Душа Лахора - Читра Банерджи Дивакаруни

Джавахара. Накрыв голову, ступаю в прохладный полумрак, готовясь к озадаченным взглядам и вопросам. Но в большом зале никого нет.

Перед глазами у меня все мутнеет от слез. Я с трудом дохожу до платформы под навесом, где лежит «Гуру Грантх Сахиб», и падаю на колени. Последняя надежда исчезла. Побег в Гуджранвалу не решит моей проблемы. Рано или поздно Манна приведет другого мужчину. И даже если тот будет молодым и красивым, я его возненавижу.

– Что случилось, бети? – Седобородый грантхи[50], которого я до сих пор не замечала, наклоняется ко мне со своего места у священной книги.

От доброты в его голосе я плачу еще горше.

– Я хотела найти Саркара, но он ушел.

– А зачем тебе нужно его видеть?

– Потому что я люблю его больше жизни. – Слова эхом отдаются по залу, удивляя меня. Я не собиралась такого говорить и до сих пор даже не осознавала глубину своих чувств.

Возможно, грантхи чувствует мою искренность.

– Саркар отпустил своих людей и пошел на террасу. Хотел побыть в тишине.

Я цепляюсь за тонкую нить надежды.

– Можно мне туда? Я не буду беспокоить махараджу, честное слово. Если он не захочет меня видеть, я сразу уйду.

Проходит целая вечность. Потом грантхи кивает и показывает мне на узкую лестницу.

* * *

Наверху меня слепит блеск солнечных лучей, отражающихся от полированного камня. Я оглядываюсь в поисках Саркара, но никого не вижу и огорченно опускаюсь на горячие плиты. Они обжигают сквозь тонкую ткань курты.

О Вахе Гуру, я опоздала.

И тут я замечаю движение у дальней балюстрады, трепет белой ткани на фоне белой же стены. Саркар стоит неподвижно и смотрит на город так, будто никогда его раньше не видел. Я хочу подбежать к нему, но заставляю себя идти медленно, как полагается в доме молитвы. Повелитель одет еще проще, чем обычно: самый неброский тюрбан, хлопчатобумажная курта. Борода у него спуталась, а во всей позе такая печаль, что, не будь он правителем, я бы его обняла.

Я не издаю ни звука, но он молниеносно разворачивается, сжимая в руке кинжал-кирпан. Может, Саркар теперь и правитель, но сначала он был воином.

– Джиндан! – резко произносит он. – Что ты здесь делаешь?

Неужели с моей стороны наивно было надеяться, что он обрадуется при виде меня? Ну я хотя бы уйду с достоинством.

– Я пришла попрощаться. Извините, если помешала вашим молитвам.

Если он попрощается в ответ, для меня все кончено.

Но он говорит:

– Сегодня моя душа слишком отягощена виной, чтобы молиться. Я просил прощения у женщины, которая умерла годы назад именно в этот день. Если б не она, я не стал бы правителем. А я заставил ее умереть от разбитого сердца.

– Ваша жена, Саркар?

– Моя теща.

Я жду. Молчание всегда хорошо действует.

Наконец он продолжает:

– Ее звали Сада Каур. Ее дочь была моей первой женой – это был неудачный политический союз. Я никогда не любил Мехтаб, но Сада стала мне ближе собственной матери. Она увидела во мне то, чего не видел никто другой, и убедила, что я способен на великие дела, что я смогу объединить сикхов и сделать их мощной силой. О, каким она была воином! Каким стратегом! Она знала: кто владеет Лахором, тот владеет всем Пенджабом. Сада вела переговоры от моего имени и въехала в город рядом со мной. Благодаря ей люди открыли ворота, и мы завоевали Лахор почти без кровопролития.

На мгновение я забываю о своих бедах.

– Женщина-воин!

– Да. Таких, как Сада Каур, – одна на лакх. Но с годами ей захотелось больше власти. Она стремилась принимать государственные решения. Требовала, чтобы я даровал земли детям Мехтаб. Ругала меня за непродуманные браки. Какому мужчине такое понравится? Я велел ей удалиться от дел и передать управление поместьями внукам. Она рассердилась. Мои шпионы выяснили, что она вступила в тайный сговор с британцами. Я пригласил Саду в Лахор, а когда она приехала, доверившись мне, я посадил ее в тюрьму.

Это непривычная для меня сторона личности Саркара.

– Она заболела – наверное, от потрясения и моего предательства. И умерла.

– Какой жестокий конец, – вздыхаю я, не в силах удержаться.

Махараджа тяжело опускается на скамью.

– Она не переставала просить, чтобы я к ней пришел, но я отказывался. Все говорили, что я безжалостен. А ты согласна?

Я опускаюсь на колени и беру его за руку. Мне очень хочется утешить Саркара, но я не стану врать. Сердце у меня болит при мысли о Саде. Наконец я говорю:

– Ваши действия были безжалостными, но вы думали о благе Пенджаба. Вы не могли позволить Саде Каур сотрудничать с британцами. Она погубила бы все, за что вы так долго боролись. И в тюрьме вы не могли ее навестить, потому что слишком любили. Лицом к лицу Сада могла бы все-таки склонить вас на свою сторону.

Правитель ошеломлен.

– Ты мудра не по годам. Как ты догадалась, о чем я думал? Даже министры думали, что я просто хочу больше власти.

«Я догадалась, потому что люблю тебя», – думаю я, но не могу себя заставить сказать это.

Саркар поднимает меня, чтобы я села рядом с ним. Мы вместе смотрим на крыши Лахора, серые и неяркие под густым куполом дождевых туч.

Потом он говорит:

– Карма рано или поздно возвращается к человеку, а это всего лишь один из моих дурных поступков. Неважно, если пострадаю я. Но я молю Вахе Гуру, чтобы он не заставлял Пенджаб платить за мои грехи.

В его словах чувствуется что-то зловещее. Но не успеваю я сказать «Храни вас Вахе Гуру», как Саркар меняет тему:

– Довольно прошлого. Ты говорила, что пришла попрощаться? – Голос у него вежливый и нейтральный.

Надо попытаться еще раз.

– Да. Я не могла уехать, не повидав вас.

– Куда ты едешь?

– Обратно в деревню. Я убегаю. – И тут я рассказываю ему все: про план Манны, про ненавистного жениха.

В его единственном глазу читается легкое веселье.

– А какой тебе нужен жених, юная Джиндан? Высокий, мускулистый и красивый? Может, кто-то из моих кавалеристов? Могу тебе подобрать подходящего.

От гнева я забываю о благоразумии.

– Вы шутите? Вы считаете меня ребенком? Торговец – неплохой человек, многие бы согласились. Но мое сердце уже занято. Оно хочет вас. Только вас.

На мгновение его единственный глаз вспыхивает. От гнева, удивления или чего-то другого?

Я уже столько сказала, что можно и договорить.

– Оставьте меня при себе! – умоляю я. – Я не высокородная,