Жена комиссара - Светлана Шахова

продукты: молоко, хлеб, муку, крупы.

– Пани Лиза, – зашептала она, хотя в доме были все свои. – Боюсь, не стали бы немцы советским запреты чинить. Хорошо, что у вас всё семейство давно по-польски говорит. Пойдёмте вместе. Паспорт спрячьте дома. Если что, скажете, потеряли. А я засвидетельствую, что вы при нас – работники. Вон, мол, какое хозяйство, самим не справиться… Пока Наденьку сюда пришлите, пусть поможет с малышами.

– Она уже собралась. Не успею домой вернуться, как тут будет, – ответила Елизавета и поспешила к себе.

У калитки столкнулась с дочерью.

– Мама, там бабушка… – она замялась. – Ну, в общем, сами с ней разговаривайте. Я побегу.

Елизавета нашла Кириковну тихо сидящей на кровати. Пальцы сжимали носовой платок, в глазах застыли слёзы.

– Лизонька, – тяжело вздохнула та, – ступай с детками без меня.

– Да как же так? – взвилась Елизавета. – Надо сразу отправляться, прямо сейчас. Непременно надо. Никто не знает, когда бомбёжка начнётся. Я видела, люди уже к деревне потянулись.

– Ты не поняла, милая. Никуда я не пойду. Ни теперь, ни после – совсем. Ноженьки болят, только обузой вам буду, а ещё хуже – упаду посреди дороги, так затопчут меня. Лучше уж одним разом, да и к Богу.

Арина расплакалась. Елизавета принялась увещевать. Коля пытался поддержать.

– И не уговаривайте, – зашептала Кириковна. – Спасибо и на том, что тогда из лесу меня вывели, дали ещё чуток пожить на белом свете. Но более мыкаться нет мочи. А тут пока за домом присмотрю. Чай, вернётесь скоро…

Она проводила до порога, перекрестила каждого.

– Ну, подите с Богом. Авось ещё свидимся, – сказала умиротворённо.

Переступив порог, Елизавета оглянулась и увидела, как Кириковна побрела к окну.

На улицу с ближайших окрестностей стекался народ. Кто-то ехал на телегах, запряжённых лошадьми. Другие спешили своим ходом. Елизавета с детьми пробралась к Мруковым.

Глава семейства подхватил с земли чемодан. Остальные разобрали сумки. Надя покатила коляску с малышом. Обе семьи влились в человеческий поток, устремившийся к окраине города.

На подходе Коля отклонился от колонны.

– Что это впереди? Будто земля перекопана? – крикнул он удивлённо.

– Немцы уставили бункрэ (блиндажей понастроили – прим. автора), – пробасил пан Мруков.

Неожиданно движение стало притормаживаться, а потом вовсе остановилось.

– Пойду, разведаю, что там, – шепнул Коля и припустил бегом.

Не успев его остановить, Елизавета хотела броситься вдогонку, но Арина повисла на руке, заныла:

– Мама-а-а, не ходи-ите, братик скоро сам вернё-ё-ётся.

Коля действительно не заставил себя долго ждать. Запыхавшийся, он на ходу затараторил:

– Там пропускной режим устроили. Вещи и телеги обыскивают.

– Ясно, проверяют, что б им чего не подкинули, – шепнула Ханна.

– Мама, я боюсь, – пискнула Арина.

За два года работы на складах Елизавета настолько привыкла к досмотрам, что даже удивилась испугу дочери, но, быстро опомнившись, подняла её на руки, прижала.

– Всё хорошо, – мягко проговорила в маленькое ушко. – Я с тобой, а значит, ничего не случится… Вот мы уже подходим. Давай-ка пропустим вперёд пана и пани.

Она притормозила, становясь за поляками. Пока те переговаривались с патрульными, потихоньку «пшекала» по-польски с детьми. Их пропустили без проволочек.

Началась лесополоса. Стало продвигаться труднее. Потянуло дымком. Вскоре показался и костерок. Глядя на разбросанный по поляне скарб и людей, снующих вокруг, Елизавета ужаснулась: «Неужели останутся в лесу ночевать?»

