Еремей Парнов - Заговор против маршалов

—      Кофе, Курт, вы очень любезны.

—       Прошу за мной, доктор Виттиг,— старый мажор­дом величественным жестом указал на мраморную лест­ницу.— Ваши покои в бельэтаже.

После скромного ужина все разошлись по своим ком­натам, чтобы как следует выспаться. Виттигу удалось лишь коротко перемолвиться с Траутмансдорфом.

—      Зачем понадобилась вся эта канитель, граф? — спросил он; когда они остались наедине.— Не лучше ли было увидеться в Праге? Или в Берлине?

—      Учитесь сочетать приятное с полезным,— отшу­тился советник.— Благо представилась такая возмож­ность... Или вас что-то не устраивает?

—       Напротив, все очень мило... Между прочим, мой старый приятель Родац уже спрашивал про вас. Мне показалось, что неспроста.

—       Не будьте таким мнительным,— Траутмансдорф беспечно рассмеялся.— Генрих знает меня, а я давно знаю Генриха. Нам нечего делить.

—      Полагаете?

—      Уверен, милый Карл. Наш испанский друг ан­гажирован абвером. Неужели вы не догадывались?.. Ну, не беда. Я думаю, у нас будет возможность все как следует обсудить. Спокойной ночи.

—      Спокойной ночи, граф.

Ранний подъем дался Виттигу с неимоверным тру­дом. Уже сидя в санях, под теплой медвежьей полостью, подбитой зеленым сукном, он впал в сонное забытье. Убаюкивающе поскрипывали полозья. Звездными иго­лочками переливались синие сугробы. Холодные струй­ки приятно освежали лицо.

Макс-Эгон сам расставил охотников по номерам. Как наименее опытного, Виттига выдвинули вперед на левом фланге. В ста шагах от него расположился Роган, далее следовали Траутмансдорф, оба д'Эсте и Ро­дац. Хозяин затаился в еловом распадке, куда скорее всего могли выгнать зверя. Все участники были в тра­диционном охотничьем наряде: зеленая куртка с корич­невыми отворотами, гольфы и шляпа с петушиным пером.

Принц выпустил ракету, высоко взметнувшуюся над кромешной грядой букового леса, и протрубил в рожок. Не успел растаять дымный извилистый след, как донес­ся лай спущенной своры.

Загонщики, загодя обложившие дичь, шли прями­ком на засаду.

Спасти оленя могло разве что чудо. Макс-Эгон, Родац и Траутмансдорф не знали промаха.

Красавца быка удалось завалить с третьего выст­рела.

—      Восьмилеток,— довольно улыбнулся принц Гогенлоэ, сосчитав ответвления тяжелых рогов.

Поджаренную в муке печень попробовали прямо «на крови», согласно неписаным традициям благород­ной забавы. По кругу пошли фляги с боровичкой и коньяком.

Повар не успевал подбрасывать хворост. Костер трещал, взвиваясь искристым роем к верхушкам елей.

Ветер постоянно менялся, и пахнущий можжевельни­ком дым слегка пощипывал глаза. В закопченном кот­ле тяжело побулькивало гороховое варево. Борзые растаскивали дымящуюся требуху по окровавленному снегу.

—       В самый раз успели,— граф Траутмансдорф смахнул снежинки с бровей.— Того и гляди, закрутит метель. Может, поедем?

Переложив флягу в левую руку, Гогенлоэ зачерп­нул черпаком и, выждав, пока остынет, попробовал густой суп.

—      Добавь копченой грудинки,— приказал он пова­ру и, сделав капитальный глоток, передал флягу Траут- мансдорфу.

Граф покорно приложился.

Виттиг в свой черед молча проглотил порцию и откромсал ломтик печенки. Есть хотелось до умопом­рачения.

Пока вырезали пули да рядили, какая из них ока­залась смертельной, окончательно рассвело. Резко уси­лился ветер.

Наконец принц нашел, что горох разварился в са­мую меру. Хмурый толстяк в переднике, надетом по­верх егерьской куртки, роздал сухие хлебцы. Обжигаясь и торопясь, хлебали алюминиевыми ложками из сол­датских мисок.

Чтобы не озябнуть, журналист налег на коньяк. Хмель не брал на холоду. Только давило в затылке и поламывало в висках. Не принимая участия в азарт­ном споре — лично ему даже выстрелить не довелось,— он залез под полость и закрыл глаза.

