"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

А потом я увидела…

Нет, не надо об этом.

Я и так слишком много наговорила о том, о чем мне давно уже не стоит упоминать.

Я закрыла Держане глаза, протерла влажным платком лицо, руки, шею, чтобы немного смыть смертный пот и следы крови.

Пошла, позвала детей. У них был вид горестный и растерянный: они тоже понимали, что наш привычный мир рушится сразу с нескольких концов.

Где-то там, снаружи, возник шум, но спустился к Подолу, не сюда.

А мы сидели вокруг лавки, где лежало тело Держаны.

Мне хотелось плакать: она в последние годы почти заменила мне мать, я так сжилась с ней, что теперь не представляла, как буду дальше… одна.

Но тут вбежал мой давний знакомец Радята, Ингваров хирдман.

– Боярыня! Где ты тут! – ликующе закричал он, ничего в избе не замечая: полутьма после ясного дня ослепила его. – Идем скорее! Князь и княгиня за тобой послали!

– Что у них?

Я встала.

– Князь Ингвар и княгиня Эльга!

– Что?

Он схватил меня за руку и непочтительно потащил наружу.

На полпути нам встретился Бьярки, но при виде меня повернул назад и пошел следом. Я хотела отослать его домой – дети там одни рядом с мертвым телом! – но он меня то ли не понял, то ли не расслышал, то ли впервые не захотел повиноваться.

Мало сказать, что Ингваров двор был полон людьми. Казалось, у ворот собрался весь Киев, и я даже испугалась: да что же здесь происходит?

– А ну, давай дорогу! – уверенно орал Радята, раздвигая толпу и волоча меня за собой.

Люди оглядывались, с готовностью расступались, охотно кланялись мне, хотя я вовсе их не знала:

– Боярыня! Матушка!

Какая я им матушка?

Во дворе было не пройти.

Я заметила бочки с пивом, выставленные на землю; по рукам ходили ковши, кто-то сунул голову прямо в бочку, его вытащили оттуда за волосы, по роже потекла пена…

Двери гридницы стояли нараспашку, изнутри неслись ор, пение, стук рогов и чаш по столу.

Буйство хуже, чем на Коляду!

Да что же такое происходит?!

После того чем этот день начался, я не ждала радостных новостей.

Радята повел меня зачем-то прямо в грид.

Здесь было ступить некуда: за длинными столами хирдманы и не пойми кто сидели чуть ли не на коленях друг у друга, и все это сборище пило пиво, стучало чашами, колотило рукоятями ножей и орало, точно в буйном хмелю:

– Слава князю Ингвару! Слава нашему князю молодому! На Царьград!

Я увидела Эльгу: она сидела во главе стола рядом с мужем, будто сегодня опять была их свадьба – сияющая и возбужденная. Глаза ее под белым убрусом горели звездами.

Вокруг мелькали столь же возбужденные знакомые лица: мои муж и свекр, Острогляд, Воибор, Гордизоровичи, Дорогожа, Руалд, Себенег…

Увидев меня, Эльга вскочила и бросилась обнимать.

– Я теперь княгиня! – кричала она. – Княгиня киевская! Ты понимаешь! Теперь Ингвар – киевский князь!

– А как же… Олег? – оторопело вымолвила я, не в силах понять, радостное это известие или ужасное.

Она перестала улыбаться и потянула меня за руку:

– Пойдем. Хрольв, проводи!

Так же, при помощи хирдманов – иначе двум женщинам было не пролезть сквозь толпу – мы выбрались во двор, потом прошли в Ингварову избу.

Здесь у дверей стояли двое варягов, внутри было почти пусто. Только лежал на лавке какой-то человек, а возле него сидела Хрольвова жена Славча.

– Ну что? – обратилась к ней Эльга.

– Да все так же, княгиня! – та встала и поклонилась.

Мы подошли.

На лавке, прикрытый по плечи одеялом, лежал наш родич Олег.

Глаза его были закрыты.

– Что с ним? – Я похолодела.

– Да жив он. Сильно по голове ударили. Никак в себя не придет. А я не возьму в толк никак – чем бы ему помочь… Ты пойми, я вся… – Она засмеялась, как безумная, потом схватилась за голову. – Я – княгиня! Ты понимаешь: я – княгиня киевская! Княгиня Русской земли!

– Понимаю! – вырвалось у меня. – Я тоже была княгиней, почти целую осень.

– Что? – Она уставилась на меня в изумлении.

