Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев

Лева даже хмыкнул, поразившись ее наивности.

– Это все знают. И вот права этих ослоебателей на нашу землю ты защищаешь. Вот тебе и вся твоя общечеловеческая мораль.

Айтишник Паша еще раз кивнул, и они с Ханной договорились встретиться снова через два дня. А еще через неделю начали встречаться.

– Я думаю, что ты во всем права, – как-то сказал он ей. – И Лева прав. Но вот ты говоришь – бескорыстно служить Богу. А Лева говорит, что надо служить еврейскому народу. Но почему бесплатно? Бог справедлив и платит по справедливости. Не брать то, что дает Бог, глупо. И нелепо. Я захотел жить в Самарии и получил землю под дом почти даром. Это нам в детстве вдалбливали глупости про коммунистическое будущее. Если Бог и страна нам дают, надо брать.

« 4 »

Через несколько недель позвонила Инночка. Долгое время Мите казалось, что с годами он будет вынужден по отношению к ней хоть как-то смягчиться, разумеется если Арина дружба с Инночкой сохранится, но почему-то этого так и не произошло. Общение с ней оставалось ему в тягость своей бессмысленностью, претенциозностью и многословием, пустотой, сплетнями, а еще ее какой-то плохо объяснимой, но очень отчетливой человеческой ненадежностью. На самом деле почти ко всем людям, с которыми Митя был знаком по той давнишней Ариной еврейской деятельности, по прошествии десятка лет он стал относиться резко отрицательно. Часть из них превратилась в воинствующих поборников чистоты крови и ортодоксальности веры; другие с неизбывным куражом рассказывали о том, как они пилят всевозможные еврейские гранты, и, наконец, были те, кто довольно успешно совмещал борьбу за чистоту веры с подвигами на почве дележа денег. Впрочем, как он постепенно обнаружил, общение с новосложившейся кастой программистов, с которыми его, казалось бы, связывала профессия, было еще более бессмысленным и еще менее выносимым. «Как быстро наступило какое-то совсем другое время, – грустно подумал Митя. – И люди в нем стали другими. Или это просто вокруг нас оказались другие люди?»

К тому же, подумал он, Арина многолетняя дружба с Инночкой его не только трогала, но и раздражала. Иногда Мите начинало казаться, что, может быть, в этой дружбе существовала, а точнее упорствовала в своем существовании, какая-то совсем другая сторона Ари, возможно даже какая-то другая Арина, долго невидимая и незаметная, а теперь именно та, которая только недавно и стала так отчетливо и неопровержимо проявляться на поверхности ее слов, поступков и чувств. Тем не менее когда, как это обычно с Инночкой и бывало, с какой-то не проговоренной по телефону, но несомненно присутствующей целью Инночка позвонила, сказала, что соскучилась и предложила увидеться, Митя согласился. Несмотря ни на что, это была Арина подруга. А к отговоркам, будучи человеком, постоянно маневрирующим среди различных отговорок и всевозможной лжи, Инночка была чувствительна. Митя подумал, что она не была хорошим человеком, но глупой не была тоже. Договорились встретиться в огромном кафе «Лондон» на набережной, практически на пляже.

Было жарко, но жарко тем счастливым тель-авивским летним жаром, который не удушает, а, наоборот, наполняет тело и придает силы. Было ветрено, по прекрасному, высокому и ярко-синему тель-авивскому небу скользили редкие облака; все было пронизано тем ликующим летним светом, который кажется бесконечным. Почти у самых ног сияющими пенными волнами билось Средиземное море, легко и возвышенно, на горизонте почти что сливаясь с небом. На песок падали высокие волны, и над деревянными спасательными станциями раскачивались запрещающие купаться красные флажки. Он сидел на высокой террасе, и между ним и морем лежал широкий песчаный пляж. За спиной к самому берегу подступал почти незаметно ставший огромным город, с его небоскребами и круглосуточным человеческим движением. Митя устроился между городом и морем, развалившись в соломенном кресле, вытянул ноги, заказал кофе и мороженое, глубоко и просторно вдохнул.

