Великая Скифия - Полупуднев Виталий Максимович

Повернув в сторону Тасия повеселевшее лицо, он сказал:

– Оказывается, мы отступили с поля сражения не только с потерями, но и кое с какой добычей!.. Жаль, что я не могу поделиться с тобою этой добычей! Ее захватил сколот!

Трудно передать, что изображалось на физиономии роксоланского царя. Бледность покрыла его щеки, резче выступили оспины. Он обтирал рукавом пот со лба и ворочал выпуклыми глазами. Суеверный ужас перед страшным истуканом, обладающим нечеловеческой силой, боролся в его душе с мучительной завистью, что не он обладатель такого завидного талисмана. Он уже переживал опасения, предполагал, что Палак с приобретением састера сразу станет сильнее, могущественнее и, кто знает, может, с помощью этого идола будет иметь небывалый успех в войне и выступит против роксоланов. У него даже мелькнула мысль воспользоваться близостью своих войск к Неаполю, переходом на его сторону агаров и временной слабостью Палака, напасть немедленно на скифов, разграбить Неаполь и отнять у Палака знаменитую Деву. Он с трудом подавил в себе разбойничью мысль, но тут же почувствовал, что теперь не успокоится, пока не получит Деву в свое распоряжение.

– Ты помнишь, – обратился он к Палаку изменившимся голосом, – мы смотрели на Херсонес через залив и решили разыграть Деву жребием?

– Помню. Но мы решили сделать это в случае захвата Херсонеса. А ведь Херсонес стоит!.. Ты уходишь домой, не закончив войны… Все изменилось. Я остаюсь один продолжать войну, так пусть Дева поможет мне разбить Диофанта!

– Ты думаешь, что Дева так сильна, что сможет помочь тебе одолеть понтийцев? – с дрожью в голосе спросил роксолан.

– Я уверен в этом, – ответил Палак, довольный, что может чем-то смутить самоуверенного и наглого сармата.

– О, – почти застонал Тасий, – как нужна мне помощь могучего талисмана в борьбе с аланами!

– Оставайся, встретим Диофанта, разгромим его войско, а потом вместе пойдем походом на царя Харадзда!

– Нет, – вздохнул Тасий, – пока мы будем драться с понтийцами, аланы покорят мою державу!

– Что ж, мое положение не лучше… Но помощь састера – это уже хорошо!

Тасий с князьями поспешно уехали в свой лагерь. Палак презрительно засмеялся им вслед.

– А ты, – сказал он сатавку, – заслужил награду!.. Но скажи – где Фарзой? Погиб?

– Не знаю. Я по его приказу ускакал вперед с богиней. А князь с воинами задержался, он отражал натиск херсонесцев.

– Смелая душа!.. Он хотел захватить для меня Деву и, конечно, убит!

Палак вздохнул. Отпустив князей, он не удержался, поспешил пройти на женскую половину и сказал царице весело:

– Опия! Я сдержал свое слово! Ты можешь поклониться херсонесской Деве!

– Где? – спросила царица в волнении. – В Херсонесе?

– Нет, здесь, в Неаполе, в этом дворце!

3

Опия упала на колени, пораженная необычным видом деревянной богини, ее страшным ликом… Вот она, та знаменитая Дева, которая сошла к таврам с неба, а потом попала в плен к грекам и служила им на протяжении сотен лет!

Царица протягивала к састеру руки и, обливаясь слезами, умоляла снять с нее проклятие бесплодия и даровать ей сына.

Вместе с Ираной они принесли ей жертву, но не могли определить, принята ли их жертва, угодны ли богине их сожжения. Это смутило Опию.

– Может быть, пригласить Тойлака, – робко предложила царица, вглядываясь в лик истукана, – он знает все магические приметы и скажет, приняла ли Дева мои приношения, благосклонна ли она ко мне!

– Нет, нет! – замахала руками Ирана. – Папай и Дева до сих пор были врагами! Папай поддерживал сколотов, а херсонесская Дева – эллинов и понтийцев! Ведь это она сделала так, что понтийцы нас побили!

– Да? – со страхом прошептала царица и неприязненно покосилась на идола. – Почему же Папай и Табити допустили поражение? Неужели наши боги слабее этой богини?.. Она такая маленькая!

