Всадники Апокалипсиса. История государства и права Советской России 1917-1922 - Павел Владимирович Крашенинников

выносили решения в соответствии с «революционной совестью» и «революционным правосознанием. Понятно, что такая расплывчатая формулировка вкупе с юридической неискушенностью большинства членов трибуналов давала широкий простор для этого самого творчества, а проще говоря – произвола.

В определенном смысле ситуация напоминала первобытные времена, когда еще до появления письменности в качестве судей выступали знатоки традиций и обычаев, трактовавшие их порой весьма своеобразно[118]. Только здесь вместо знатоков обычаев были носители загадочного, нигде не описанного «революционного сознания». Поэтому в состав трибуналов порой попадали весьма темные личности. Все это служило богатой почвой для расцвета низового красного террора.

Первая санкция на бессудные расстрелы была дана декретом СНК «Социалистическое отечество в опасности!»[119] от 21 февраля 1918 года. Это была истерическая реакция на продвижение германских войск к Петрограду после заключения Брестского мира. «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления», – говорилось в нем. И это несмотря на то, что декретом от 26 октября (8 ноября) 1917 года смертная казнь была отменена[120].

Социальной базой террора служили люмпенизированные слои населения, которые навязывали обществу силовое решение проблем, отрицая существующую государственность с ее законодательством. Вскоре стало очевидно, что неконтролируемая ярость масс, сопровождаемая массовыми убийствами, вполне может обернуться и против самих лидеров большевиков. Террор следовало немедленно поставить под контроль советского правительства.

Постановление СНК РСФСР от 5 сентября 1918 года «О красном терроре»[121] отнюдь не запустило этот чудовищный механизм в действие – большевики пытались его упорядочить, взять в свои руки[122].

24 января 1919 года большевики выпустили секретное циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП (б) «Об отношении к казакам», где было указано: «…Признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы»[123]. Это при том, что многие казаки воевали на стороне красных, а значительная часть колебалась и держала нейтралитет. После призыва к геноциду казачества о лояльности к большевикам говорить стало невозможно. За циркулярным письмом последовали действия властей: началось расказачивание – «физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, распыление и обезвреживание рядового казачества и его формальная ликвидация»[124].

Большевики терроризировали население методично, находились люди, которые это делали с удовольствием, но в основном зверели по ходу дела.

Реальная вина в приговорах врагам народа и прочим «чуждым элементам» не была главной составляющей.

Справедливости ради надо сказать, что некоторые лидеры РСДРП (б), следуя демократическим традициям, унаследованным от социал-демократии, террористические методы управления изначально отрицали[125]. Вместе с тем террор со стороны антибольшевистских сил, а особенно начавшаяся охота на лидеров большевиков (20 июня 1918 года был убит В. Володарский, 30 августа – М. Урицкий, и в тот же день ранен В. Ленин) предполагали соответствующую реакцию большевиков.

Аватаром красного террора принято считать Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем и все последующие ее реинкарнации. Однако в момент своего образования – 7(20) декабря 1917 года – никакой чрезвычайщины еще не было. ВЧК была задумана прежде всего как орган борьбы с саботажем в связи с готовящейся всеобщей забастовкой служащих правительственных учреждений.

В задачи ВЧК входило: «1. Пресек<ать> и ликвидир<овать> все контрреволюционные и саботажнические попытки и действия по всей России, со стороны кого бы они ни исходили. 2. Предание суду революционного трибунала всех саботажников и контрреволюционеров и выработка мер борьбы с ними. 3. Комиссия ведет только предварительное расследование, поскольку это нужно для пресечения. <…> Комиссии обратить в первую голову внимание на печать, саботаж к. д.[126], правых с.-р.[127], саботажн<иков> и стачечни<ков>. Меры – конфискация, выдворение, лишение карточек, опубликование списка врагов народа и т. д.»[128]. В общем, в тексте никаких ужасов.

С самого начала своей деятельности ВЧК наделялась правом ареста. 31 января 1918 года СНК установил, что ВЧК занимается розыском, пресечением и предупреждением преступлений, передавая материалы для следствия в следственную комиссию трибунала, которая, в свою очередь, передавала дела в суд. Таким образом, четко разграничивалась компетенция органов ВЧК и трибуналов.

Тем не менее уже через несколько дней, 21 февраля 1918 года, Совет народных комиссаров наделил ВЧК правом внесудебного решения дел с применением высшей меры наказания – расстрела. С этого времени органы ВЧК не только вели оперативную работу, но и проводили следствие, выносили приговоры, заменяя следственные и судебные органы. Именно с этого момента ВЧК становится в полном смысле чрезвычайным органом.

К лету 1918 года сложилась система органов ВЧК – чрезвычайных комиссий (ЧК), обладавших следственными и судебными функциями. В июне 1918 года была введена смертная казнь по суду, читай – ревтрибуналами. К июлю в большинстве губерний были сформированы губернские и уездные ЧК. Если число сотрудников ВЧК в конце февраля 1918 года не превышало 120 человек, то к 1921 году оно достигло максимума – 31 тыс. человек[129].

8 ноября 1918 года VI Всероссийский чрезвычайный съезд Советов рабочих и крестьянских депутатов принял постановление «О точном соблюдении законов»[130], по которому органам ЧК предоставлялись полномочия по отступлению от предписаний нормативно-правовых актов в борьбе с контрреволюционными преступлениями. Нормативные акты, прежде чем вступить в силу, в обязательном порядке подлежали согласованию с представителями и руководящим составом ВЧК и ее органов для недопущения ограничения оперативно-служебной деятельности последних рамками права[131].

20 июня 1919 года ВЦИК принял Постановление об изъятиях из общей подсудности в местностях, объявленных на военном положении. В соответствии с постановлением особые отделы – губчека, уездные ЧК – должны были осуществлять уголовное преследование за организацию поджогов и взрывов, бандитизм, укрывательство, разбой и вооруженный грабеж, торговлю кокаином и т. п.[132]

Совместным постановлением ВЦИК и СТО от 28 мая 1920 года и положением ВЦИК «О местностях, объявленных на военном положении» от 13 августа 1920 года органы ВЧК наделялись полномочиями военных ревтрибуналов – с непосредственным правом применения смертной казни[133]. Это были уже настоящие машины смерти.

Число расстрелянных органами ЧК в 1918–1922 годах составляет примерно 37,3 тыс. человек, расстрелянных в 1918–1921 годах по приговорам трибуналов – 14,2 тыс., то есть всего около 50–55 тыс. человек[134].

Другим следствием террора как со стороны красных, так и со стороны белых стало сокращение населения – не только за счет многочисленных жертв[135], но и за счет масштабной эмиграции.

«Годы 19–20-й были периодом все нарастающего, из недели в неделю, из месяца в месяц, тягчайшего для нормального человека ощущения какой-то моральной смертоносной духоты, которую даже трудно определить точным словом, разве термином “нравственной асфиксии”. Люди были поставлены в условия, когда со всех сторон их обступала смерть либо физическая, либо духовная… <…> Хотелось жить как угодно: в бедности, в убожестве, странником, пришельцем – лишь бы не быть принужденным жить не по