К Митиному удивлению, Инночка почти не опоздала.

Они поцеловались в щеки.

– Как твои дела? – спросила она.

– Ничего.

– Это не ответ.

Митя пересказал парочку малоинтересных, но местами все же забавных происшествий. Одно из них случилось не с ним, а с одним из его коллег, если этот коллега, конечно же, не приврал сам, но за неимением лучшего Митя приписал эту историю себе. Инночка искренне посмеялась. Потом сказал, что у него есть грандиозная идея по части высоких технологий, но в нее никто не верит, даже Арина. А вот он, Митя, возьмет и как-нибудь это сделает. Он снова оглянулся на ярко-синее пенное море, в этот момент ему показалось, что оно уводит взгляд почти что в сторону бесконечности. Красные флажки штормового предупреждения продолжали биться на будках спасателей.

– А как у тебя? – спросил он.

После короткого предисловия Инночка рассказала, что недавно рассталась с очередным молодым человеком. «Ах вот в чем дело, – подумал Митя. – Она все-таки дура. Кто бы мог подумать. Что же Аря в ней нашла? Или Инночка просто проверяет всех своих знакомых методом тыка, на основе теории больших чисел? Может быть, и так. Говорят, это тоже метод». Но, как ни странно, она уже отвлеклась от эпопеи с молодым человеком, в которой Митя успел потеряться, и с упоением рассказывала сплетни про общих знакомых, близких и дальних.

Она недавно побывала в Ленинграде, так что часть ее сплетен касалась знакомых еще тамошних, впрочем тоже в основном по еврейской тусовке. Это было немного странным, поскольку ее приятелей по еврейской тусовке он знал плохо и в основном с Ариных слов, а вот как раз со многими его институтскими приятелями Инночка была знакома, но почему-то институтские приятели всплывали в ее рассказах как-то мельком, почти бегом, исчезая в быстро сменяющемся сумеречном вихре все новых и новых историй. Неужели это все ради сплетен? Потом Мите показалось, что она немного волнуется. «Или все-таки пытается меня склеить?» – подумал он, но потом отмел оба этих предположения как совершенно нереалистичные. Он почувствовал знакомые уколы любопытства, но продолжения ждал терпеливо, стараясь это любопытство никак и ничем не выдавать. Временами с интересом ее переспрашивал; тогда Инночкины рассказы задерживались, наполнялись новыми подробностями и новыми героями, а потом снова исчезали в редком тумане прошлого и настоящего. «Кто же все эти люди?» – с тоской подумал Митя и решил, что еще минут сорок – и будет вполне достаточно. Законы вежливости он соблюдет, так что от еще одной Ариной обиды будет избавлен; кроме того, все эти истории про малознакомых людей оказались не так уж плохи. Митя с удивлением отметил, что Инночка даже наделена известным чувством юмора.

– А еще ты помнишь такую белобрысую девицу, – спросила она, – которая училась в параллельной с ней группе?

Митя было собрался спросить, в параллельной группе с кем, но передумал. Услышать еще одну сплетню про какую-то, скорее всего, ему незнакомую белобрысую девицу ему совершенно не хотелось. Он заметил, что погода чуть изменилась. Сильный ветер принес с собой мелкие рваные облака, белые и почти прозрачные.

– Это очень полезное описание, – заметил Митя, наконец-то улыбнувшись почти искренне и гораздо меньше ощущая бремя всего этого бессмысленного разговора. – Особенно после стольких лет.

– Да помнишь, точно помнишь, – ответила она. – Ты мне еще говорил, что это внучка какого-то друга твоего дедушки.

– Помню, конечно, – ответил Митя, продолжая улыбаться, а внутри все уже сжалось, как будто его душили, а он пытался выдохнуть.