Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств - Эдуард Владимирович Тополь

на пол каюты, вопя по-русски благим матом. У него была причёска с длинными волосами и, когда он попытался укусить одного из моряков за руку, я схватил его за эти волосы и в тот момент подумал, что дёрнул слишком сильно – но теперь я сожалею, что не выдрал их целиком…» Однако и в лагере Троцкий не терял время зря, а активно агитировал немецких пленных на пролетарскую революцию в Германии и свержение кайзера.

Тем временем в Европе те, кто больше всех рвался в Россию – большевики, – все еще сидели в Швейцарии. Ленин выходил из себя и был готов на что угодно, лишь бы немедленно оказаться в Петербурге. Немцы тоже поняли, что «вчера было рано, а завтра может быть поздно». 29 марта 1917 года канцлер Бетман-Гольвег, выступая в рейхстаге, сказал: «У нас нет ни малейших оснований враждебно относиться к борьбе русского народа за свободу или желать возвращения автократического старого режима. Наоборот, мы хотим, насколько это в наших силах, помочь нашему восточному соседу в деле строительства счастливого будущего и избавления от английского засилья. Германия всегда была и остается готова заключить почетный мир с Россией».

1 апреля 1917 года Министерство иностранных дел в Берлине обратилось в Министерство финансов с просьбой об ассигновании («дальнейших») 5 миллионов марок для расходов «на политические цели» в России.

2 апреля 1917 года Брокдорф-Ранцау, торопя события, направил в МИД Германии меморандум, в котором, в частности, писал: «Очень важно сейчас способствовать усилению хаоса в России…, по моему мнению, нам надо способствовать углублению раскола между умеренными и партией экстремистов. В наших интересах, чтобы последние взяли верх, так как в этом случае драматические изменения станут неизбежными и могут принять формы, которые потрясут само существование Российской империи».

4 апреля 1917 года был наконец подписан договор о беспрепятственном проезде большевиков через Германию в «пломбированном вагоне». Позже начальник штаба Восточного фронта генерал Макс Гофман записал: «Разложение, внесённое в русскую армию революцией, мы, естественно, стремились усилить средствами пропаганды. В тылу кому-то, поддерживавшему отношения с жившими в Швейцарии в ссылке русскими, пришла в голову мысль использовать некоторых из этих русских, чтобы ещё скорее уничтожить дух русской армии и отравить её ядом».

«Некоторыми из этих русских» были Ульянов Владимир Ильич, Сулиашвили Давид Сократович, Ульянова [Крупская[Надежда Константиновна, Арманд Инесса Фёдоровна, Сафаров Георгий Иванович, Морточкина Валентина Сергеевна, Харитонов Моисей Мотькович, Усиевич Григорий Александрович, Кон Елена Феликсовна, Радомысльский Овсей Аронович [Григорий Зиновьев], Радек Карл Бернгардович и еще два десятка большевиков с женами и детьми. (Затем, в мае 1917 года, немцы пропустят в Россию еще сотню революционеров во главе с Мартовым, Аксельродом и Луначарским, но то будут меньшевики, бундовцы, социал-революционеры (эсеры), анархисты-коммунисты, члены Польской, Латышской, Литовской и прочих соцпартий, а также «дикие» революционеры, ни к одной партии не принадлежащие.)

А пока, 9 апреля, в Цюрихе, в вестибюле отеля «Церингер-Хоф», собрался «ленинский десант» – 32 пассажира с детьми, сумками и чемоданами, одеялами и продуктами. Все они подписали обязательство не выходить в Германии из своего вагона и не общаться с немцами, чтобы не компрометировать себя союзом с врагами России. Но хотя Ленин заранее оговорил с немцами полную секретность их поездки, на вокзале большевиков встретила большая группа российских эмигрантов, которые кричали отъезжающим: «Предатели! Немецкие агенты!» В ответ на это большевики, высунувшись из окон вагона, хором запели «Интернационал», и в 15 часов 10 минут под песню «Мы наш, мы новый мир построим» поезд, пыхая парами, отправился в Россию.

Красиво, правда?

Если бы эту киношную сцену придумал я, то гордился бы такой находкой, но я тут ни при чем, так оно было на самом деле.

Конечно, прямого пути из Цюриха в Санкт-Петербург через линию фронта быть не могло. На севере Швейцарии поезд довез ленинский десант до немецкой пограничной станции Годмадинген, где они пересели в опломбированный вагон и двинулись через Германию в Швецию. Их сопровождали два офицера германского Генерального штаба – капитан фон Планец и лейтенант фон Буринг, говоривший по-русски. Уинстон Черчилль написал, что Ленин был ввезён в Россию в пломбированном вагоне «как чумная бацилла». На самом деле в вагоне были опломбированы лишь три из имевшихся в нём четырёх дверей. Четвертой дверью пользовались фон Планец и Буринг, на станциях они покупали газеты для взрослых и молоко для детей русских революционеров. При этом по инициативе Ленина в коридоре была мелом проведена по полу черта, отделявшая большевиков от немцев. И еще Ленин придумал выдачу талонов на посещение туалета, чтобы курильщики не занимали сортир подолгу. Вождь мирового пролетариата, выдающий с утра эти талоны, а затем проверяющий их при входе в туалет – даже удивительно, как эту замечательную сцену не описал Аркадий Аверченко в книге «Дюжина ножей в спину революции»! Ведь именно тогда впервые была опробована советская карточная система…

Пломбированный вагон с большевиками проехал через Германию до портового города Засниц, где эмигранты пересели на пароход «Королева Виктория», который по Северному морю доставил их в Швецию. В Треллеборге, на пристани их встретил большевик Яков Ганецкий, сотрудник фирмы Парвуса «Фабиан Клингслянд».

– Дорогой Владимир Ильич, доктор Гельфанд ждет вас в Стокгольме, в резиденции нашей кампании.

– Это категог’ически исключено! Я не буду встг’ечаться с немецким агентом!

– А как же деньги, Владимир Ильич? Мы должны передать вам пять миллионов марок…

– Яков Станиславович, вы сообг’ажаете, о чем говог’ите?!

Я г’усский г‘еволюционер! Я не могу бг’ать немецкие

деньги!

– Конечно, Владимир Ильич. У доктора Гельфанда все продумано: это уже не немецкие деньги, а русские, от русских купцов и промышленников…

– Ну, не знаю, не знаю… – Ленин повернулся к Карлу Радеку. – Каг’л, вы не г’усский, вы венгр. Вы пойдете к Паг’вусу, и все оговог’ите…

Утром 13 апреля Ленин и Ко прибыли в Стокгольм на Центральный вокзал, где стараниями Парвуса их встретили представители шведской социал-демократии, в том числе бургомистр Стокгольма Карл Линдхаген, депутат риксдага Фредрик Стрём, редактор «Политикен» Туре Нерман, корреспонденты различных газет, а также русские большевики, жившие в Стокгольме. Эту встречу и путь Ленина в отель «Регина» на улице Дроттнинггатан был снят для новостей кинохроникой и фоторепортерами.

В гостиной «Регины», на совещании эмигрантов и шведских левых социал-демократов, последние приветствовали русских революционеров и подписали заявление об одобрении их возвращения Россию, а Ленин произнес ответную речь, поблагодарил за радушный прием и словно бы в шутку сказал примерно следующее:

– Дорогие друзья! Поскольку я шестой раз в Стокгольме, вы хорошо знаете, как я люблю Швецию.