"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Ну а как же! Его побочный сын, причем старший, сейчас спит на лавке в хозяйской избе на Свенельдовом дворе. Неужели где-то есть еще? Уж кому знать такого рода тайну, как не побратиму…

– Эльга… – Мистина встал и подошел к ней сзади, мягко положил руки на плечи, отчаянным усилием стараясь сосредоточиться на мыслях о благополучии их семьи, связанной двумя перекрестными цепями. – Ингвар любит тебя. И я люблю тебя. Мы хотим, чтобы ты была счастлива и никогда не знала горя. Мы оба умрем за это, если понадобится. Ты веришь мне?

Она обернулась и посмотрела ему в глаза. Взгляд его был прям и открыт, а немного тревоги на дне говорили скорее об искренности, чем о лукавстве. Лгал он куда веселее и увереннее.

Эльга подумала немного. Прямо перед ее глазами оказался оберег, висящий на его груди на кожаном ремешке – медвежий клык, на котором был вырезан тонкий узор. Мистина носил его под одеждой, поэтому сейчас Эльга увидела его впервые.

– Что это?

– Это Ящер, – радуясь передышке, Мистина повернулся к свету, чтобы она могла рассмотреть.

С одной стороны клыка мастер вырезал морду ящера и через дырочку в пасти пропустил серебряное колечко для ремешка. На другом конце был хвост, а пространство между ними покрывали красиво вырезанные чешуйки.

– Откуда у тебя такое?

– У моего отца был брат, он хорошо резал по кости. Он это сделал, когда я родился, чтобы мне отдали вместе с мечом. А когда я получал меч, его уже не было в живых. Если у меня когда-нибудь будет сын, назову Велерадом в его честь.

– А почему ящер… и медведь? Это ведь облики Велеса?

– В тот самый день, когда я родился, тронулся лед на Волхове. Это означало, что Ящер проснулся. Королева Сванхейд сказала тогда, что Ящер и медведь будут моими покровителями.

– Поэтому сила в тебе не уступает твоей ловкости, – Эльга подняла глаза к его лицу.

– И упорству. Я клянусь, – Мистина накрыл ладонью костяного ящера, – что сказал тебе правду. Если уж тебе нужны клятвы…

– Нет, – Эльга прикоснулась к его руке, отдавая клятву назад. – Мне не нужны твои клятвы. Ты сказал… что вы любите меня и желаете мне счастья. Если это правда… тогда ты прав, ненужные тайны не стоит тянуть на свет. А если это не правда… – Он хотел что-то сказать, но смолчал. – То лучше я поверю тебе и дам себя обмануть, чем не поверю и обману себя сама.

Мистина не нашел, что добавить, и лишь глубоко вздохнул от облегчения. Он все-таки сумел направить ее подозрения в другую сторону – в ту, куда мысли женщины устремляются легче всего. Но не солгал в самом важном. И если не вывернулся из петли, которую краснорожий бес накинул ему и Ингвару на горло, то наполовину ослабил натяг.

Но это не значит, что Хельги может отныне жить спокойно. При всей своей беззастенчивости Мистина видел свою честь в преданности вождю – с кем познакомился, когда тот едва учился ходить. Новоявленный брат княгини вздумал угрожать Ингвару и тем приобрел врага, в ком соединились сила медведя, ловкость ящера и упорство текучей воды.

А то он не понимал, что делает, когда метнул сулицу в спину Князя-Медведя – воплощенного пращура северных кривичей! Отосланная в медвежье логово девушка была нужна Ингвару, и ради него Мистина охотно вышел бы на тот мост, где ждет поединщика трехголовый змей из славянских преданий.

Взяв сорочку Мистины, Эльга обернулась, хотела что-то сказать… Но увидела, каким жестким стало его лицо, как прищурились глаза и гневно дрогнули покрытые засохшей кровью ноздри – и поняла: это не все. За три года общей жизни она несколько раз видела у Мистины такое лицо, и всегда это означало готовность к немедленной драке. Не пользы дела для, как сегодня, а от рвущейся из сердца ярости. А еще у нее впервые мелькнуло ощущение, что сама она сделала тот выбор, который Мистина не так давно просил ее сделать. И стало страшно.

Род – это то, что всегда с тобой. А переходя на сторону тех, к кому влечет не общая кровь, а лишь чувство сердечного доверия, по большому счету остаешься с судьбой один на один.

