Посторожишь моего сторожа? - Даяна Р. Шеман

с кем, но и без привычных шумных забав ей было скучно. Согласившись с ней, что нужно написать в столицу, Дитер попросил Жанетт сообщить последние новости, а та ответила спешно и не без язвительности: «Больших перемен пока нет. Случившееся закономерно, и, если бы Вы соизволили поинтересоваться ситуацией и общественным мнением, Вы могли бы и понять, что иначе не могло быть — это я Вам пишу как наблюдатель». Решив, что послание требует ответа, Дитер отправил ей: «Боюсь, не в моих интересах верить, что новый режим утвердится. Каков Ваш прогноз, если мы говорим о месяцах?». На это ответа, к разочарованию его, не последовало: то ли Жанетт опять умудрилась на что-то обидеться, то ли она не захотела объяснять из вредности — или же хотела, но письмо ее затерялось или стало жертвой новой цензуры.

Через некоторое время же появился человек, который бывал у Жаннетт, состоял в партии и приехал, должно быть, как ее представитель. То был Петер Кроль, с которым Дитер меньше всего желал столкнуться — как никто, Кроль мог свидетельствовать против него, зная много о его отношениях с Марией (и, конечно, о том нельзя было знать Альме).

Петер нашел их в кафе пьющими чай после шести часов вечера; медленно приблизился, чуть наклонившись, и поспешил привлечь к себе внимание.

— Мне сказали, что я могу найти вас здесь, — голосом естественно-приятным сказал он, наклоняясь ниже, чтобы смотреть Дитеру в глаза. — Вы меня можете не вспомнить. Я друг Альберта и Марии, нас с вами познакомили. Милостивая госпожа, прошу простить меня…

Альма узнала в нем партийного поэта и нехотя улыбнулась его вежливости.

— Извините, я… вы не представились.

— Понимаю вас. Петер Кроль, к вашим услугам.

— Не хотите ли присесть, друг Альберта? — глупо, не сдержавшись, спросил его Дитер.

— С большим удовольствием, — пропустив грубость мимо ушей, ответил тот. — Если милостивая госпожа не возражает.

Кратким кивком она разрешила.

— Вы из столицы? — сдерживая волнение, спросила она. — Как там?

— Обыкновенно, но, нужно признаться, занимательно. Вы, я полагаю, знаете о последнем назначении? Мы знали, что это случится, и очень жаль, что вы не присутствовали на нашем торжестве.

— А… как вам у нас?

— Не знаю еще, не могу сказать, сударыня. Я прибыл несколько часов назад, мне нужно встретиться с одним человеком. Это не секрет, не беспокойтесь, нет в этом ничего, чего мне бы не следовало вам говорить. Узнав, что я отправляюсь в ваши края, Жаннетт попросила меня передать вам письмо. Позже я вам его отдам.

— Ну, вы лучше о нашем рассказывайте, о том, что у нас там! — воскликнула, потеряв терпение, Альма.

На искреннюю ее эмоциональность Петер Кроль ласково улыбнулся и стал отвечать, растягивая ответы эти на несколько минут. Говорил он хорошо, чувствовалось, что он хочет ей понравиться, но как партийный деятель, а не как мужчина. В Альме же боролись политическая неприязнь (боже, какие ужасные стихи пишет этот красивый мужчина!), симпатия к его приятным манерам и желание вытянуть из него как можно больше информации. Она ерзала на стуле и посматривала на мужа, пока Петер Кроль многословно живописал партийные шествия, обновленные флаги, песни и таинственное единение народа, которое не понять либеральной интеллигенции с ее оторванностью от жизни масс.

— Вы, несомненно, хороший рассказчик, — сказала Альма, воспользовавшись моментом, чтобы его перебить. — Вас привлекает только поэзия?

— Право, сударыня, не стоит нам говорить о поэзии, тем более о моих сомнительных опытах.

— Вот как? — протянула Альма. — Вы о себе невысокого мнения… Это скромность?

— Что вы, я осознаю, что не способен сравниться с нашими великими классиками. Кто я, чтобы претендовать на величие, скажем, Шиллера?

— Вы правы… тем более что Шиллер писал на иные темы.

Понимая ее намек, Петер Кроль все же улыбнулся.

— И все же, сударыня, меня утешает, что я занял достойное место. Получается, мои плохие стихи все же способствуют положительным изменениям. Не за тем ли мы живем на свете?

— Зачем мы живем на свете? — уточнила Альма.

— Чтобы принести что-то красивое или… полезное. В наш мир.

— Мир очень некрасив, — сказал Дитер, — и ваши старания в итоге никому не нужны. Он останется таким же уродливым, как и до вас.

Понимая, что этот человек, мерзкий, с потайным жутким дном угрожает ему самим своим существованием, он не мог все равно удержаться, чтобы не возражать ему. Петер Кроль угадывал его смутный страх и с удовольствием улыбнулся.

— Но я не ваш враг, — с мягкой насмешкой сказал он позже. Альма ушла в номер, оставив их пить глинтвейн. — Более того, я привез вам письмо от Марии. Она хочет помириться.

— Вот как? Я вам не верю.

— Отчего же?

— Мария бы ни за что не отдала вам письмо.

— Вы ничего о нас не знаете, — расслабленно ответил Петер. — Вы считаете, что знаете наши отношения… Вы ошибаетесь.

— Что вам нужно от меня?

— Решительно ничего. Я приехал по поручению партии и воспользовался возможностью, чтобы завезти письмо… Возьмите.

Нерешительно он взял сложенный лист бумаги и взглянул на почерк — руку Марии он узнал бы и спросонья. Небрежно она написала: «Я злюсь, но считаю, что ссориться не стоит. Мне все равно, что ты женат. Если ты любишь меня — приезжай». Он оглянулся в поисках источника огня — оставлять письмо было нельзя, — но наткнулся на печальную улыбку Петера Кроля, что явно осуждал его. От этого осуждения ему стало неловко.

— Я ничего не скажу Альме. — Петер отвернулся. — Полагаю, это не моя забота.

— С-спасибо.

Ну вот, этого не хватало — стать должником партийного. Глупо считать, что Кроль ничего не потребует взамен.

— Я загляну к вам после, — прощаясь, сказал Петер. — Я остановился в вашем отеле, можно сказать, вы единственные мои знакомые в этом замечательном месте.

— Что ему нужно? — неуверенно спросила Альма, стоило ему возвратиться в номер.

— Не знаю, — честно ответил он.

— Ты хорошо его знаешь?

— Нет… Жаннетт познакомила.

Жалуясь на вымышленную головную боль, он отправился в спальню и, улегшись в постель, прокрутил в воспоминаниях, что связывало его с Петером Кролем. Оставшиеся в прошлом усталые вечера после занятий при штабе, захламленная квартира, Альберт на балконе с сигаретой в губах, смех Кати, плечи Марии, такие мягкие, невозможно приятные… В гостиной Альма ругалась с телефоном или с кем-то далеким. Зачем это? Чем это кончится? Как он в это ввязался?

Новым утром, узнав, что Альма встает позже мужа, Петер Кроль явился в кафе близ отеля и спросил, может ли сесть с ним завтракать. Заказав тосты с маслом,