Тысяча кораблей - Натали Хейнс

— Мы еще увидимся? — спросила Хрисеида.

— Разумеется. Лагерь не настолько велик. Мужчины будут часто сражаться, и мы разыщем друг друга. Утром. У воды. Запомнишь?

Хрисеида снова кивнула. Она никогда не забудет того, что сказала ей Брисеида.

Брисеида шла в пяти шагах позади человека, убившего ее семью. Она смотрела, как напрягаются его гладкие икры (невероятно гладкие после стольких лет сражений), когда ступни касаются земли. Ахилл был высок, широк в плечах и узок в бедрах. Бицепсы у него были мощные, точно ляжки быка. Но ступал он так легко, что кожаные сапоги даже не скрипели при ходьбе. Мужчина, шедший рядом с ним, был не так высок, широк в плечах и могуч. Волосы у него были темнее, мышиного цвета, а кожа покрыта мелкими боевыми отметинами — пунцовыми штрихами давно заживших ран. Ему явно приходилось шагать немного шире, чем он привык, чтобы не отставать от Ахилла. Брисеида видела, как он судорожно вращает бедрами, пытаясь идти в ногу. Именно спутник Ахилла каждые несколько шагов оглядывался, убеждаясь, что пленница следует за ними. Не воображал же он, что Брисеида сбежит: ее со всех сторон окружали мирмидоняне — люди Ахилла. Однако воин оборачивался, чтобы взглянуть на нее, а затем снова обращал взор на Ахилла.

— Напыщенный старый дурак, — говорил Ахилл. — Мне противно его отчаяние, которое я прямо-таки осязаю.

— Конечно, Агамемнон в отчаянии, — заметил его спутник умиротворяющим тоном, будто успокаивал встревоженного коня. — Царю, как и всем остальным, известно: ты величайший из греков. Он чахнет от зависти, которая пожирает его изнутри.

Ахилл кивнул.

— Сколько еще жизней я должен отнять, Патрокл? — спросил он и внезапно сделался похож на обиженного ребенка. — Когда мне наконец отдадут должное?

— Люди отдают тебе должное, — откликнулся его друг. Но говорил он вяло, и в голосе его слышалось скорее утешение, чем возражение. — Неудивительно, что Агамемнон не признает твоего превосходства. Что же тогда останется ему?

— Мелочная гордыня, — отрезал Ахилл. — Большего он и не заслуживает. Агамемнон не сын богини, все его предки были прокляты. А он расхаживает, раздуваясь от собственной значимости, и первым прибирает к рукам сокровища, завоеванные моим, и только моим мечом.

Пятрокл ничего не ответил, но Брисеида почувствовала возникшее между друзьями напряжение.

— То есть не только моим, — поправился Ахилл.

— Бо́льшая часть добычи действительно завоевана твоим мечом, — пробормотал его друг.

— Моими мирмидонянами, под моим командованием, — согласился герой.

Брисеида видела, как Ахилл пронесся через ее город верхом на коне, размахивая мечом и разя любого, кто не ушел с его пути. Одного за другим он зарубил ее престарелого отца, сильного мужа, молодых братьев, обезумевшую мать, ни на миг не задумавшись, являются ли они достойными противниками, готовы ли сражаться. Царь мирмидонян убивал лирнессцев с необычайной легкостью. Его людям оставалось лишь забрать ценности, женщин и детей, которых добыл для них этот убийца-одиночка. Ахилл пытается утешить спутника, не обладающего такой же воинской доблестью, сообразила Брисеида, а Патрокл, в свою очередь, хочет успокоить друга. «Как любопытно», — подумала она. Два воителя решили проявить доброту друг к другу.

— Агамемнон выбрал не ту девушку, — улыбнулся Патрокл.

Ахилл покосился на него.

— Само собой. Он взял стоявшую первой. Царь аргивян всегда выбирает ту, которую стражники ставят в начало ряда. Как только остальные признали ее самой красивой, он сделал то же. Агамемнон вечно следует за другими. Даже за женщинами.

— Не представляю, почему они расположили пленниц именно в таком порядке, — заметил Патрокл. — Слепому видно, что твоя рабыня — самая красивая женщина, которую мы когда-либо брали в плен. Сама Елена не может быть совершеннее.

Ахилл улыбнулся, выражение его лица смягчилось, но Брисеида поняла, что мягкость эта притворная.

— Не представляешь? — переспросил он.

Его спутник остановился как вкопанный, но Ахилл шагал дальше, и другу пришлось вприпрыжку догонять его.

— Ты их подкупил! — воскликнул он.

Ахилл рассмеялся:

— Само собой. Ты сказал, что хочешь именно ее, а я захотел, чтобы она стала твоей. Я предпочел бы выбирать первым, на что имею полное право, но ты ведь не хочешь, чтобы я пререкался с Агамемноном по этому поводу. И вот я подстроил все в твою пользу. Мне было ясно, что царь ни о чем не догадается, потому что та, другая, моложе. Но эта понравилась тебе больше.

Патрокл промолчал.

— Ты ведь не сердишься, правда? — спросил Ахилл, и Брисеида снова услышала в голосе героя детские интонации.

— Конечно, нет, — ответил его спутник, похлопав друга по руке. — Я удивлен. Вот уж не думал, что ты способен на такие ухищрения.

— Это была идея Нестора, — признался Ахилл. — Хитрый старик сделает все, лишь бы сохранить мир, ты ведь знаешь. Даже если для этого придется обмануть царя, имеющего право первого выбора.

— Агамемнон и выбирал первым. Он никогда не сможет это отрицать.

— Вообрази себе его лицо, когда он взглянет на свою пленницу при свете факелов и увидит, что она еще совсем дитя, — заметил Ахилл. — Ты должен каждый день посылать свою новую рабыню за водой к его шатру, чтобы он видел, какую красавицу упустил.

— Непременно. Я сам отведу ее туда, лишь бы увидеть выражение лица царя и доложить тебе о нем во всех подробностях.

— Одно это окупает взятку, — усмехнулся Ахилл.

А Брисеида, опустив глаза, безмолвно продолжала следовать за ними.

Хрисеида сидела на низком табурете возле шатра аргивянского военачальника, жадно вдыхая чистый, просоленный воздух. В шатре Агамемнона воняло, как в грязной конюшне. Царь как будто не замечал удушливого смрада, который застревал у нее в горле. И никто из его советников, казалось, ничего не хотел говорить. Хрисеида видела, как они смеялись над царем у него за спиной. Невысокий коренастый человек с хитрыми тазами — Одиссей — и молодой, похожий на крепкое дерево Диомед строили гримасы, когда Агамемнон не мог их видеть. У соратников его покои тоже вызывали отвращение.

По крайней мере, у Хрисеиды имелись травы, которые дала ей Брисеида.