых – отроков и сотню раненых, в чужой земле, где с одной стороны стоят огненосные хеландии, а с другой, возможно, уже подходят царевы тагмы или фемное ополчение.

За стеной слышались стоны тяжелораненых. Ингвар сам готов был застонать от отчаяния, в какое повергала его собственная беспомощность и неизвестность. Он не может даже встать, даже выйти и оглядеться, а вокруг враждебная земля. Менее чем в переходе – Царьград, василевс и все его рати. Где войско, где прочие бояре, живы ли – неизвестно. Где греки, когда ждать от них следующего удара – и какого?

– Воевод приведи ко мне… Кто есть, – с трудом выговорил Ингвар. – Будем решать…

Он еще не смирился со своим положением: все казалось, что к утру, после сна, раны исчезнут вместе с усталостью, боль пройдет, как морок, и он вновь будет полон сил. Но сильнее боли грызли стыд и досада. Первая же битва проиграна, путь вперед закрыт, потери велики, люди в ужасе, сам беспомощен! Но сказать об этом, признать свою беспомощность вслух Ингвар не мог. И раненный, он оставался князем.

– Держанович, сесть помоги.

– Нельзя тебе повязки шевелить! – взмолился отрок, будто боль угрожала ему самому.

– Подними, я сказал!

Колояр помог Ингвару сесть. Подал рог с каким-то отваром; Ингвара мучила жажда, и он охотно взял его, но услышал, как на дне болтается что-то твердое.

– Что там такое? – Он поднял глаза на юного лекаря.

– Там, княже, «белужий камень», – с видом тайной гордости сообщил Колошка. – Нашел я его все-таки! Послали мне боги – знали, пригодится! Он все раны исцеляет.

– Так его небось прикладывать надо?

– И приложим. А пить с него тоже хорошо. Пей, не сомневайся.

Вскоре пришли Гримкель Секира, Острогляд и Дивосил. Заодно Гримкель догадался позвать всех, кого нашел, из бывавших ранее в Греческом царстве с купцами и хоть отчасти представлявших, что за земля лежит вокруг. Из наемников нашелся Хавстейн; у него тоже багровела на лбу полоса ожога – от шлема, на который попала горящая смесь, но зато он уже собрал, пересчитал и привел в порядок своих людей и остатки дружины Барда. Из двух дружин уцелело сто десять человек, не считая тяжелораненых, то есть чуть меньше половины. Приближаясь к грекам в первом ряду, наемники и пострадали сильнее всех. Но, кстати сказать, уцелевшие потрясены были менее других.

Гримкель сидел мрачный, и не только из-за ожогов. Вид раненого князя навевал на него тоску, жуть и чувство вины. Казалось, останься сотским телохранителем Свенельдич, он сумел бы уберечь князя невредимым. Невольно думалось, что Мистина знал какую-то тайну, а теперь, без него, обрадованная Навь немедленно распахнула пасть на желанную жертву и едва не схватила ее…

– Спасибо тебе, – сказал Ингвар, будто прочитав по лицу его мысли. – Не подвел ты меня. Вытащил.

– Шлем не успел подобрать, – вздохнул Гримкель, не гордясь сделанным, поскольку считал это своим долгом и больше ничем.

– Да и хрен с ним, – утешил Ингвар. – Еще раздобудем.

– И стяг…

– Это хуже, но тоже не крайняя беда – княгиня новый вышьет. Главное, жив. Твоя заслуга! Ты мне раньше был как зять, – Ингвар усмехнулся (от боли усмешка вышла кривая, но даже в ней сквозило упорство), – а теперь будешь как брат! Из добычи тебе гривну золотую!

Он намекал на Жельку – одну из трех своих младших жен-полонянок. Собираясь жениться на Эльге, он роздал их десятским, и Желька досталась Гримкелю. Красивая, полнотелая, она обладала уж чересчур громким голосом, зато каждый год рожала по ребенку.

– Да будет ли с чего гривну… – смущенно ухмыльнулся Гримкель, впервые за этот длинный день вспомнив дом и жену.

– Будет! – уверенно перебил его Ингвар. – Мы же только начали, а Свейн, вон, уже с добычей.

