Серена - Рон Рэш

лихо скакать на коне, метко стрелять и прямо смотреть мужчинам в глаза, крепко пожимая им руку. На восток девушка перебралась только после смерти родителей.

Носильщик выставил саквояж на платформу и направился к багажному вагону, где находились прибывшие из Саратоги пожитки Серены и гораздо более скромный багаж Пембертона.

– Надо думать, Кэмпбелл уже доставил арабского мерина в лагерь? – поинтересовался Пембертон.

– Да, – ответил Бьюкенен, – хотя эта коняга чуть не прикончила мальчишку Вона. Твой мерин не только высок, но и крайне боек. Как говорится, с норовом.

– Что новенького в лагере? – спросил Пембертон.

– Без серьезных проблем, – покачал головой Бьюкенен. – Кто-то из рабочих наткнулся на следы рыси в лощине Лорел и решил, что там бродит горный лев. Уже несколько бригад отказались туда возвращаться, пока Гэллоуэй не сходит проверить.

– Горные львы? – оживилась Серена. – И часто они тут встречаются?

– Вовсе нет, миссис Пембертон, – поспешил обнадежить Уилки. – Рад сообщить, что последнего в этом штате застрелили в двадцатом году.

– Хотя местные жители упорно верят, будто один точно остался, – добавил Бьюкенен. – Всем здешним рабочим известны легенды о нем: не только о его огромных размерах, но и об окрасе, который меняется от рыжеватого до черного. Как по мне, эти сказки хороши, пока остаются сказками, но ваш супруг считает иначе. Он надеется, что чудище вполне реально, и мечтает на него поохотиться.

– До бракосочетания так и было, – внес уточнение Уилки. – Но теперь, раз уж Пембертон стал женатым человеком, я убежден, что он остепенится и откажется от охоты на мифических пум в пользу менее опасных развлечений.

– Надеюсь, мой муж не прекратит преследовать свою пуму, – возразила Серена, развернувшись так, чтобы обращаться не только к Пембертону, но и к его партнерам. – Он разочаровал бы меня, отказавшись от охоты. Пембертон из тех, кто не боится трудностей, потому я и вышла за него замуж… – Выдерживая короткую паузу, Серена улыбалась. – …А он женился на мне.

Носильщик выставил на платформу второй дорожный чемодан, и Пембертон распрощался с парнем, выдав ему четвертак. Серена же оглянулась на отца и дочь, которые теперь вместе сидели на скамейке, настороженные и молчаливые, точно актеры, выжидающие верный момент для своих реплик.

– Мы не знакомы, – заметила Серена.

Девушка продолжала угрюмо разглядывать ее, а первые, не совсем внятные слова были произнесены отцом:

– К тебе у меня нету дел. Я пришел потолковать с тем, кто стоит рядом.

– Его дела – мои дела, – отрезала Серена. – И наоборот.

Хармон кивнул на живот своей дочери, затем снова повернулся к Серене:

– Только не это дельце. Его провернули еще до твоего приезда.

– Вы намекаете, что она носит ребенка моего мужа?

– Я ни на что не намекаю, а говорю как есть, – сдвинул брови Хармон.

– Значит, вам крупно повезло, – поздравила его Серена. – О лучшем кобеле для случки нельзя и мечтать, на что указывает хотя бы размер живота. – После чего она перевела взгляд на дочь, чтобы обратиться к ней напрямую: – Только на этом везение кончается. Отныне место занято. Остальных его детей я выношу сама.

Фермер рывком выпрямил спину, и Пембертон успел заметить блеснувшую перламутром рукоять ножа, прежде чем та скрылась под полой плаща. Его удивило, что тип вроде Хармона мог обладать таким прекрасным оружием. Вероятно, случайный выигрыш в покер или семейная реликвия, доставшаяся от более обеспеченного предка. За стеклом кассового окошка мелькнуло лицо начальника станции – задержалось на мгновение и пропало. От стены расположенного рядом хлева для передержки крупной скотины за происходящим бесстрастно наблюдала группа крепких ребят, уроженцев местных гор; все как один служили в Бостонской лесозаготовительной.

Среди них был и управляющий по фамилии Кэмпбелл, в чьи многочисленные обязанности входило служить связующим звеном между работниками и владельцами. В лагере Кэмпбелл всегда носил серые хлопковые рубашки и холщовые брюки, но сегодня был облачен в комбинезон, подобно остальным трудягам. Нынче воскресенье, сообразил вдруг Пембертон и на миг ощутил беспокойство: он не мог припомнить, когда в последний раз смотрел на календарь. В Бостоне, рядом с Сереной, время представлялось ему сжатым в тисках смазанных циферблатов и стрелок: летящие часы и минуты не могли вырваться на свободу, составив дни. Так или иначе, миновали уже и дни, и месяцы, что подтверждал вздувшийся живот девицы Хармон.

Большие, пестрые от веснушек руки Хармона вцепились в край скамьи, и он слегка подался вперед, не отводя от Пембертона пристального взгляда голубых глаз.

– Вернемся домой, папа, – шепнула фермерская дочка, накрывая отцовскую ладонь своей.

Тот отмахнулся, словно от назойливой мухи, и слегка качнулся, поднимаясь на ноги.

– Черт бы драл вас обоих, – выдохнул Хармон, делая шаг к Пембертонам.

Распахнув плащ, он выхватил нож из кожаного чехла. На лезвие попали лучи полуденного солнца, и на краткий миг показалось, что Хармон держит в руке сверкающее пламя. Пембертон обратил взгляд к девушке, чьи пальцы обхватили живот, будто храня еще не рожденное дитя от стремительного развития этой ссоры.

– Отведи своего отца домой, – посоветовал ей Пембертон.

– Папа, прошу тебя… – взмолилась дочь.

– Позовите шерифа Макдауэлла! – крикнул Бьюкенен рабочим, которые следили за происходящим из-под стены хлева.

Бригадир Снайпс внял призыву и быстрым шагом удалился – но не к зданию суда, а в направлении пансиона, где проживал шериф. Остальные рабочие не тронулись с места. Бьюкенен шагнул было вперед, чтобы встать меж двумя противниками, но одним взмахом длинного ножа Хармон заставил его отступить.

– Разберемся здесь и сейчас, – прохрипел Хармон.

– Он прав, – кивнула Серена. – Доставай нож и немедленно уладь это недоразумение, Пембертон.

Хармон вразвалочку двинулся вперед, неторопливо сокращая расстояние между ними.

– Делай, что велено, – процедил он, приближаясь к обидчику еще на один нетвердый шаг. – Кого-то из нас точно потащат отсюда ногами вперед, слышишь?

Пембертон нагнулся, расстегнул саквояж телячьей кожи и отыскал среди содержимого подарок, врученный ему Сереной ко дню свадьбы. Вытянув из ножен охотничий нож, Пембертон понадежнее перехватил в ладони рукоять из лосиной кости; сжимать ее шероховатую поверхность было истинным удовольствием. На мгновение Пембертон позволил себе вновь поразиться тому, до чего искусно изготовлено оружие: баланс и прочность ножа, его лезвие, упор и рукоять были идеально выверены – совсем как у тех эспадронов, какими он фехтовал в Гарварде. Сняв куртку, Пембертон обернул ею запястье.

Хармон вновь шагнул вперед; теперь соперников разделяло менее ярда. Фермер держал нож высоко поднятым, задрав острие клинка к небу, что подсказало Пембертону: у его противника, будь он пьян или трезв, маловато практики в подобных сражениях. Дернувшись вперед, Хармон полоснул ножом воздух между ними: пожелтевшие от табака зубы стиснуты; жилы