Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев

– Здравствуйте, – сказал он.

– Папа сейчас не в доме, – недружелюбно ответил старший.

– Да мне, собственно… – начал он и запнулся.

Из дома вышла полная женщина средних лет, в длинной юбке и кроссовках, с усталым, чуть помятым, немного враждебным лицом и большим платком на голове, обернутым наподобие чалмы.

– Баруха нет дома, – согласилась она со старшим, не здороваясь. – Но он скоро вернется. Зачем ты приехал?

Она смотрела на него, но одновременно на пейзаж за его плечами, по ту сторону его.

– Аря! – закричал Митя.

Она стояла чуть выше, в шаге от дверного проема, и продолжала молча смотреть сквозь него усталым и пустым взглядом.

– Аря, – жалобно сказал Митя, чувствуя и свое тяжелое дыхание, и то, как от бессилия сжимается горло. Она покачала головой – равнодушно, без настойчивости, без гнева, почти без раздражения.

– Меня зовут Ханна, – сказала она.

– Знаю, – ответил Митя.

– Я знаю, что ты знаешь. Можешь пройти в дом.

Автоматически он щелкнул замком автомобильной сигнализации; фары на секунду вспыхнули и погасли.

– Это лишнее, – сказала Аря, – воров в поселение не пускают.

Митя не по-хорошему вздрогнул.

Он подумал, что она отведет его в свою комнату, но она провела его в салон. Здесь было относительно тесно и все показалось каким-то неуютным; он сжался; потом заставил себя оглядеться. Большой стол, книжная этажерка, несколько молитвенников и религиозных книг, в основном популярных, полка детективов и боевиков по-русски с яркими глянцевыми обложками. Впрочем, именно таким круг чтения ее мужа он себе и представлял. Пол из каменных плиток, поближе к диванам ковер у окна; разбросанные детские игрушки, но пол очень чистый. Митя растерянно постоял, потом сделал несколько шагов и неловко сел в угол дивана. Аря принесла стул и села напротив него, немного ссутулившись; диван по правую руку остался пустым. Митя смотрел на ее пыльные белые кроссовки на толстой подошве.

– Это новый дом, – объяснила Аря, – не тот, в котором ты был. Тот мы продали.

– Да, – сказал Митя, – я вижу, что ничего не узнаю.

– Потому что это новый дом, – ответила она. – Старый нам уже не очень подходил. Ты же видишь, дети стали больше.

Митя кивнул.

– Ты помнишь… – начал он.

Аря покачала головой:

– Не очень. За это время столько всего произошло и прошло.

Девочка, вторая по старшинству, заглянула в гостиную.

– Пойди поиграй снаружи, – сказала ей Ханна.

– Я имел в виду, – заторопился Митя, – ты помнишь нашу легенду? Сферу стойкости? Помнишь тайну? Ты помнишь, как мы клялись ее разгадать?

– Тайну, – повторила она равнодушно. – Ты приехал делиться воспоминаниями?

– Я ее разгадал! Понимаешь, я понял…

– Тебя все еще интересуют такие вещи? Это забавно. Кажется, ты совсем не изменился.

– Я собрал документы. Самые разные. Даже из Аргентины. И все это стало складываться воедино. Ты представляешь, я разгадал. Или почти разгадал. Остался один шаг. Даже полшага. Для нас обоих. Как мы тогда и собирались.

Он замолчал, но Аря тоже молчала.

– Мы ведь сделаем его вместе? – спросил Митя. – Это совсем рядом. Все еще исправится. И все снова станет правильным. Как должно было быть.

Аря продолжала молчать.

– Неужели тебя это не радует? – продолжил он. – Я ведь почти все разгадал.

– Что ты разгадал? – сказала она неожиданно раздраженно и встала со стула. – У нашего предназначения на земле нет никакой тайны. Все очень понятно написано в Торе. А если тебе все равно что-то непонятно, то можешь почитать Кицур Шульхан Арух. Так все делают. И вообще, еще недавно ты морочил мне голову бухтой Тикси. Хорошо, что ты перешел на более еврейские развлечения.

