Генрик Сенкевич - Огнем и мечом (пер.Л. де-Вальден)

— Как хотите, господа, но я не поеду первым, — сказал Жендян.

— Так поезжай, дурак, последним.

С этими словами Володыевский поехал первым, за ним Заглоба и, наконец, слуга со свободными лошадьми, беспокойно озираясь во все стороны. Лошадиные копыта стучали по камням; вокруг царствовала глубокая тишина, только саранча и стрекозы, скрытые в щелях и расселинах, трещали не умолкая; день был знойный, хотя солнце значительно клонилось к западу. Наконец путешественники въехали на гору наподобие рыцарского щита, на которой громоздились распавшиеся и выветрившиеся скалы, похожие на развалины дома или церковные башни; можно было подумать, что это замок или город, разрушенный только вчера неприятелем,

— Это заколдованное урочище, — сказал Жендян, — я узнал его со слов Богуна. Ночью здесь никто живым не пройдет.

— Если не пройдет, то, может быть, проедет, — возразил Заглоба. — Тьфу, что за проклятый край! Но мы хотя бы на верной дороге!

— Да уж недалеко! — сказал Жендян.

— Слава Богу, — произнес Заглоба; и мысль его помчалась к княжне.

При виде диких берегов Валадынки, пустыни и глуши Заглоба не верил, что княжна, для которой он перенес столько трудов и опасностей и которую он так любил, что после вести о смерти ее не знал, что делать со своей жизнью и своей старостью, была уже совсем близко. Но человек привыкает даже к, несчастью, и Заглоба за это долгое время освоился с мыслью, что она похищена и находится где-то далеко, в руках Богуна; а теперь он не смел даже подумать, что пришел конец грусти, розыскам, что теперь начнется радость и спокойствие; много мыслей приходило ему в голову: что она скажет, когда увидит его? не расплачется ли? После такого продолжительного заключения она будет потрясена своим неожиданным спасением. "Бог может все устроить, — подумал Заглоба, — наказать злых и наградить хороших. Бог отдал Жендяна в руки Богуна, а потом подружил их Бог так устроил, что война, эта злая мачеха, отозвала дикого атамана из этой пустыни, где он скрыл свою добычу, как волк Бог выдал его в руки Володыевского и опять сблизил с Жендяном, и так все устроилось, что теперь, когда княжна, может быть, теряет последнюю надежду на свое освобождение, помощь тут как тут! Наконец-то кончатся твои страдания, моя доченька, — думал Заглоба, — и ждет тебя необыкновенная радость. Ой, как ты будешь благодарна нам!"

И она предстала перед его глазами как живая; старик расчувствовался и погрузился в размышления о том, что вскоре случится. В это время Жендян дернул его за рукав.

— Послушайте! — сказал он.

— Что? — спросил Заглоба, недовольный, что Жендян прервал его размышления.

— Вы видели? Волк перебежал нам дорогу.

— Ну так что ж, что перебежал?

— Но настоящий ли это волк?

— Так поди спроси его и поцелуй в нос

В эту минуту Володыевский сдержал лошадь.

— Не заблудились ли мы? Ведь уже должно быть…

— Нет! — возразил Жендян. — Мы едем так, как говорил мне Богун. Дал бы Бог, чтобы всему был уже конец.

— Вероятно, скоро будет, если только мы едем по верной дороге.

— Я еще хотел просить вас, — отозвался Жендян, — когда я буду говорить с колдуньей, обращайте внимание на Черемиса, это величайший негодяй, но зато великолепно стреляет из мушкета.

— Не бойся — вперед!

Едва путешественники сделали несколько шагов, как лошади их навострили уши и начали храпеть. У Жендяна кожа сделалась как у гуся; он ждал каждую минуту, что из-за скалы раздается вой упыря или выползет какой-нибудь ужасный гад но оказалось, что лошади храпели только потому, что проходили мимо логовища спугнутого волка, который так обеспокоил юношу.

Кругом царствовала тишина, даже саранча перестала цыкать, а солнце перекатилось на другую сторону неба. Жендян перекрестился и успокоился.

Володыевский вдруг опять сдержал коня

— Я вижу ущелье, — сказал он, — заваленное скалой, а в ней отверстие.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! — шепнул Жендян. Это здесь!

— За мной! — скомандовал Володыевский погоняя лошадь.

Через минуту они остановились у ущелья и проехали в отверстие под каменный свод. Перед ними открылся глубокий яр, густо поросший по бокам зеленью и расширяющийся вдали в полукруглую равнину, окруженную гигантскими стенами. Жендян начал кричать во всю мочь:

— Богун, Богун! Выходи, ведьма, выходи! Богун!

Все сдержали лошадей и стояли в молчании; а Жендян продолжал кричать:

— Богун, Богун!

