Белые степи - Рамазан Нурисламович Шайхулов
Белые степи читать книгу онлайн
Начало XX века. Юная Зухра, воспитанная отцом в почитании Бога, уважении старших и защите слабых, выходит замуж за соседского парня Шакира, которого полюбила еще в детстве.
Робкое, чистое счастье молодой семьи сначала пытается разрушить еще один друг их детских игр, Ахат, безответно влюбленный в Зухру, а потом Гражданская война, в результате которой Шакир пропадает без вести.
Зухру ждет голод, предательства и потери близких, слом прежних убеждений, репрессии и Великая Отечественная война.
Но до конца своих дней она хранит веру в Белые Степи – место, где живут только счастливые люди… Место, где не бывает войн, вражды и ссор, а только любовь, принятие и справедливость.
Салима родилась позже, в более мирное и менее тревожное время, когда уже кажется, что человек волен сам выбирать свою судьбу. Самостоятельно решать, где жить, кого любить, с кем и как строить семью. Но ее избранник Ислам не может выбрать между ней и соперницей, которая не получила одобрение его категоричной матери, но прочно поселилась в его сердце…
Путь Зухры и Салимы дает возможность осмыслить историю жизни простых людей на фоне великих событий, происходивших в России ХХ века.
Валерий Михайловский о романе «Белые степи»:
«Самое главное в романе – это отношение к истории. Не назидательное, не внушаемое известными приёмами, не навязчивое, а описанное просто, через историю семьи. Автор ни на чьей правоте не настаивает, ничью сторону не принимает, так как страдали одинаково все».
Хозяйка дома Фатима, глядя на такую милую картину единения семьи, по знаку мужа Байдаулета стала обновлять стол – убирать со стола медовуху, обглоданные косточки, проворно протерла его. Подкинув в потухающую печку сухого хвороста, поставила кипятить чайник.
После необычно сытного ужина дети тут же вповалку уснули на этих же нарах. Зухру с мужем хозяева пристроили на ночь на сеновале. Фатхелислам долго успокаивал молчавшую, ушедшую в себя, отчужденно отвернувшуюся от него Зухру и видя, что она еще не спит, стал рассказывать, что с ним случилось:
– Не обижайся на меня, Зухра. Ты подумала, что я живу здесь, каждый день вот так поедая жирного барана? Нет уж, досталось мне здесь, ты и представить себе не можешь. Напали на меня лихие люди за Толпаровом. Живут они там до сих пор, промышляют. Кто сбежал из лагерей, кто от раскулачивания, от несправедливости властей, а некоторые даже еще с гражданской остались. Отобрали все у меня, обрадовались богатой подводе – муки им там на год! Самому предложили – или к нам давай, или мы тебя тут и повесим, иначе приведешь сюда власти. И уже накинули на шею петлю, закинули другой конец на дубовый сук. С ними я, конечно, оставаться не мог и уже прощался с жизнью, и тут вдруг как из-под земли появился наш Тунис-Зиннур. Заступился он за меня, мол, мой земляк, хороший человек, властям не донесет. Забрал меня в свой шалаш, расспросил о Мырзакае, рассказал о себе.
Оказывается, после побега из Кузъелги с винтовкой солдатика наперевес, которого он просто разоружил, убивать не стал, а крепко привязал к дереву, он прямиком попал в эту банду. Обрадовался и остался с ними. Но все время обдумывал план мести. Пришел к селу, два дня выслеживал и был взбешен тем, что Тимербай живет в доме Насыра. Все ждал случая, и вот выдалось: лежа в кустарниках напротив дома, дождался, когда этот ирод выйдет из дома один. А тот как будто специально уселся прямо на крылечке, хорошо освещенный солнцем, – лучшей цели и не надо. «Только жену твою, Зухру, я напугал, она там напротив как раз белье полоскала. Так что извинись за меня перед ней при случае… Тебе без груза нельзя домой возвращаться, посадят. Так что иди в сторону Белорецка, схоронись на время. Или давай условимся, где ты будешь, а я найду способ передать твоей жене о том, где ты», – сказал он.
