Архонт росский - Александр Владимирович Мазин

Но когда все подхватили песню, подхватило и Сергея…

Выше палуб вздымается волна.

От темна до темна.

Много к дому тропинок,

Но дорога одна.

Нам дорога одна…

[1] Я знаком с полемикой о поводу чередования к и ц. Латинский вариант по большей части склоняется к ц. То есть — патриций. Греческий — к к. То есть патрикий. Учитывая, что основным языком в Византии, ромейским, был аналог греческого, то пусть будет патрикий.

[2] В данном случае — символическое (от Палатинского холма в Древнем Риме) обозначение императорского дворца и обитающего в нем руководства империи.

Глава 6

Глава шестая. Весна.Киев. Гора

— Я покупаю эту женщину!

Милош опешил. Вот так вот. Среди бела дня. Посреди улицы. На Горе.

Хузарин. Воин. Спешился. Встал поперек дороги. Плечи шире, чем у Милоша, узкая талия перехвачена поясом с золотым (!) шитьем, в оголовье сабли синий камень размером с глаз, на ножнах, серебром, письмена, орлиный крючковатый нос, редкая черная бородка завита в косичку, в которую искусно вплетены серебряные нити.

— Я ее покупаю!

Милош сначала подумал: хузарин указывает на Ядвару, но ошибся. Степняку приглянулась не она. Искора.

Милош не ответил. Молча схлестнулся с хузарином: взгляд в взгляд. Тот не собирался уступать. И видит же, чужин, что не холопка перед ним, а свободная, да еще и замужняя.

За спиной хузарина — слуга держит под уздцы скакуна.

Позади слуги — двое конных хузар. Воинов, и не из последних, судя по оружию. Охрана. Глядят на Милоша равнодушно. Велит хозяин — убьют. Не велит — пусть живет. Милош им — никто. Неверный-язычник.

А вот слуга нервничает. Надо полагать, не первый день в Киеве. Кое-что уже понимает. Оценил Милоша. Увидел усы, что свисают ниже подбородка. Заметил золотую гривну на шее, что значит — этот варяг не меньше чем сотник. А варяг-сотник — это без малого боярин. И этот хузарин-слуга, в отличие от золотопоясого, разбирается и в здешних порядках, и в том, кто в Киеве поводья держит. Но хозяина предупредить даже не пытается. Помалкивает.

Милош молчал. Сдерживался, чтобы не ответить резко обнаглевшему степняку. Откуда такой взялся резвый? И кто он такой вообще, раз смеет так себя вести?

Просто дурень, не ведающий о том, что Киев — это не какой-нибудь аланский городишко, где хузары — хозяева? Или знатный хузарский бек, прибывший к великому князю с посольством? Судя по тому, сколько на нем золота, последнее очень даже вероятно…

Пока Милош думал, вмешалась Искора. Отодвинула мачеху, встала рядом с отцом.

— Козу купи, козлобородый! — прошипела она. — Себе под стать! — И уже Милошу: — Жаль, Варта здесь нет! Он бы ему бородку отчекрыжил! С бубенчиками вместе!

Беременна Искора. По ней еще не заметно, но Милош знает. А у женщины в тяжести характер, бывает, немного сдвигается в сторону непокорства. При том, что у Искоры покорности и до беременности было примерно как у дикой рыси.

Однако если она думала, что хузарина ее речь оскорбит, то зря. Смысл сказанного прошел мимо него. Он любовался. Искорой. Едва слюни не пустил.

Ну и хорошо. Драться с наглым хузарином Милошу не хотелось. Не потому, что боялся этого бека и его телохранителей. Стоит Милошу позвать, и подмога не замедлит. Однако ссориться с хузарами — для дела плохо. И князь будет недоволен, и сам Вартислав, у которого со степняками — дела.

Опять-таки за знатного хузарина много кто обидеться может. Убьешь — табун родичей-мстителей образуется. Вартиславу такое не понравится. Права Искора: жаль, что его здесь нет. Варт бы этому степному орлу живо колпачок на голову надел бы.

— Ее муж — княжич Вартислав белозерский, — произнес Милош ровно. — Ты хочешь его оскорбить?

— Не знаю такого, — отмахнулся хузарин. — И мне безразлично, кто ее муж. Я, Алп-Барик Езид, сын шеда Еремии, всегда получаю желаемое.

— А ты узнай, — насмешливо предложил Милош. — Тархан Ноам знает его очень хорошо.

— Чего он хочет?

Клиб Два Меча. Сосед. С сыновьями.

— Ты удивишься, — сказал Милош. — Искору желает.

— Вот тут не удивлюсь! — хохотнул Клиб. — Я тоже ее желаю. И парни мои. Верно, отроки?

Оба закивали. Ясное дело, желают.

— Удалась у тебя дочь, Милош, что сказать. Повезло княжичу.

Хузарин переводил взгляд с одного варяга на другого, щурился. Пытался понять: не насмехаются ли над ним.

— Он, Клиб, не просто желает. Он ее купить хочет.

Клиб подергал себя за ус.

— Купить? Чужую жену? У тебя? Он пьян?

— Вроде нет, — сказал Милош. — Может, у них, хузар, это обычное дело — чужими женами торговать. Надо спросить у Машега, когда он в Киев приедет.

— Если так, то понятно. Я подумал: он головой слабый, дурачок. Но сабля у него хороша. И конь.

— И сапоги! — влез один из сыновей.

Все семейство бесцеремонно разглядывало странного хузарина.

— Бать, а чо за обереги у него на ножнах? Это у хузар такие?

— Ты! — Палец Клиба нацелился на хузарина. — Ты меня понимаешь?

— Говори, — процедил тот.

— Ты, может, не знаешь: у нас свободными женщинами не торгуют. Ты понял меня? Холопку купить можно, свободную — нельзя! Уразумел?

— Я хочу эту женщину! Я ее куплю!

Упорный, однако.

— Хотеть можно, — терпеливо, тщательно выговаривая слова, проговорил Клиб. — Хоти. Можешь хоть туда в переулок отойти, где никто не видит, и за уд себя подергать. А купить нет, нельзя.

— Я не понимаю тебя, рус. А ты не понимаешь меня! — заявил хузарин. — Я — Алп-Барик Езид! — Хузарин полез за пазуху и вынул кошель. Небольшой. Встряхнул. Зазвенело. — Послушай, рус! — предложил хузарин. — Здесь золото! Оно станет твоим, рус, если эта женщина пойдет со мной. Здесь немало. Хватит на хорошую кольчугу. Соглашайся, рус!

— А я думала, он и впрямь меня желает, этот козлобородый, — насмешливо проговорила Искора, обращаясь в мачехе. — А он за одетый в шелк лук из сандала и буйволиного рога горсть медяков предлагает. Как думаешь, он дурак? Или нищий?

— Вдвое от этого дам! — воскликнул хузарин восторженно. — Втрое! С собой нет столько. Привезут. Жди!

Развернулся, вскочил в седло, махом, не коснувшись стремени, и погнал, распугивая прохожих.