"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Мы при князе условились, что здесь можно делать, а что нельзя. И вы поклялись повиноваться мне. Спорить я с тобой не буду. Но еще раз такое повторится – я тебя и всю твою дружину просто оставлю здесь, когда буду уходить.

Боярин Благожа не знал, что именно это и есть единственное принятое среди викингов наказание тем, кто ослушался вождя в походе. И не сразу понял, чего такого в этой угрозе. А потом сообразил – от Киева сюда добирались пять недель, и все по воде, а вокруг тысячи людей, обиженных русами и жаждущих снять с них живьем кожу…

– Вам, русам, эти жидины нас, полян, дороже! – процедил он. – За их шеляги вонючие вы нас, родичей своих, продадите!

– Продавать мы им будем бобров, которых вы наловите. А шеляги за это привезем вам же. Вы уж там их нюхайте сами, вонючие они или какие.

Условия похода обсуждали еще в Киеве, на многочисленных пирах между возвращением Ингвара из полюдья и отплытием дружины.

– Греки хотят, чтобы Самкрай разорили полностью, – рассказывал Асмунд, когда о предстоящем деле впервые заговорили подробно. – Сказали, берите, чего хотите, людей, скот, добро, но кого не сможете увезти – убейте, скот перережьте, город подожгите.

– Только он не сгорит – там кирпич и глина, – возразил Ранди. – Крыши из травы и соломы, и те глиной замазаны.

– Ну, хоть обуглится.

Кудря, Ознобиша, Мякина и другие славянские вожди оживленно переглянулись. Обходя с полюдьем владения – и бывшие Олеговы, и свои наследственные на Волхове, – Ингвар везде звал людей присоединиться к походу на теплые моря, поначалу не открывая, что речь идет о каганате. Поскольку он обещал кормить всех и помочь со снаряжением, желающие находились легко. Каждая волость собирала совет по этому поводу, решала, участвовать или нет. Большинство склонялось поддержать князя – живущие вдоль торговых путей давно знали, что такое серебро, шелка, красивая поливная посуда, вино и приправы. Возражали лишь приверженцы дедовых обычаев, но и они, сидя на братчинах в простых портах домашней работы, чувствовали себя неуютно среди щеголей с шелковой отделкой на крашеных свитах, хвалившихся серебряными перстнями и узорочьями жен. И девки на Купалиях сбегали замуж в те роды, где покупали снизки.

Но все это нужно было выменивать у княжеских людей – на шкурки, мед, полотно и прочее. А льняная тканина, годная на сорочки, менялась на гладкий некрашеный шелк из расчета один локоть к ста. Теперь же сами русы предлагали пойти за море и набрать всего этого даром – сколько сможешь унести. Поэтому в каждой волости старейшины выделяли «охотников»: где пять человек, где десять. Особенно тех, кого не жаль, если сгинет – в каждом роду есть такие. Лишь те, кто посмелее, отправляли толковых парней и молодцов. Назначали над ними старшего, кто и вел своих людей по замерзшим рекам в Киев. И уже по возвращении из полюдья князя эти старшие были рады узнать, что цель похода – западная окраина каганата. Та страна, что виделась Золотым царством из сказаний, полным сокровищ.

– Это мы мигом! – заговорили они.

– Там одного полону сколько будет!

– Девок себе наберем!

– Все бабы в паволоки оденутся, еще работать не захотят!

– Вот пусть хазарские девки и работают!

Но иные из русов, услышав о полном разорении Самкрая, покачали головами.

– Роман хочет, чтобы мы уничтожили соперников греческим купцам, – с пониманием кивнул Ранди Ворон. – Чтобы на Боспоре Киммерийском больше негде было торговать рабами и шкурками и все это везли только в Царьград.

– Евтихий еще сказал, жидинов режьте, как курей, – добавил Вефаст. – У них, греков, со своими местными жидинами нелады в последние годы, вот и хочет, видно, припугнуть.

– Так чего не порезать-то? – воскликнул Благожа с реки Рупины. – Мало хазары эти жидинские наших дедов резали, мучили? Теперь-то мы за них спросим!

– Ранди, объясни им, – предложил Ингвар.