Всем хотелось знать: где остальное войско? Невозможно было поверить, что здесь на Иероне собрались все уцелевшие. Поуспокоившись и прояснив мысли, бояре долго сопоставляли свои воспоминания – очень яркие, но осмысляемые с трудом и оттого противоречивые. Выходило, что огненосных хеландий было около десятка, каждая метала огонь в три стороны. Из-под второго залпа многие успели увернуться, значит, огонь погубил не более пятидесяти лодий из тысячи. Преследовать их у греков получалось плохо. Несмотря на крупные размеры, сотню весел на каждом и даже попутный ветер, хеландии шли медленно, поворачивались с трудом. Иные даже в воде сидели неровно, кренясь на один бок. Благодаря этому все лодьи, не попавшие прямо под струю огня, сумели уйти. А значит, большая часть войска должна была найтись целой.

Успех вылазки Свейна всех подбодрил. Дружина разжилась припасами и даже кое-какой добычей, а главное, русы убедились, что поблизости нет греческих войск. То же подтверждали и наблюдения дозорных на горе.

Вошел Кетиль – другой десятский Фасти, и кивнул своему хёвдингу.

– Что там? – спросил тот, явно не ожидая хороших новостей.

– Греки встали перед устьем пролива. С горы видели. Клином стоят.

– А наших нет? – спросил Ингвар.

Кетиль покачал головой. Над заставой высилась длинная зеленая гора, с которой открывался весьма широкий вид, в том числе на Босфор и прилегающую к нему часть Греческого моря. Оттуда разглядели хеландии, когда те вернулись из моря и встали перед устьем.

Но Ингвар и его люди находились на западном берегу пролива и потому не могли видеть остальное войско, ушедшее от Босфора на восток. А если бы они даже о нем знали, то Феофанова мера решительно помешала бы им соединиться. В этом Феофан, лучше Ингвара знавший положение дел, видел свою задачу и имел достаточно сил, чтобы ее выполнить.

– Что делать будем, бояре? – спросил Ингвар, покачивая в руке питейный рог.

В нижнем конце рога перекатывался чудодейственный «белужий камень».

Четверо переглянулись.

– Уходить отсюда надо, – первым заговорил Гримкель. Обязанности сберечь жизнь князя с него никто не снимал, а того нужно было увезти подальше от врагов и лечить.

– Куда? – спросил Фасти.

– В море! Восвояси! – Гримкель развел руками. – У нас здоровых четыре сотни – не с таким войском Греческое царство воевать. Раненых почти сотня! Их выхаживать надо.

– Но может, наши… – начал Острогляд.

Ему тоже хватало ума понять печальное положение дел, но уж очень не хотелось смириться с тем, что поход, на который возлагались такие надежды, столь позорно закончился, едва начавшись. Острогляд, сын старинного полянского рода, появился на свет в тот самый год, когда Карл и другие послы Олега Вещего привезли в Киев подписанный василевсами Львом и Александром договор с золотой печатью. Прежде чем договор «о вечном мире» мог быть нарушен и пересмотрен, должно было пройти тридцать лет. Острогляд рос с мыслью, что в год его тридцатилетия русь получит право сразиться за новую славу и добычу. И чаще прочих допытывался у матери и других родственниц о своем точном возрасте – те лучше умели считать года по каким-то своим бабьим приметам. В последние несколько лет, когда о новом походе на греков мечтали уже многие, на Острогляда смотрели как на некое мерило срока. И вот… Поход по-настоящему продолжался всего несколько дней. Уж слишком бесславный итог после тридцати лет ожидания.

– Как мы их найдем, наших? – вздохнул Фасти. – Хоть в воду гляди!

– Вода рядом, да хрен она что скажет! – буркнул Дивосил.

– Можно к морю сходить… – предложил Хрольв. – Тут недалеко. Взять пару лодий с людьми покрепче…

– Ага, иди, молниям огненным навстречу! – мрачно подхватил Дивосил. – Спалят нас! И две лодьи спалят, и всех спалят, если опять сунемся. У них крест! Я видел!

– Что ты видел? – Ингвар обратил к нему пристальный взгляд. Из-под опаленных бровей тот производил еще более сильное впечатление.