Вот так я оказался здесь, все думал: подзаработаю денег, все верну колхозу и дома окажусь. Но в Белорецке дела не пошли, там сейчас все строго – чуть за спекуляцию не посадили, еле ноги унес. Вот думал, что здесь на покосах да на рубке леса заработаю и вернусь, а тут вы сами…
Постепенно Зухра отошла, сжавшееся от обиды и усталости тело расслабилось, она дала обнять себя – тепло больших и ласковых ладоней мужа окончательно растопило ее, по телу пробежала дрожь; унимая ее, чтоб отвлечься, примирительно выдавила:
– Шла я этими темными лесами, где негде и зернышко взрастить, и все думала, чем же люди здесь живут – хлеб не сажают, одним скотом же не прокормишься, и дома у всех такие бедные?
Обрадовавшись перемене в настроении жены, Фатхелислам, еще крепче обняв ее, стал рассказывать:
– Раньше, до прихода русских и Советов, они жили вольно на две деревни – летник и зимник. С весны с первых трав уходили со всем хозяйством, скотом в летник. Там вольготно жили во временных домиках, землянках. Собирали травы, сушили ягоды, рыбачили и охотились. Скот нагуливал жир. С осени переезжали сюда – в зимник. Им нужно было только перезимовать, поэтому дома строили маленькими, чтобы легче было протопить. Но русские построили завод, и им стало нужно много леса, много сена для конюшен, и они постепенно вытеснили башкир из своих выпасов. И потому местные были вынуждены идти работать на завод – рубить лес, жечь лес на уголь, заготавливать сено. Сейчас этим и живут. Хотя завода уже нет, но есть леспромхоз. Они сажают лес, рубят его и занимаются другими мелкими промыслами…
В раннее туманное утро Зухра, проснувшись, услышала внизу знакомый «стук» тугой струи молока о стенки ведра, чмокающие звуки прильнувшего к теплому вымени теленка, успокаивающие корову ласковые возгласы хозяйки. Она вышла из-под крыши сарая на навес, с любопытством выглянула на улицу – подоенные коровы сами, без пастуха, потянулись через всю улицу в сторону Зильмердака. «Сколько же там для них свободного сочного корма! – подумала Зухра с восхищением. – Не надо бояться потрав, не надо встречать стадо, коровы сами знают, когда нужно прийти домой к своему теленку и на подой».
Она оглянулась вокруг… Туман под напором восходящего из-за гор солнца посветлел, стал рваным и прозрачным, небо на востоке пожелтело, и повеял легкий ветерок. Разбуженная первыми лучами солнца, несмело прожужжала первая, еще сонная муха. Окружающий деревню лес утонул в трели и свисте проснувшихся птиц. Первой приняла солнечный свет вершина высокой одинокой сосны, растущей на вершине полулысой горы. Ее бок, обращенный к деревне, был каменист и обрывист. Женщины с ведрами на коромыслах мимо школы потянулись к родничку, бьющему из-под этой горы. На окружающих деревню горах хороводили кудрявые березы, грустно насупились серые осины, и как три главных ориентира всей округи выделялись две темные сосны и ель. Первая и главная – высокая с шапкообразной кроной, эта самая сосна на вершине горы, как позже она узнала, местные называли ее Маяк, вторая, встретившая их вчера после спуска с Зильмердака. И стройная ель во дворе дома, что на второй меньшей улочке. Со стороны Зильмердака, который уже успел освободиться от туманного покрывала и озолотиться солнцем, спускалась, весело поблескивая, струилась и крутыми поворотами огибала деревню чистая горная речушка, обросшая по бережкам зарослями ольхи и черемухи.
Зухра долго стояла, завороженная непривычной картиной. Голод, усталость, мучившие всю дорогу, за ночь выветрились. Проснувшись, вышел, встал рядом Фатхелислам. Непривычно ласково приобняв ее, защищая от утреннего прохладного ветерка, тихо прошептал:
– Нельзя мне пока в Мырзакай, посадят меня опять… Давай попробуем пожить здесь, может, все и образуется. Вернемся позже…
7«Вот и увлекла меня судьба в далекие дали, – горевала Зухра, – только не в Таштугай (каменистые степи), а в темные леса и горы».
Первое время Фатхелислам с Зухрой нанимались на сезонные деревенские работы – косили сено, драли лыко, Фатхелислам мастерски плел лапти. И плел как башкирские, для своих, так и на русский манер – для продажи в рабочем поселке. Через некоторое время ему предложили работу сторожем в лесной барак,