Свой платок, закапанный кровью Мистины, Эльга спрятала, чтобы завтра сжечь. Подмывало оставить его себе – с человеком можно сделать что угодно, имея лишь каплю его крови, – но Эльга подавила соблазн. Мистина оставил ей этот платок, потому что доверяет. А доверяет – потому что он муж ее сестры и отец ее племянников. Только так она и должна на него смотреть.

Потом Эльга сходила проверить, как там Святка. Ребенок с самого их вокняжения жил с нянькой в другой избе, где раньше обитала Мальфрид и где Эльга в те три года провела столько дней и вечеров. К Ингвару в любое время могли ввалиться двое-трое воевод, чтобы обсудить кое-что, чего не стоит обсуждать в гриднице. И иногда эти разговоры бывали такими долгими и шумными, что Эльга подумывала сама перебраться в избу Мальфрид, построенную как раз из-за этих причин. Не ляжешь и за полночь, а ей до зари вставать смотреть за дойкой!

Но переезжать Эльга не спешила. Ей были любопытны эти разговоры Ингвара с ближайшими соратниками. Муж достаточно доверял ей, чтобы не гнать, а у нее хватало ума не вмешиваться, пока не спросили. И сегодня, когда Ингвар вернулся в избу, она не стала упоминать о замысле послать в Самкрай Хельги. Пусть Мистина скажет. Лишь подумала: вот что значит – ее муж стал князем. Теперь за его правоту кто-то другой обдирает кулаки. И пока цена его правоты – всего лишь разбитый нос побратима. А потом – мертвые тела по всему полю… Не раз, не два и не десять.

– А где твои хазарки? – Ингвар огляделся.

– Они в девичьей ночуют.

– Вечно они тут у тебя крутятся.

– Целее будут. Разве они тебе мешают?

– Да хрен с ними! – отмахнулся Ингвар. – Вот где этот йотунов Рахваил… или как его там, морду козлиную?

– Рахваил? Дядя Мирави? – Зная, что сегодня никто уже не придет, Эльга с облегчением сняла волосник и стала расплетать косы, чтобы расчесать и заплести на ночь. – А тебе какая в нем корысть? Сорок шелягов принесет? Так и те не наши – Свенельдовы!

– Он же рахдонит. У нашего Гостяты родня о-го-го…

– Что ж ему эта родня сорок шелягов подарить не может?

– Потому что эти морды за шеляг удавятся! – Ингвар сел на постель и напряженно уставился в пустоту. – Вертится мысль какая-то… Ведь нам брать этот троллев Самкрай, а Рахваил и прочая его братия туда вхожа, как к себе домой. И пока у нас в руках их бабы и девки… можно из этого кой-какую корысть выжать, да не соображу какую…

«Ингвар любит тебя…» – вспомнила Эльга, водя гребнем по волосам. Сейчас на его лице отражалось напряженное раздумье, и мысли его были далеки от любви.

– А откуда берутся рахдониты? – спросила она, отгоняя мысли о тайне.

Ведь она почти пообещала Мистине больше не допытываться. Не так чтобы словами, но, если она сейчас попытается просверлить гору, это будет нечестно.

– Откуда берутся? – Ингвар посмотрел на нее. – Бес их знает. Они все жидины…

– Хазары?

– Нет. Ты что, рахдонитов не видела? Их возле рабского рынка каждое лето толчется, как мошкары на болоте. Они не хазары, у них другая какая-то страна есть, – Ингвар нахмурился, пытаясь вспомнить. – Или была… Далеко где-то.

– Дальше Царьграда?

– Дальше. Но приезжают они из Царьграда, когда не из Самкрая. Их в Царьграде чуть ли не больше, чем в самом каганате.

– И вы будете Самкрай приступом брать? – прошептала Эльга, присев рядом с ним, хотя в избе никого больше не было.

– Не мы! – Ингвар недовольно нахмурился. – А я еще не знаю кто. Вот, эти рыла говорят: ты стал робким! – Он в досаде ударил себя по колену. – Будто я бы сам не хотел пойти на этот троллев каганат! Да кто же меня пустит! Свенельдич сам первый и не пускает! Ты, говорит, князь, тебе нельзя, сиди дома и правь рулем. Вдруг ты уйдешь, а здесь что случится? Одних послов снаряжай, других встречай, купцов провожай через пороги… Пока все не наладится, года три-четыре мне не до заморья. А так, само собой, приступом придется брать. Сами же нам хазары ворота не отворят. Хорошо если правда тамошний воевода к Карше уйдет.