Это было понятно: среди всех треволнений нашей киевской жизни было немудрено забыть мое недолгое первое замужество и Зорин-городок. Если бы не Держана и Дивиславовы дети, я и сама усомнилась бы, не приснилось ли мне это все.

– А! Ну, что ты! Это же… Киев! Отсюда же… все пути открыты!

У нее светилось лицо, а в глазах отражались такие дали, что простирались отсюда не только на полудень и на полуночь, но и в иные миры, не доступные взору обычных людей.

– Русам нужен смелый князь! – сказала она с гордостью, будто сама дала его киевлянам. – Такой, кто поведет их к славе! И теперь он у них есть!

В этот миг меня скрутило. Я метнулась к лохани.

– Что с тобой? – Эльга побежала за мной, придержала край моего убруса, схватила ковш, черпнула воды и подала мне вместе с рушником. – Душенька моя, тебе нехорошо? Как не вовремя! У нас такая радость, а ты хвораешь!

– Прости… – Я без сил опустилась на ближайший край лавки. – Это… от радости…

А сама подумала: ну да, все сходится.

Опять все приметы – одна к одной, теперь я уже знала это и без совета Держаны. После Коляды у меня будет уже трое детей.

Домой меня провожал Бьярки: оказывается, он ждал за воротами, будто верный пес, и я отпустила Хрольва, которого со мной послала Эльга.

Когда мы вышли, кто-то стоял поблизости, уткнувшись головой в тын: его выворачивало, как меня недавно, но по иной причине. Судя по красноватой луже, чрево с непривычки не вынесло красного греческого вина. Добрались до княжьих запасов…

Спина и разлохмаченная белобрысая голова показались мне знакомыми. Когда мы с Бьярки шли мимо, болящий обернулся, и я его узнала.

Это был Требимир по прозвищу Кровавый Глаз – Ингвар привез его из похода на Днестр. Из-за давней раны один глаз у него был налит кровью и производил жуткое впечатление. Он бывал у нас часто, но я его недолюбливала: у этого человека вовсе не было богов.

– А, боярыня! – При виде меня он выпрямился и захохотал, тяжело дыша и все же ухмыляясь во весь рот. Недостаток двух-трех зубов еще более уродовал его. – И ты здесь! Что, напугалась?

Я не поняла его: блюющих мужиков я, прости чур, не видела, что ли?

Это у нас-то на дворе? Да таких, как он, у меня челядинки по утрам метлой из гридницы гонят!

– Не бойся! – Он шагнул ко мне и попытался взять за локоть, но я отступила. Его красное лицо выражало пьяное торжество. – Я б не заел тебя! Что ж я, не понимаю? Боярыня все-таки! Жена воеводы… ик… моего… Я ж попугать только, чтоб кричала погромче и чтоб… воевода мог управы искать. А ты, – он взглянул на Бьярки и погрозил ему кулаком, другой рукой держась за тын, – ты, хрен кривой, мало мне в зад копьем не вдарил! Знал бы я, что ты такой проворный, тебя бы завалил сперва! Счастливы твои чуры! Мистина сказал: сторож чуть живой, не поспеет…

Меня обдало жаром, голова закружилась.

Я, наверное, побледнела, потому что Требимир переменился в лице.

– Да не бойся! – грубовато утешил он меня. – Кончилось все! Не будет вам больше вупыря… Не на вас мы волчью челюсть ковали…

Он похлопал по мешочку у себя на поясе, но я не хотела знать, что у него там такое.

Из последних сил я сделала пару шагов, оперлась на Бьярки и махнула рукой: до дому пора!

Мы пошли прочь.

Я тогда поняла Требимира едва наполовину, но достаточно, чтобы не хотеть узнать больше. У меня никогда не хватило бы духу задавать мужу вопросы о том, насколько он и Свенгельд причастны ко всему этому; в какой мере сегодняшние события подготавливались во время зимних попоек за нашим столом?

Ни вопросы, ни ответы не смогли бы ничего исправить.

Я не верила, что ради повода натравить толпу на Предслава и Олега муж собирался мной пожертвовать наряду со Ждивоевым холопом и убогими курятами. Меня собирались только напугать. Потом я осознала, что зубы, в ту жуткую ночь вцепившиеся мне в горло, разжались чуть раньше, чем подбежал Бьярки. Да и отделалась я парой синяков. Конечно, иная баба могла бы помереть на месте от одного страху, но Мистина ведь знал, какие страхи я уже повидала за свою недолгую жизнь, и верил в крепость моего сердца.