Далекий край. Первое открытие - Николай Павлович Задорнов

– Как из самовара! – пояснил Козлов.

– Почему у вас хлеб не растет?

– Мукой торгуют американцы. Продаем им пушнину.

– Значит, много зверей?

– Это есть… А как же паровоз ходит?

– Проложены железные полосы – рельсы, под колеса две колеи железные, длинные, от города до города, и паровоз по ним бегает быстро.

– Дорого же стоит поехать? Вот, примерно, могут с Камчатки провести такую дорогу?

– Это еще не скоро.

– А есть дорога железная в портах, на ней вагоны маленькие, чтобы человеку не надрываться. Он ее катит сам, по рельсам. А правда, что у вас помещиков нет?

– Этого нет.

– У них земля плохая. Поэтому и помещиков нет. Господам она не нужна. Была бы хорошая земля, и помещики нашлись бы, – заметил Конев.

– И рабами не торгуют?

– Этого нет. Тут не Азия! Может, где коряки продают друг друга.

– А крепостные есть?

– Кто при пушках? Артиллеристы называются. Салюты надо было делать, так посылали за ними на покос.

– Мы видели, как неграми торгуют. Вывозят на базар и продают.

– Негры у нас бывали, китобои. Вон ту батарею на дрова разобрали, это давно было. На побережье их все знают и женщин прячут. Идет корабль, а коряки говорят, идет негр.

– Вот на опись пойдете, так смотрите, дикари за баб могут убить… – сказал другой камчатский матрос. – Вырежут сердце и съедят. Имя для храбрости. Помогает будто.

– Зачем-то офицеров созывают, – заметил Алеха.

– Капитан приглашает, – сказал Шестаков.

– Он не отступится, хоть и заикаться начал.

– Видишь, ждали получить инструкцию, а ее нет. Пойдем в Амур теперь без позволения. Ты не слыхал, что за река?

– Почему не слыхал? Земля там лучше.

– Да, говорят, место лучше, чем на Камчатке.

– Ну, это не диво, – сказал Конев.

– А сколько же вам тут платят, на Камчатке? Вы как считаетесь, при портовой команде?

– Да мы при портовом боте. Еще плотничаем. Только нынче леса нет. У нас леса есть, а все кривулины. Бревна не выберешь. А ход рыбы все лето, ловим ее. А на «Бабушке», вон на той сопке у входа в бухту, у нас секрет спрятан. Когда идет корабль, оттуда сигналят и нас обряжают в форму.

– А то как же одеты?

– Сами делаем кожаные рубахи. Или материал выдают.

– А харчи?

– Муку выдают и масла коровьего раза два в год.

– На охоту отпускают?

– На это запрета нет. Всю зиму ходим. Командиру порта принесем шкурок. И все! Он не обижает. Ему тоже надо одеть семью. Человек на жалованье живет. Сухари дают морские. Всегда плесневелые. Плесень смахнешь, пересушишь, бабы толкут, испекут.

– У нас одного сманили в порту, – сказал Алеха.

– И ушел?

– Ушел.

– Кто же сманил?

– Какой-то человек его уговорил. Говорит по-нашему. Один глаз черный, большой, а другой – маленький, голубой, и заплыл, как у свиньи. А сам в шляпе, как барин.

– Наказывали за него?

– Нет.

– Капитан словно бы плакал, – тихо сказал Подобин, садясь подле Шестакова.

– Быть не может, – сказал Веревкин. – Я никогда не слыхал, чтобы капитан плакал. Моего товарища наказывали, набили ему подушку на горбу, вот он просил пожалеть.

– Бывает, что офицеры ревут, – ответил Подобин. – У них так и называется, мол, рыдать… Какая если неприятность, они громко плачут, чтобы друг дружке было слышно.

– Почему же так?

– Принято в высшем обществе. У нас адмирал Литке раз рыдал. Ревел белугой. А великий князь, его высочество, хоть раз в неделю обязательно расплачется.

– Ты с великим князем служил?

– В одной вахте. Вот за этот ремень его привязывал, как дите…

– Что же он плакал? Скучно, может?

– Нет, это просто так.

– Значит, чтобы заметно было, как им обидно что-то.

– Муштровали его?

– Спуска не было.

– Нет, это Геннадий Иванович не рыдает, а только от злости заикается. Свои бумаги не получил, – сказал Подобин.

– Он пакет получил.

– Видно, не тот.

– Он же такие деньги истратил.

– Вот человек говорит, на Амуре земля не то что на Камчатке.

