Генрик Сенкевич - Огнем и мечом (пер.Л. де-Вальден)

— Честное слово! — сказал Подбипента

— Честное слово! — повторили все вместе.

— А теперь возблагодарим Бога.

С этими словами Заглоба стал на колени, а за ним все остальные, и они долго и горячо молились.

Глава XXII

Несколько дней тому назад князь действительно уехал в Замостье для набора войска, и не скоро предвиделось его возвращение. Поэтому Володыевский, Заглоба и Жендян поехали в дорогу без всякого разрешения и под строгим секретом, в который был посвящен только Лонгин, и он, связанный словом, молчал, как мертвый. Вершул и другие офицеры, зная о смерти княжны, не допускали, чтобы отъезд Володыевского и Заглобы имел связь с невестой несчастного Скшетуского, и думали, что они именно к нему и поехали, тем более что между ними находился и Жендян, который, как всем было известно, служил у Скшетуского. Они же поехали прямо в Хлебановку и там приготовились в путь.

Заглоба купил на деньги, занятые у Лонгина, пять рослых подольских лошадей, способных на далекое путешествие; такими лошадьми охотно пользовалась польская конница и казацкие старшины; этот конь мог целый день гнаться за татарским скакуном; своей быстротой он превосходил турецких и легче выносил все перемены погоды и холодные и сырые ночи; кроме того, Заглоба купил для себя и для других, а равно и для княжны, казацкие свиты; Жендян занялся юками, а когда все было готово, помолились Богу и двинулись в путь.

Переодетых таким образом друзей можно было принять за каких-нибудь казацких атаманов, и нередко случалось, что их затрагивали солдаты из польской стражи, разбросанной до самого Каменца, — но с ними скоро объяснялся Заглоба. Они долго ехали по безопасной местности, занятой войсками региментария Ланцкоронского, который приближался к Бару для наблюдения за собиравшимися там казацкими войсками. Все уже знали, что из переговоров ничего не выйдет и война почти решена, хотя главные силы не тронулись еще с места. Переяславское перемирие окончилось еще до Троицына дня; междоусобие не прекращалось, даже увеличилось, и с обеих сторон ждали только сигнала. Между тем весна была в полном разгаре. Земля, разрытая лошадиными ногами, покрылась бисером зеленеющей травы и цветами, выросшими на могилах убитых воинов. Над полем битвы, в небесной лазури, порхали жаворонки; разлившиеся воды морщились легкой, блестящей мелкой зыбью под теплым дуновением ветерка, а по вечерам в согревшейся воде лягушки вели свои мудреные разговоры.

Казалось, что сама природа жаждет излечить раны народа и украсить могилы усопших цветами. Было ясно на небе и на земле, воздух дышал свежестью и ароматом, а вся степь блестела, точно парча, перепивалась, как радуга или как польский пояс, на котором ловкая мастерица соединила талантливо все цвета

В такое время сердца трепещут от радости — и наши рыцари были в прекрасном настроении при виде этой, картины. Володыевский напевал песенки, а Заглоба потягивался на лошади, подставляя спину под оживляющие лучи солнца, и когда хорошо согрелся, сказал маленькому рыцарю:

— Хорошо мне; правду сказать, после меда и венгерского, ничего не может быть лучше для старых костей, как солнце.

— Для всех оно хорошо, — ответил Володыевский, — заметьте, что даже животные любят погреться на солнце.

— Счастье, что мы в такое хорошее время едем за княжной, — продолжал Заглоба, — зимой, во время морозов, трудно" было бы бежать с девушкой.

— Пусть она нам только достанется в руки, и я буду последний негодяй, если ее отнимут у нас.

— Говоря откровенно, — сказал Заглоба, — я опасаюсь только того, чтоб в случае войны нас не окружили татары; с казаками мы справимся кое-как, а мужикам нечего говорить, они принимают нас за старшин, запорожцы почитают пернач, и имя Богуна послужит нам защитой.

— О, я знаю татар, потому что часто приходилось иметь дело с ними в Лубнянском имении; и я, и Вершул без отдыха вели с ними борьбу.

— Да и я их знаю, — сказал Заглоба. — Ведь я говорил тебе, как между ними провел несколько лет и как мог дойти до высоких почестей, но я не желал обасурманиться и пренебрег ими; они хотели убить меня за то, что я направил их старшего священника на путь истинной веры.

— Вы, кажется, говорили, что это с вами случилось в Галате.

— В Галате само собой, а в Крыму тоже. Вы думаете, что в Галате кончается свет, и, вероятно, не знаете, где растет перец. Ведь сынов Белияля больше, чем христиан на свете.

