Жена комиссара - Светлана Шахова

грозными истуканами, проговорила с уверенным спокойствием:

– Не поедем… Стреляйте на месте.

Коля крепче ухватился за локоть.

– Мама, давайте поедем… Все же едут… – зашептал умоляюще.

– Нет, сынок, никуда не поедем.

С ухмылкой бросив паспорт на стол, немец поднёс запястье к лицу Елизаветы, ткнул пальцем в циферблат часов, указывая время сбора. Резко развернулся и вышел. Остальные, чеканя подкованными каблуками, удалились следом.

Кириковна вытащила из-под кровати деревянный чемодан.

– Лизонька, не противься, покорись судьбинушке… Я вперёд пойду, а вы собирайтеся и догоняйте.

– Да, мама, поедемте!

– Не то убьют!

– Поедемте, мама!– загалдели дети.

Елизавета обняла Кириковну, мягко прижала.

– Нет уж, на чужбину под вражий каблук меня никто не загонит, – прошептала на ухо. – Вам советовать не вправе, сама не знаю, как оно повернётся. Езжайте с Богом.

Расцеловала в щёки. Вывела за калитку. Постояла с минуту, провожая взглядом худую, согбенную фигурку, медленно удаляющуюся по оцепленной улице.

Вернулась в дом. С тяжёлым вздохом опустилась на табурет. Замерла, глядя сквозь детей, облепивших и продолжающих канючить. Сидела в ожидании повторного обхода.

Хлопнула калитка. «Я что, не закрыла за собой? Хотя-я-я, какая теперь разница», – подумала, не пошевелившись.

– Бабушка?! – изумлённо воскликнула Арина.

Елизавета резко, словно сбросив дрёму, обернулась. Через порог, задыхаясь, перешагивала Кириковна.

– Лизонька, – заговорила та возбуждённо, – я до автобуса кой-как дошкреблась, а там уж по-о-олно народику. Видать, с соседних улиц понагнали – тут по всей округе оцепление. Прусак-то в сердцах по-польски как гаркнет: «Куда вас гонят? В Германии своим жрать нечего!» А другой на меня глазёнки выпучил и шепчет: «Яйца есть? Шнапс есть?» Я ему: «Всё будет. Кому давать-то? Сюда, что ль, нести?» А он: «Беги, бабка, готовь. Сейчас вторая бригада придёт, им и выстави». Я чемодан-то там бросила и поковыляла, с ног сбиваясь.

С последними словами Кириковны Елизавета стремглав вылетела прочь. Перебежала через дорогу. Ударила кулаком в калитку напротив. Та распахнулась – оказалась не запертой. С крыльца навстречу спускалась Мрукова.

Захлёбываясь от волнения, Елизавета начала объяснять ситуацию, но мысли путались, выдавая что-то пространное и непонятное. Тогда она замолчала на миг и, сцепив пальцы, выпалила:

– Пани Ханна! Христом Богом молю, дайте яиц и шнапса! Всё отработаю!

Соседка не стала допытываться. Быстро собрала нужное, помогла донести. Выложив провизию на стол, Елизавета осмотрелась.

– А где Кириковна? – спросила с тревогой.

– Бабушка сказала, что вы, как хотите, а я всё-таки поеду, – ответила Надя.

– Мы уговаривали, – тихо пропищала Арина.

Елизавета прерывисто вздохнула. Дрожащей рукой смахнула от уголка глаза к виску. Нетерпеливо выглянула из окна на дорогу.

Вскоре послышалась тяжёлая поступь. В доме появились два немецких солдата. Елизавета решила, что следом подойдут ещё, но этого не случилось. Взглянув на выпивку на столе, двое вошедших заметно оживились.

– Это вам, – сказала Елизавета, указав на угощение.

– У тебя своё? – поинтересовался один по-польски.

– Нет, соседка дала.

Он потёр пальцем над верхней губой, словно соображая. Потом сунул бутылку в карман. Кивнул на миску с яйцами:

– Пусть детям будет.