– Знаешь, – ответил Митя, стараясь сохранять спокойствие, – чем больше я об этом думаю, тем больше прихожу к выводу, что все это одно и то же. Одно и то же на каком-то самом важном, самом глубинном уровне, о котором почти невозможно говорить. Просто наш язык для этого не очень хорошо приспособлен. И вопрос совершенно не в том, что следует искать – бухту Тикси или Сферу стойкости; спор о том, есть ли что бы то ни было вообще или нет ничего. И именно это, есть-или-ничего, является тем рубежом, по которому проходит водораздел спора.

– Так ты нашел тайну бухты Тикси? – недобро рассмеялась Ханна. – Вынуждена тебя расстроить – у нее нет никакой тайны. Могу показать ее тебе на карте. Только если бы ты огляделся вокруг, то заметил бы, что тут, между прочим, пустыня, а не Ледовитый океан. Ты вообще-то сам себя слышишь?

– То есть нет?

– Ты сошел с ума. Ты не был у нас дома. С трудом различаешь моих детей. Явился к ним без подарков. А ведь ты часть семьи, как ни странно это звучит. Достаточно богатый дядя. Приезжаешь без предупреждения, да еще с каким-то бредом про бухту Тикси. Ты, случайно, не обкурился?

– А как же клятва? – ответил он. – Ты же клялась?

– Чья клятва? Полусонной девочки две тысячи лет назад? Ты всерьез? Или начитался гойских рыцарских романов? Кстати, к твоему сведению, о том, чтобы все клятвы и обеты стали недействительны, мы молимся раз в году. Особенно клятвы, данные по глупости, незнанию и опрометчивости. И таких лет прошло уже очень много. Даже если ты этого не заметил.

Митя согнулся над своими коленями и сжал голову ладонями.

– Поехали в Ленинград, сходим на могилу дедушки. – Он пустил в ход свой последний, старательно припрятанный довод. – Ты же его очень любила.

– Я за него постоянно молюсь, – ответила Ханна. – Он всю жизнь служил антисемитскому тоталитарному режиму. Но Бог милостив. Особенно к евреям.

Снаружи послышался шум машины; они замолчали. Ханна снова села. Потом услышали глухую возню, детские крики, шаги и продолжали сидеть молча. Митя делал вид, что изучает идеально отмытые плитки пола гостиной. Вошел Барух, попытался его обнять; Митя протянул руку.

– Здравствуй, Митяня, – сказал он. – Хорошо, что ты заглянул. Пора обедать.

Ханна засуетилась, позвала старшую девочку, разогрели еду, и они начали подавать на стол.

– Как дела? – спросил Барух. – Все еще богатеешь?

– Нет, – ответил Митя. – Я все продал. Мне это больше не интересно.

– Ну и зря. Кто же продает курицу, несущую золотые яйца?

Дети уже сидели вокруг стола; Ханна присоединилась к ним последней.

– А ничего себе дом, – сказал Барух. – Зацени?

– Очень хороший дом, – согласился Митя.

– Так тебе уже устроили экскурсию? – продолжил Барух, расплываясь от самодовольства. – И заметь, безо всякой курицы с золотыми яйцами.

Митя кивнул, ехидно подумав, что вообще-то это была его курица. Барух ел шумно, держа вилку в правой руке наподобие ложки.

– Тут все дешево, – объяснил он. – А главное – дешевая рабочая сила. Криволапые, зато дешево. За ними надо только присматривать. Деваться-то им некуда.

– В каком смысле? – спросил Митя неохотно.

– Жрать-то им надо, а? Вот пусть и батрачат, раз живут на нашей земле. Иначе им придется подохнуть. Что тоже небольшая потеря.

– На нашей земле? – переспросил Митя, с недоверием поискав взглядом Арю.

– Ты только не начинай, – ответила она раздраженно, посмотрев на Митю в упор. – Здесь тебе не государство Тель-Авив. И не президиум организации «Хочу бабло от Евросоюза». Тем более при детях.

– Ты действительно так думаешь?

– Действительно. Как