– Вот я письмо получил, – сказал Подобин. – Дети подрастут, и я вернусь со службы. Тут год пойдет за два. Через пять лет свое отслужу.

– Ты еще не старый. Неужели так долго служишь? Награды у тебя были?

– Были и награды. Я рассудил, все равно служить. Дома не живу, все в плаваньях. Лучше тут. А водка тут у вас есть?

– Нет, этого нет.

– А как же?

– Спиртом торгуют. Американцу дай лису и получи сколько хочешь. Пей всю зиму. Я с собой прихватил фляжку, если надо. У меня спрятано… Я недорого уступлю…

Глава сорок четвертая

В каюте капитана

– Вешать надо! – продолжал капитан. – Они хотят, чтобы я ждал распоряжения, которое придет осенью… А средства нам даны с таким расчетом, чтобы опись закончилась, когда получим позволение. Половину Петербурга надо перевешать! Своими руками вешал бы!

Машин сидел здесь же, и у него душа замирала. Капитан, однако, не очень стеснялся! «Петербургская штучка! И такому все с рук сходит!»

Машин на берегу отдал распоряжение, чтобы с утра приготовили людей к разгрузочным работам и места для грузов, и опять вернулся. Его интересовало, что привезли, а капитан несет околесицу, а про грузы молчит. Отдал пакет от адмирала Врангеля. Фердинанд Петрович просит немедленно послать судно на Командорские острова и доставить капитан-лейтенанту Невельскому однолючную и трехлючную байдарки с алеутами, для удобства описи, на которую пойдет «Байкал». За Машиным дело не станет. Он отдал на берегу приказание подготовить бот «Камчадал» к выходу в море, загрузить всем нужным для такого плаванья. «А чего нет – добавим из грузов, доставленных „Байкалом“. Если только грузы дошли целы и невредимы».

Офицеры спускались по трапу и, входя в тесную каюту капитана, рассаживались. Невельской, за письменным столом, не торопясь, набивал трубку. Напротив него в кресло сел Казакевич. Гейсмар встал, скрестив руки на груди. Халезов покашливал за спинами офицеров. Последним вошел доктор Берг. Невельской отложил трубку. Офицеры стихли.

«Блеск приемов, всевозможные проявления вежливости и внимания, которые видели мы во всех портах, а особенно в южноамериканских, где судно было всеми встречено так гостеприимно, – все это закончилось…» – обдумывал Ухтомский будущее письмо домой.

– Господа офицеры и юнкер князь Ухтомский! – заговорил капитан. – Инструкции на опись Амура нет, пришла только неутвержденная копия. Все наши труды пошли даром, все старания напрасны, никому нет никакого дела до нас с вами. Между тем все мы, господа, со всей нашей командой, с нашим судном, выдержавшим с честью всевозможные испытания, которые только могут выпасть кораблю, – все мы как бы составляем единое целое, мы, как единый живой организм, проникнутый идеей и воодушевленный напутственным благословением его высочества генерал-адмирала нашего флота Константина Николаевича… А также цели науки… Родины… И в-величия ф-флота… Г-господа! Во всяком другом государстве наш корабль считался бы героем и команда его тоже была бы предметом подражания… Я не смел описывать посещаемые нами страны, когда главная цель познания собственной страны и развития ее остается пренебреженной преподлейшими личностями, преступления которых так очевидны нам всем здесь сегодня, по сообщениям, представленным нам его высокоблагородием командиром над портом Ростиславом Григорьевичем…

– Позвольте, я-то при чем тут? – испуганно вскочил Машин. – Мое дело было передать вам пакеты и приказания, что я и исполнил… я тут, простите, как кур во щи…

– О чем я и говорю, дорогой Ростислав Григорьевич… И о чем не могу не судить, как о… о…

Капитан так и не договорил, видно чувствуя, что от волнения начинает путаться и вместо приказных бюрократов может обидеть Машина, который лишь старается помочь как может… Капитан взял себя в руки.

Облокотившись на край стола, Невельской сурово оглядел собравшихся:

– Господа офицеры и юнкер князь Ухтомский! Инструкция на опись не утверждена, и разрешения на опись Амура не получено. Что будем делать, господа?

Офицеры все как по команде переменили позы. Гейсмар опустил руки, Казакевич откинулся, Халезов сел, доктор переложил ноги, Грот встал.

– Господа, я предупреждаю вас всех, что вы ни в чем не будете виноваты: что бы мы ни решили и на что бы ни пошли, я беру всю ответственность на себя…

Раздались резкие выкрики и возражения. Офицеры, кажется, подтверждали свою приверженность и готовы были разделить все