Достал из нагрудного кармана продуктовую карточку, какие выдавали только немцам, протянул Елизавете со словами:

– Это тоже для них, – взглянул на притаившихся в углу Надю, Колю и Арину.

– Не возьму… – чуть слышно проронила Елизавета; замялась, но всё же договорила: – Меня с этой карточкой в толпе на части разорвут.

– Как знаешь, – сказал солдат, направляясь к выходу.

Второй последовал за ним. У порога обернулся.

– Это последний вывоз. Теперь, если погибнете, то от своих.

Дверной хлопок отозвался в голове Елизаветы разрывом снаряда. Не в силах больше сдерживаться, она разразилась безудержным, истеричным воем.

Дети всхлипывали. Обнимая, пытались успокоить.

– А не все они звери. Осталось что-то человеческое, – проговорила Надя.

– Дай же, Господи, этим двоим выжить, – захлёбываясь слезами, прошептала Елизавета.

Глава 25

Больше в светлое время из дома никто не выходил. Вздрагивали при каждом приближающемся рокоте мотора, при мелькании чёрных силуэтов, метавшихся мимо окон стаей вспугнутых воронов. Ночами под вой сирен семья спешила в схрон.

Меж тем Елизавету день за днём одолевало желание увидеться с Антониной Ивановной. Наконец она решилась.

Из боязни попасться на глаза местным полицаям, шла, огибая кварталы задворками.

– Боже! Елизавета Тихоновна! Я уж думала, больше не свидимся! – мокрые глаза Антонины Ивановны сверкнули.

Она схватила Елизавету за руку, втащила в дом, крепко обняла.

– Как вам удалось избежать вывоза?.. Да садитесь, садитесь же! Как раз кипяточек поспел, – заговорила, радостно хлопоча. – Вот уж и готово, я листья смородины заварила.

Расколола щипцами сахарный кубик. По кусочку бросила в стаканы.

– Вы знаете?.. Знаете, что случилось с тем эшелоном? Нет?! Ах ты, Господи! Немцы людей, словно скот, в товарняке гнали… вместе с техникой и оружием. Так вот, партизаны, не ведая, что там люди, его под откос пустили.

Елизавета на мгновение потеряла дар речи. Потом, опираясь руками о стол, вскочила.

– Кириковна! Там же была Кириковна!

– Вы о ком? – тихо спросила собеседница, собрав брови у переносицы, будто припоминая.

– Та женщина, которую мы в лесу подобрали! Я о ней как-то рассказывала. Она жила с нами. Стала как родная… Зачем?! Ну, зачем она поехала, нам же разрешили остаться?! – стенала Елизавета, заламывая пальцы. – Я думала, после войны увезём её с собой, так и будем вместе жить.

– Хм-м, а это не та ли седенькая старушка в трикотажной кофточке с заплаткой на локте? – задумчиво проговорила Антонина Ивановна. – У неё ещё был большой деревянный чемодан.

– Она! Да-да, это точно Кириковна.

Старшая подошла, положила ладонь Елизавете на плечо, легонько надавила, усаживая на место.

– Так-та-а-ак, – протянула многозначительно. – А старушка-то, скажу я вам, добрая, но не простая, – снова села за стол напротив, перевела дыхание. – Я раньше не говорила… Наши люди всегда при вывозах среди прочих толкутся. Ведут душевные разговоры с соотечественниками, будто бы тоже готовятся к отправке. Выясняют, что за людей высылают, где их родственники и всё прочее, чтобы после войны помочь вернуться. Так вот, наша связная и про вашу старушку сведения раздобыла.

Елизавета напрягла слух, а собеседница продолжала:

– Вы знали, что у Кириковны в Германии сын? Да-да, не удивляйтесь! Оказывается, он туда ещё до войны сбежал по неясным причинам. Старушка выпытывала у местных, связанных с немцами, в том числе у полицаев, не знают ли его и что с ним. Так ниточку и ухватила. Выяснила, что тот в окрестностях Дрездена обитает. Чем занимается – неизвестно. Но, судя по тому, что немцы его не трогают, на них работает… – она запнулась. – Хотя-я-я… кто знает?

Тяжело и прерывисто дыша,