– В прежние годы хазары сами губили свои торги тем, что запрашивали с нас две десятины, – начал тот. – Поэтому мы возили свой товар к грекам, но у нас все же был выбор. Греки знали об этом, и потому Олег Вещий добился от них таких выгодных условий договора о торговле. Не только потому, что однажды сжег поселения на Боспоре Фракийском. Теперь же греки хотят, чтобы мы уничтожили Самкрай, безнадежно рассорились с каганатом и сами себя лишили выбора. Если мы это сделаем, то сможем продавать свои куницы только грекам. И тогда они уже спросят с нас хоть три десятины – нам будет некуда деться.

– Ну, так чего? – спросил Ознобиша. – Мы ж добычу уже возьмем!

– А коли возьмем, греки не отнимут! – подхватил Требигость.

Было видно, что он и его товарищи не понимают, к чему это все.

– Греки хотят нашими руками победить не только хазар, но и нас самих тоже, – пояснил Мистина. – Мы сами лишим себя выбора, и они смогут драть с нас три шкуры. Но мы не такие дураки. Потому, княже, – он посмотрел на Ингвара, – думаю, будет умнее взять с жителей Самкрая выкуп, но сохранить город и его торговлю.

– И предложить им за это договор, который нас устроит, – подхватил Ранди. – Когда наши люди будут в городе, уже у хазар и рахдонитов не останется выбора.

– А что грекам скажем? – спросил Ингвар.

– Скажем, что нам пришлось очень тяжело, в городе оказали большое сопротивление, – ответил Хельги. – У нас, я думаю, не найдется очень много времени на все, когда тудун со своим войском будет всего лишь через пролив, под Каршой?

– Ну, так взять всего побольше и восвояси! – воскликнул Требигость.

– Меха и прочее нужно сбывать каждый год, – напомнил Ранди. – И чем более выгодных условий торга мы добьемся от хазар, тем больше серебра и шелков за каждый сорочок шкурок будут получать ваши бабы.

Судя по лицам славянских старейшин, они его не понимали. До Олега Вещего заморская торговля находилась в руках хазар, после него – русов, а славянам хазарские и греческие города пока виделись лишь сундуком с сокровищами, куда надо поглубже запустить руку, раз крышка приподнята. Первый на их памяти поход за море казался единственным. Что такое «каждый год»? Сейчас раздобыть бы чего-нибудь, чтобы потом хвалиться на братчинах!

Не так на это смотрел Ранди, для которого даже военный набег был всего лишь средством улучшить условия торговли. Причем крайним средством, к которому прибегают лишь в последнюю очередь. Но этот случай настал, поэтому он без колебаний послал с Хельги своего родного сына, зная, что тот будет очень полезен.

Хельги тоже хватало ума смотреть дальше нынешнего дня. Поэтому он следил, чтобы с первого же дня после соглашения со старейшинами Самкрая о выкупе прекратились убийства и совсем уже беззастенчивые грабежи. Не возбранялось рассовывать по пазухам красивые диковинки и задирать бабам подолы, но и эти вольности кончались, едва та или иная община выплачивала свой выкуп полностью и получала глиняные печати. С этого дня старейшины имели право приходить к Хельги конунгу с жалобами на незаконное притеснение – и не раз этим правом пользовались.

Когда уже почти все было собрано, Хельги вновь велел привести к нему старейшин.

– Могу вас порадовать доброй вестью, – начал он, вновь усевшись на сиденье тудуна. – На днях мы уходим отсюда. Но надеюсь, в будущем увидимся вновь, и тогда наши сердца откроются навстречу друг другу.

Даже напуганные и удрученные потерями на грани разоренья, старейшины и торговцы не удержались от горьких ухмылок.

– Ты имеешь в виду раскрыть наши сердца при помощи секиры? – Отважный Асах бросил на него гневный взгляд голубых глаз.

– Нет, я имею в виду, когда между нами установятся добрые и справедливые отношения. – Хельги будто не заметил взоров, ясно выражавших, о какой справедливости для него мечтают боспорцы. – Нам пришлось прийти сюда с оружием, чтобы прорубить себе дверь, когда ее не захотели открыть добром. Но теперь, я думаю, все поняли, что это была ошибка, вы же неглупые люди. Поступим так: я забираю детей у каждого из вас, – все разом вскинули головы и впились в него глазами, – но обещаю, что им не будет причинено никакого вреда, урона здоровью и чести. Я увезу их с собой. Когда же вернется тудун, то есть ребе Хашмонай, или кто-то от кагана, кто вправе заниматься этими делами, он пошлет ко мне послов с условиями договора о торговле. И когда мы заключим договор, вы получите своих детей назад.