— Не одни татары могут нам вредить, — вмешался Жендян, — мне Богун говорил, что этот яр сторожит нечистая сила. Колдунья, которая стережет княжну, могущественна и имеет сношения с чертями; те могут предупредить ее о нашем приезде. Правда, у меня есть освященная пуля, и та, конечно, поразит ее. если простая не годится; и там, кроме того, масса чертей, которые стерегут вход в этот яр. Вы уж, господа, подумайте сами о том. чтобы со мною не случилось чего-нибудь дурного, иначе моя награда пропадет.

— Ах ты трутень этакий! — сказал Заглоба. — Только нам и думать о твоем здоровье. Черт тебя не возьмет, а если и возьмет, то все равно, ты и так попадешь в ад за свою жадность. Я старый воробей, и на мякине меня не проведешь, и если Горпина страшная колдунья, то я еще страшней ее — я в Персии научился магии. Она служит чертям, а они — мне, и я мог бы пахать землю на них, как на быках, — только не хочу, боюсь лишиться спасения души.

— Это хорошо, и на этот раз вы употребите всю свою силу: все-таки лучше быть в безопасности

— Я, однако, больше надеюсь на покровительство Всевышнего, — сказал Володыевский. — Пусть Горпину и Богуна оберегают черти, а нас охраняют небесные ангелы, с которыми черти не могут соперничать, а я обещаю поставить святому Михаилу семь свечей из белого воска.

— И я присоединю свою ленту на одну свечу, чтобы господин Заглоба не пугал меня вечным наказанием.

— Я первым отправлю тебя в ад, — ответил шляхтич, — если только окажется, что не знаешь местности, где находится княжна

— Как не знаю? Только бы нам доехать до Валандинки, а там я с завязанными глазами попаду. Мы поедем по левому берегу Днестра, а яр находится на правом берегу, который мы узнаем по тому, что вход в него завален большой скалой. Сначала кажется, что там совсем нельзя пройти, но в скале есть пробоина, в которую свободно проходят две лошади рядом. Нам бы только добраться туда, и там уже никто не убежит от нас, там один только вход и выход; вокруг яра такие высокие стены, что едва птица может пролететь. Колдунья мучит людей, которые входят туда без ее позволения, и там уже много человеческих скелетов, но Богун велел не обращать на это вникания, только ехать и кричать: "Богун! Богун!", тогда она встретит нас радушно. Кроме Горпины, там есть еще Черемис, который прекрасно стреляет из мушкета. Нужно их обоих убить.

— Что касается Черемиса, не говорю, но бабу достаточно связать.

— Да, как вы ее свяжете? Она такая сильная, что разрывает панцирь, как полотняную рубашку, а подкова только хрустит в ее руках; один только господин Подбипента справился бы с нею, а не мы. Но не беспокойтесь, есть у меня для нее освященная пуля, пусть уже эта чертовка пропадет, иначе она полетит за нами, как волчица, — и тогда не только княжны мы не увезли бы, но и собственных голоа

Среди таких разговоров и советов время шло незаметно. А ехали они быстро, оставляя позади местечки, города, села, хутора и курганы. Они ехали по направлению к Ермолинцам и Бару, откуда намеревались свернуть в сторону Ямполя и Днестра. Теперь они проезжали местность, где некогда Володыевский побил Богуна и освободил Заглобу из его рук Они попали в тот же хутор и остановились там на ночлег. Им случалось ночевать и под открытым небом, в степи; тогда Заглоба веселил своих спутников рассказами о прежних своих приключениях, бывалых и небывалых. Более всего, однако, говорили о княжне и ее будущем освобождении из рук колдуньи.

Наконец, выехав из околицы, находившейся во власти Ланцкоронского, они въехали в казачьи владения; в них совсем не осталось ляхов; которые не успели убежать, те были уничтожены огнем и мечом. Май кончился, и настал знойный июнь, а они едва проехали третью часть своего путешествия, — дорога была, длинная и трудная. К счастью, со стороны казаков им не угрожала никакая опасность. Время от времени их спрашивали, кто они такие; тогда Заглоба, если спрашивавший был сановник, показывал пернач Богуна, а если это был кто-нибудь из черни, то, не слезая с лошади, толкал его ногой в грудь, и тот падал на землю; другие при виде этого живо пропускали их, воображая, что это не только свой, но к тому же и знатные, если бьют, и принимали Заглобу за Кривоноса, Бурлая или даже за самого батьку Хмельницкого,

Однако Заглоба был очень зол на Богуна: казаки слишком надоедали им своими расспросами о нем, что тоже замедляло путешествие. Обыкновенно не было конца допросам: здоров ли и жив, а то весть о его смерти дошла до Ягорлыка и дальше Когда путешественники рассказали, что Богун жив и здоров и что они его послы, тогда их целовали и угощали, раскрывали двери своих куреней и даже мешки с деньгами, чем Жендян пользовался с большим удовольствием.