Проще, чем анатомия - Александр Поволоцкий

Человек в белом костюме, богатый коммерсант, только что прибывший из тропиков, стоит посреди города, переполненного чужими страданиями. Наверное, столько измученных, окровавленных людей не только ему не приходилось видеть в жизни, не всякому врачу их столько доводилось повидать. Что бы сделал обычный штатский на чужой войне?…

Дюнан был человеком сострадательным и честным. А еще — умел действовать. И он не стал заламывать руки, а послал своего кучера в соседний город — за продуктами и бинтами. В Сольферино не нашлось ни одного врача. Но силами нескольких женщин, местного священника да случайных американских туристов там появился госпиталь. Такой, какой смогли люди создать на месте.

— Дюнан написал книгу "Воспоминание о Сольферино" и разослал ее по всей Европе. Он не был врачом, но он был человеком с огромным сердцем, который не смог пройти равнодушно мимо того, что увидел. Он рассказал обо всем, чему был свидетелем. О страдающих людях, о врачах, которые не спят сутками, делая операции и перевязки. Кто-то терял сознание от усталости. Один хирург настолько измучился, что два ассистента поддерживали его под руки, чтобы он мог продолжать работать.

Девчата слушали, притихнув. Едва ли им приходилось о чем-то подобном читать. И на курсах РОКК о таком точно не расскажут. И по их лицам Раиса понимала, что сейчас они примеряют это знание к себе. Отчаянный швейцарец совершил почти невозможное. В древности такого человека назвали бы святым. А он был тем, кем был. Человеком с огромным сердцем, ни больше, ни меньше не прибавишь.

Но Дюнану было мало написать книгу. Он основал общество. В основу его эмблемы лег флаг Швейцарии, только цвета поменяли местами. Так и появился Красный Крест.

Когда рассказ дошел до того, как Красный Крест отрекся от своего создателя, разорившегося и потерявшего все, что имел, по отряду прокатился тяжкий вздох.

— Дюнан еще мелькнул в Париже, во время Франко-Прусской войны. Последние свои деньги он роздал там раненым. И как раз там, в Париже, к нему подбежал пожилой человек с одной рукой и закричал: "Я узнал вас, вы — господин в белом! Пойдемте, я представлю вас моей семье. Они увидят, кто вернул им сына, мужа и отца."

И Дюнан исчез. Просто ушел в никуда.

“Предатели! — дрогнувшим голосом сказала Вера. — Они же его просто предали… Как же так?”

Сказка, как положено сказке, завершилась все-таки хорошо. По крайней мере, справедливо и честно. Создатель Красного Креста не остался в одиночестве и до конца жизни помогал обездоленным и больным, отказавшись от богатого пенсиона, который ему наперебой начали предлагать те, кто чуть не позабыл о его имени.

Но история о том, как на заре появления Красного Креста мечтали сделать его для всех воюющих сторон общим, и в ту пору звучала наивно. А сейчас, выглядела так и невозможной. Если враг хочет тебя убить, то ему плевать, кто ты.

— Неужели они и впрямь верили, что враги не тронут санитаров? — спросил кто-то.

— Тогда, товарищи, впервые и появилось понятие “нонкомбатант”, то есть “не боец”. При армии, но не воюет. В то время к ним относили врачей, священников и журналистов. Воевать, по международным законам, нонкомбатанту и сейчас воспрещается. Чтобы не было такого, что как в бою — он стрелок, а как в плену — священник и отпустите немедленно. Но носить оружие для самообороны, защиты раненых и поддержания порядка врачи и санитары имеют право даже по самой сухой букве закона. А сейчас — так и обязаны. В бою участвовать не должны — и не потому, что закон такой, а потому, что санитар, врач, танкист, артиллерист, летчик, командир — больше пользы принесет на своем месте, чем будучи плохим стрелком. Хотя и такое бывает, что “все способные держать оружие…”. Так что стрелять будем, но, для упрощения и ускорения подготовки — на двести метров. Немцы законов войны не соблюдают и не собираются! Ничего нового в этом нет — еще англичане в прошлом веке шутили, что репутация джентльмена к западу от Суэца, это Египет, в те времена у них примерно там кончалась “цивилизация” и начиналось “варварство”, никак не зависит от его поведения к востоку от Суэца. Не ждите, что немцы будут уважать Красный Крест. Разве что после войны, на суде, они о нем вспомнят, когда будут оправдываться. Но ответить им придется по всей строгости.

Что же касается нынешних международных законов, — тут Алексей Петрович снова перешел на прежний лекторский тон, — есть такая присказка у капиталистов: закон — как садовник, о нем вспоминают, когда надо кого-нибудь посадить. Международный — тоже. Они прямо пишут, не стесняясь, что каждая страна под видом международного права пытается устанавливать свои законы, а буржуазные договора сами же зовут жульническими. А юристов-международников — крючкотворами. К Гаагским соглашениям еще РСФСР присоединилась. К расширяющим их Женевским тридцать шестого года — мы не присоединились, потому, что по ним пленным офицерам привилегии положены и денщик. В остальном-то наши правила по обращению с военнопленными почти дословно совпадают с ними. И, возможно, вам же придется бойцам о наших законах напоминать. Красноармеец должен вернуться с войны человеком, а для этого — не должен запятнать себя преступлениями. По отношению к кому бы то ни было.

Перед самым отбоем вызвал Раису командир.

— Как вам пополнение, товарищ Поливанова? Привыкаете к роли наставника?

— Привыкаем все. И я к ним, и они ко мне. Только душа не на месте, как таких пичуг — на фронт, — Раиса вздохнула. — Ну, ладно, те, кто покрепче, кто спортом занимался, руки сильные. А у нас половина отряда — вчера как из школы. Считай, дети совсем.

Пришла на память Лелька-соседушка, и подумала Раиса, что она наверное тоже сейчас среди таких же девчат, в какой-нибудь «части без номера». Это для нее они все — дети. Сами для себя, так вполне большие. И дома сидеть не могли. А вытаскивать из-под огня им может выпасть своих же одноклассников. Видела Раиса вчерашних пацанов, осаждавших военкоматы. Еще в Брянске.

— А учить их нам придется как взрослых. И спрос с них будет на фронте — как с больших. Кончилось их детство, Раиса Ивановна. Вот что, я вас очень хотел попросить: присмотрите за ними не как старший по званию, а как старший товарищ. Это — девушки. К вам у них доверия больше, чем к кому другому в нашем маленьком отряде. А в некоторых случаях мужчине, даже командиру и врачу, не пожалуешься… К