Почетный приз — голова с рогами — достался Родацу, и в честь героя дня прокричали троекратное: «Хох!» Чаши с объятым синим пламенем пуншем увен­чали рыцарский праздник.

Только к вечеру следующего дня Виттиг и Траутман­сдорф смогли заняться делами. Благо их комнаты находились рядом, о чем своевременно позаботился принц.

—      Группенфюрер Гейдрих просил передать вам самый теплый привет,— советник включил «Телефункен» и настроился на Берлин.— Он очень к вам рас­положен, Карл.

—      Благодарю, граф. Я чрезвычайно польщен вни­манием группенфюрера.

—      От нас ждут конструктивных идей. Как по- вашему, что бы могло катапультировать чехов из до­говора?

—      Катапультировать? — переспросил журналист, словно прислушиваясь к звучанию слова.— Ориги­нально... Не знаю, что и сказать. Прага пребывает в эйфории. Особенно теперь, когда русские набирают темп. Я уже докладывал вам, что визит Уборевича про­ходит на волне сплошного восторга. Генерал Фиала во всем идет ему навстречу. Они посетили заводы «Шко­да», побывали на артполигоне. Мои друзья из раз­ведслужбы МИДа считают, что заказы последуют без промедления. Вы же понимаете, что это значит: двухсотпятимиллиметровые орудия, трехсотдесятимиллиметровые гаубицы, зенитки, минометы. Про лучшие в мире авиамоторы я уже не говорю.

—      С Трудом верится, что маленькая страна способна насытить такого гиганта, как сталинская Россия.

—      И совершенно напрасно, граф. Чехословакия — крупнейший экспортер оружия. Удвоить, даже утроить мощности — вопрос времени. Были бы ассигнования. Это тот случай, когда коммерция подкрепляет политику. Боюсь, что нарушить подобный альянс — непростая за­дача.

—       Иначе бы ее поручили не нам с вами, коллега. Ре­комендую обратить пристальное внимание на таких гос­под, как Опоченский и Смутный; нажать на Зенкла, на Берана... Впрочем, все это паллиативы.

—       Очень многое будет зависеть от Парижа. Если бы удалось предотвратить ратификацию... Бенеш сразу ока­жется на мели, и климат в Праге существенно переме­нится.

—      Легко изрекать самоочевидные истины. Смею уве­рить, что в рейхе пристально следят за перипетиями французской политики, хотя далеко не все понимают значение вопроса.

—      Чехи ничуть не заблуждаются насчет наших ко­нечных целей. Люди Гейнлейна прямо-таки толкают их в объятия Москвы. Только ослабив давление, временно конечно, мы получим хоть какую-то свободу маневра.

—      Вы сами знаете, что это невозможно,— повысив голос, отчеканил Траутмансдорф.— Воля фюрера дик­тует политику, а не наоборот.

—      Что же тогда остается? Тонкая игра?.. Пока чехи уверены, что я работаю на них, дезинформация может пройти. Но надолго ли? Рано или поздно последует ра­зоблачение, и мы утратим контроль.— Виттиг прижался спиной к нагретому калориферу и, не глядя на собесед­ника, продолжал размышлять вслух: — Выгода сомни­тельна, а потери очевидны... Необходим какой-то дли­тельный, постепенно затягивающий процесс. Нечто вро­де дипломатической инсценировки?

—      Конкретно?

—      Пока не знаю. Но пьеса должна быть разыграна по всем правилам.

—      Это вопрос техники. Важна идея.

—      Идея проста, ибо не имеет альтернативы. Не ос­лабляя нажима, мы бы могли дать понять, что готовы, при известных условиях, разрешить спор мирным путем.

—      И Бенеш поверит?

—      А вот это нас не должно волновать. Главное, во­влечь в отвлекающий процесс.

—      Дельная мысль, Карл, поздравляю,— Траутмансдорф покрутил верньер приемника: передавали последние новости.— Когда речь идет о жизни или смерти, вы­бирать не приходится. Хватаются за любую соломинку. Но что мы получим в итоге? Договор с Москвой — ко­зырь в любых переговорах. Бенеш не выпустит его из своих лап. Мы ровно ничего не выигрываем.

—      А время? Оно всегда несет в себе новое качест­во. События могут повернуться так, что нам действи­тельно удастся катапультировать Чехословакию из договора.

—      Или Россию из Европы, что намного лучше.

—     Или Россию,— с чувством подхватил Виттиг.— Во всяком случае мы ничего не теряем.