Вдали послышался лай собак.

— Богун, Богун!

С левой стороны яра, на которую падали пурпуровые и золотистые лучи солнца, зашелестели листья густых кустов боярышника и дикой сливы, и вскоре показалась почти на самом обрыве человеческая фигура, которая присела и, прикрыв глаза рукой, пристально всматривалась в прибывших

— Это Горпина, — сказал Жендян и, сложив руки у рта, снова закричал:

— Богун, Богун!

Горпина начала сходить со скалы, перегибаясь для равновесия назад. Она шла скоро, а за ней спускался какой-то коренастый человек с турецким мушкетом в руках.

Под тяжелыми ногами ведьмы ломались кусты, камни с шумом скатывались на дно яра; освещаемая лучами заходящего солнца, она действительно казалась каким-то сверхъестественным существом.

— Кто вы? — спросила она грубым голосом, спустившись на дно яра.

— Как поживаешь. Бандура? — спросил Жендян, к которому при виде людей, а не духов вернулась вся его смелость.

— А это ты, слуга Богуна? Я узнала тебя, малыш. А это что за люди?

— Друзья Богуна.

— А какая красивая ведьма! — проворчал про себя Володыевский?

— А зачем вы приехали сюда?

— Вот тебе пернач, перстень и нож; ты ведь знаешь, что это значит?

Исполинка взяла все три предмета в руки и начала пристально рассматривать их

— Да, эти самые, — сказал она — Вы за княжной?

— Да. Здорова ли она?

— Здорова. Но почему Богун не приехал сам?

— Богун ранен.

— Ранен? Я это видела в воде, на мельнице.

— Зачем же ты спрашиваешь, если видела? — резко спросил Жендян.

Ведьма улыбнулась, показав свой белые волчьи зубы, и ткнула кулаком в бок Жендяна.

— Ты, малый!

— Пошла прочь!

— А когда вы возьмете княжну?

— Сейчас, только лошади отдохнут.

— Так берите… и я поеду с вами.

— Зачем?

— Моему брату смерть суждена; его ляхи посадят на кол. Я поеду с вами.

Жендян нагнулся в седле, как бы для того, чтобы удобнее было говорить с ведьмой-гиганткой, и незаметно положил руку на рукоять пистолета.

— Черемис, Черемис! — сказал он, обращая на него внимание своих спутников.

— Зачем ты его зовешь? Ведь у него отрезан язык.

— Я не зову, а только любуюсь его красотой. Ведь ты не уедешь без него — он твой муж.

— Он мой пес.

— И вас только двое во всем яре?

— Двое — княжна третья.

— Это хороша Но ты все-таки не уедешь без него?

— Я сказала, что уеду, — и уеду.

— А я говорю, что нет.

Голос юноши прозвучал как-то подозрительно, и ведьма беспокойно повернулась на месте.

— Что ты? — спросила она.

— Вот что я! — ответил Жендян и выстрелил ей прямо в грудь из пистолета так близко, что пороховой дым покрыл ее всю, и пуля засела в груди.

Горпина отскочила назад, раскрыв руки; ее глаза выкатились из орбит, а она издала какие-то нечеловеческие звуки и упала на землю.

В ту же минуту Заглоба ударил Черемиса саблей по голове так, что череп его раскололся от удара; Черемис даже не крикнул, а только, свернувшись, как червь, начал конвульсивно вздрагивать, пальцы его рук корчились и раскрывались наподобие когтей рыси.

Заглоба вытер полой жупана окровавленную саблю, а Жендян соскочил с коня и, схватив камень, бросил его на грудь Горпины, а затем начал что-то отыскивать у себя за пазухой.

Тело исполинки еще вздрагивало, ее лицо исказилось судорогой, оскаленные зубы покрылись кровавой пеной, из горла выходило глухое хрипенье. Между тем слуга вынул из-за пазухи кусок освященного мела и, начертав им на камне крест, сказал:

— Теперь не встанет.

Затем Жендян вскочил на лошадь.

— Вперед! — скомандовал Володыевский.

Все помчались, как вихрь, вдоль ручья, протекавшего среди яра; они миновали дубы, разбросанные по дороге, и глазам их представилась изба, дальше — высокая мельница с блестящим колесом. У избы две черные собаки, привязанные на цепи, лаяли и рвались к приезжим. Володыевский подъехал первым; соскочив с лошади, он толкнул дверь ногой и ворвался в сени, побрякивая саблей; из нее, направо, виднелась просторная изба, наполненная стружками, с разложенным посредине дымившимся костром; налево находилась запертая дверь. "Верно, она там", — подумал Володыевский и подскочил к двери.

Он дернул ее за ручку и, отворив, остановился как вкопанный на пороге избы.