– Этого уж я не могу сказать! Но Тойлак не сможет быть жрецом таврской Девы! Кроме того, ты знаешь, государыня, что Деве в Херсонесе служили только жрицы-девственницы! Нужно спросить Лайонака – почему он и его товарищи позабыли захватить хотя бы одну жрицу богини? Они, говорят, стояли среди поля и держали Деву в руках.

Позвали Лайонака. Тот вошел и низко поклонился царице. С Ираной он обменялся быстрым взглядом.

– Скажи, смелый воин, – обратилась царица к сатавку, – ты отнял у херсонесских жриц их святыню, разве не мог ты при этом захватить и жрицу?.. Теперь мы в большом затруднении – как быть? Мы не понимаем богини, а она нас!..

– Великая царица! Мы успели захватить Деву и одну из ее жриц, ибо знали, что только тогда богиня будет хорошо служить царю Палаку и тебе, если будет видеть около себя ту жрицу, которая служила ей до этого. Но пока мы ехали в Неаполь, на нас напали лихие люди, вооруженные копьями. Мне кажется, это были роксоланы. Они отняли у моего товарища жрицу-полонянку и убили его самого. Я еле спасся благодаря быстроногому коню.

– Где же теперь эта жрица?

– Не знаю.

– Ах, как жаль! Может, позвать Никию, она же женщина! Как бития, она должна знать повадки и вкусы богов. А то мы не знаем даже, чем кормить Деву! Какое мясо принято сжигать для нее?

– Нет, – возразила Ирана, – Никия не годится в жрицы Девы, она гадает не у алтарей богов, но водится с духами ночи!

– Что же нам делать? – озабоченно сморщила лоб царица, раздосадованная новым препятствием.

– Просто не знаю, – развела руками Ирана.

– Подождите! – хлопнул себя по шапке Лайонак. – Я что-то придумал!

– Ну, говори скорее!

– Здесь, в Неаполе, есть Костобок, бывший раб храма Девы! Он, конечно, знает все повадки капризной богини.

– Да?.. Так где же он?

– Вот этого я не знаю.

– Нужно его немедленно сыскать!

С трудом отыскали Костобока на краю города в винном подвале. В обществе нескольких собутыльников бывший храмовой раб пропивал свое жалованье царского дружинника. Под общий хохот он лил вино себе на голову и заявлял, что хочет отмыть запахи храмовых благовоний, так надоевших ему за годы рабства.

– Я пережил двойное рабство, – говорил он с пьяным смехом. – Первое – вам известно. А второе – это объятия старой жрицы Маты!.. Хуже кандалов, право!..

Его отрезвили, вымыли в паровой бане, одели в чистую одежду и привели пред светлые очи царицы. Опухший от перепоя, но выбритый, с приглаженными висячими усами, он еще не утратил той благообразности, за которую эллины держали его при храме Девы.

Царица оглядела его и усмехнулась. Ей показался странным этот человек, одетый как царский воин, но своей гладкой физиономией напоминающий жреца.

– Так это ты был служителем в храме Девы и знаешь характер и повадки богини?..

– Характер Девы? – Костобок хрипло рассмеялся, обнажая крепкие зубы. – Я скорее знаю характер и повадки жриц, жрецов и архонтов города, которые хотели убить меня, как барана, в подземелье, где я помогал прятать клад!

– Приходилось ли тебе когда-либо видеть богиню и присутствовать на жертвоприношениях ей?

– Да, много раз.

– Посмотри сюда.

Бывший иеродул недоуменно стал вертеть головой, Лайонак взял его за рукав и повернул налево. Теперь Костобок увидел ксоан, стоявший прислоненным к стене. Он невольно вздрогнул и, следуя ранее выработанной привычке, поспешно преклонил колени. На его лице изобразились страх и какое-то восторженное изумление.

Женщины удовлетворенно переглянулись.

– Ты узнал ее? Это херсонесская Дева?

– Да, да, – полушепотом прохрипел Костобок. – Но скажите – откуда и как она появилась здесь?

Лайонак самодовольно поглядел на женщин. Ирана ответила ему влюбленным взглядом. Он с гордостью сказал иеродулу:

– Это я вырвал Деву из рук херсонесцев! На поле боя!

– На поле боя?.. Нет… этого не может быть! – замахал руками Костобок с решительным видом. – Богиня никогда не покидала город! Даже есть предание, что Херсонес погибнет, если Дева выйдет за его стены!..