И на дерзкий побег - Валерий Николаевич Ковалев

всех выстроили. С крыльца здания рядом с пулеметной вышкой спустилась группа офицеров в белых полушубках с портупеями. Впереди — сухощавый хромой полковник в папахе, опиравшийся на трость. Он внимательно осмотрел первую шеренгу, на миг задержав взгляд на Лосеве.

Пройдя к центру угрюмо стоявшей колонны, группа офицеров остановилась напротив. Полковник выступил вперёд.

— Вы прибыли в исправительно-трудовой лагерь «АЗ-18»! — произнёс он громким, чуть хрипловатым голосом. — Лагерь воровской! Если хотите здесь выжить, заставьте блатных работать! В противном случае подохните! Насколько знаю, все здесь фронтовики. Я тоже. До сорок третьего командовал полком.

Затем что-то сказал стоявшему сбоку майору (тот кивнул) и похромал к крыльцу.

— Нале-во! — заворочал шеей майор. — Шагом марш в зону!

Охранники распахнули вторые ворота, колонна стала втягиваться внутрь.

«Неужели Дынин? — думал шагавший в крайней шеренге Лосев. — Нет, такого не может быть».

Зимой сорок третьего в районе Касторной его рота штрафников в составе трёхсот бойцов получила приказ взять одну из господствующих высот и удерживать её до подхода основных сил. Таким оказался стрелковый полк Дынина, вместе с которым рота участвовала в освобождении Воронежа. Комполка оценил помощь Лосева, представив к награде, и предложил у себя должность комбата взамен выбывшего. Николай согласился.

Награду, орден Красной Звезды, вскоре получил, а вот назначение не состоялось. Зарубило вышестоящее командование.

— Знать не судьба, Николай — посетовал тогда комполка, пожав руку на прощание. — Даст Бог, свидимся.

И они расстались.

В зоне этап для начала сводили в баню, где заключенные смыли с себя пот и копоть, а затем отвели в столовую. Там впервые за время пути выдали горячую пищу. Потом, осоловевших и расслабленных, их подвели к одному из бараков в конце лагеря.

— Здесь будете жить. Устраивайтесь, — сказал представитель лагерной администрации, чернявый старший лейтенант в кубанке и хромовых сапогах. — Сегодня отдых.

После чего, развернувшись, пошагал обратно.

Барак был щитовой, с внутренней засыпкой, длиной метров пятьдесят, шириной десять. Крыша дощатая, поверх толь, в боковой стене прорезная дверь, у потолка ряд замерзших окошек. Пол внутри земляной, по бокам секции со шконками (так здесь назывались нары). Вдоль прохода — четыре холодных печки из железных бочек, у дальней торцевой стены — дощатый стол с лавками.

Стали размещаться по секциям уже устоявшимися в пути группами. Хлопнула обитая тряпьем дверь. Появился мордастый старшина с желтой кобурой на поясе.

— Кто тут Лосев?! — двинулся по проходу.

— Я, — обернулся от одной из шконок майор.

— Оставь вещи и пошли со мной.

— Хорошо.

Направились обратно.

— Что-то народу в вашем лагере маловато, — окинул глазами пустынную зону Лосев.

— Все на работе, — буркнул старшина.

— А вон те? — показал на группу дымивших папиросами заключенных у одного из бараков.

— Это блатняки, они не пашут, — старшина нахмурился. — Ладно, топай быстрее и задавай меньше вопросов.

Минут через десять подошли к бревенчатому зданию лагерной администрации. Дежурная смена пропустила на второй этаж.

— Жди здесь, — приказал старшина и скрылся за обитой войлоком дверью с табличкой «Начальник НТК». Через минуту вернулся: — Заходи.

В кабинете, под портретом Сталина в маршальском мундире, за массивным столом сидел тот же полковник в кителе с золотыми погонами и орденскими планками на груди.

— Заключенный Лосев. Статья 142 УК РСФСР, срок восемь лет, — представился Николай, сняв шапку.

— Вижу, что Лосев. Присаживайся, — начальник кивнул на стул за приставным столом.

— Вот уж не думал тут встретиться, Николай.

— Я тоже.

— За что получил срок?

Лосев рассказал.

— М-да, — пожевал губами. — Точно не знаешь, где потеряешь, где найдешь.

— А вы как здесь, Александр Васильевич?

— Лосев назвал начальника по имени-отчеству.

— Через месяц, как с тобой расстались, был тяжело ранен. Вместо левой ноги протез. На медицинской комиссии предложили перевод в систему НКВД. Дал согласие. Третий год обретаюсь тут. Был начальником лагеря под Магаданом, навёл там порядок. Недавно перевели сюда. Угощайся, — подвинул лежавшую на столе коробку «Казбека».

Лосев взял папиросу, размял. Дынин взял вторую. Чиркнул спичкой, закурили.

— Как тебе моя установка? — выдул носом дым.

— Заставить работать воров надо. Вопрос, каким образом? — Лосев пытливо взглянул на начальника.

— Силой, Николай. Забыл фронт?

— Там были фашисты.

— Эти ничем не лучше. Глубоко убежден.

— И в каких пределах применять силу?

— До конца.

— В смысле…

— Именно так. Кто не с нами, тот против нас, — ткнул папиросу в пепельницу. — Всю ответственность беру на себя. Никаких последствий для фронтовиков не будет. Кстати, не задумывался, почему на «Дальстрой» гонят воинские этапы?

— Была такая мысль.

— В таком случае делай выводы, — жёстко сказал полковник. — Так как? — уставился на собеседника.

— Будь по-вашему. Согласен, — ответил Лосев.

Потеплев глазами, Дынин поднял трубку стоявшего на столе телефона: «Зайди». И опустил на рычаг. Спустя короткое время открылась дверь, в кабинет вошёл майор с папкой в руках. Тот самый, что командовал в предзоннике.

— Мой заместитель по режиму Серебрянский, — представил начальник. — А это бывший сослуживец, — кивнул на Лосева. — Вместе брали Воронеж, командовал штрафной ротой. Давай, Юрий Иванович, присаживайся. Излагай конкретику.

— Значит так, — усевшись, заместитель открыл папку и разложил на столе план лагеря, аккуратно исполненный цветной тушью на листе ватмана.

В течение часа, дымя папиросами, оговорили все вопросы.

— Ну, как говорят, ни пуха ни пера. Надеемся на тебя, Николай, — пожал на прощание руку Дынин.

Обратно Лосев шёл под впечатлением разговора. Даже представить себе не мог, что может встретить здесь такого знакомого. Вот уж точно, пути Господни неисповедимы.

К вечеру из тайги в лагерь вернулись работяги, принеся каждый по чурке. Дневальные затопили печки, после ужина и личного времени состоялся отбой.

А когда в небе поплыла жёлтая луна, освещая призрачным светом землю, из дверей военного барака стали появляться группы. Каждая по пятнадцать-двадцать человек. Под телогрейками — рукоятки для кайл, топоры и короткие, остро заточенные пики. Впереди каждой — заключенный из местных. Тихо разошлись по сторонам.