На подходе к ближайшей деревне открылась всё та же картина, только не среди сосен, а на поляне, вблизи домов. Расположившись лагерем под открытым небом, взрослые разводили костры, дети без сил валялись на траве.

Двигаясь вдоль деревни, Мруковы стучались в окна, желая оказаться в числе счастливчиков, которым удавалось попасть к жителям. Однако беженцев было слишком много, чтобы разместить всех.

– Если и здесь откажут, придётся оставаться на улице, – сокрушённо проговорила Ханна, с трудом добравшись до последнего двора.

На стук открыла сухонькая старушка.

– Ох, батюшки! Сколь вас, родненькие! И рада бы баба Марфа приютить, да г’де ж столько места найтить?

– Не откажите от ночлега, Бога ради! – взмолилась Елизавета. – Нам до соседней деревни с малыми детками не дойти.

– Я могу на участке спать! – выкрикнул Коля.

– И я! Вон жарища какая!

– Надя, я тоже с тобой!

– Аришк, возьму тебя, если мама разрешит.

Хозяйка поправила платок.

– Ну, коли так, проходите, добры люди. Чай, вы сюда не на всю жись, – лопотала она, семеня впереди гостей в дом. – А скоро ль г’ород освободять, не слыхали?

– Кто вье? Зечна бамбаровать, там бенде ясне (кто ж знает? Начнут бомбить, там ясно станет – прим. автора), – деловито пробасил пан Мруков.

Ханна выставила на стол банку с молоком, разобрала сумку с продуктами.

– А вот мы сейчас галушек наварим да наедимся!

– Мама, сделайте сначала тюрю, – тонким голоском пропела Агнешка.

– Ах да! Вот я и хлебушек с вечера испекла.

Пани отломила большую горбушку каравая, накрошила в тарелки, залила молоком. Пока дети жадно заглатывали холодный суп, Елизавета замесила пресное тесто, налепила шариков. Тем временем Ханна смешала в кастрюле воду с молоком, вскипятила, отправила туда самодельные галушки.

– А-ах! Мисцо луб тварог звинаг ду честа (мясцо бы или творожок в тесто закатать), – мечтательно проговорил пан, пробуя на готовность.

Елизавета черпаком разлила горячее по тарелкам.

– Скажите, Марфа, нет ли здесь кого, кто за работу может молоком и другой провизией расплатиться?

– Та вон хоть Литвинские. У их хозяйство всем на зависть. Туть и друг’ие нанимають работничков. Токмо не ленись. Но ваши-то польские не идуть, одни советочки…

Ночью Елизавета всё ждала, когда начнутся взрывы. Однако в небе, пронзаемом мощными лучами прожекторов, лишь гудел рёв моторов, да земля едва подрагивала от дальних одиночных орудийных залпов.

Она подняла Колю спозаранок.

– Пойдём, сынок, еду добывать.

– Ага. Надюху будить?

– Нет, пусть присматривает за малышами. Пани Ханна в долгу не останется. Да и Аринка при ней, нам мешаться не будет.

Литвинские приняли без лишних вопросов, потому к вечеру работники вернулись с молоком, хлебом и яйцами.

Елизавета принялась разбирать сумку.

– А народ-то понемногу разбредается. Кто-то назад, а кто-то в другую сторону. Видно, в дальние деревни потянулись, – сказала она, аккуратно передавая Ханне узелок с яйцами.

– Здесь – вблизи от города – всё равно что у нас на окраине, – ответила та и взялась взбивать омлет.

– Вот и я о том: ухнет – негде укрыться. Да и деревенским всех не прокормить. Может, вернёмся восвояси. Там будь что будет, но лучше уж дома под бомбёжкой сидеть, чем по чужим дворам хорониться.

Переночевав ещё одну ночь, обе семьи отправились в город. На подходе к пустырю показались маленькие движущиеся фигурки.

– Мама,