Облака на коне - Всеволод Шахов

Италии. А он гражданство не принимает, чувствует, что уравняют с нами… и в барак заселят.

– Что это за дома для итальянцев? – Антонина тихо спросила Матвея, немного осмелев под действием водки.

– Это недалеко от проходной на мастерские, такие двухэтажные, что–то среднее между городскими домами и деревенскими избами. Гораздо лучше, чем бараки.

– О, Лино Мансервиджи… он другой… – Джино расплылся в пьяной улыбке.

– Так поэтому, Мансервиджи – начальник механического цеха. Потому что умнее тебя. – Матвей поднял стакан, побуждая всех чокнуться.

– Я и не против… – Джино заморгал, – но я думаю, если уж Россия приняла, то жить надо по её правилам.

– Зато ты наш! – Краснов стал трясти

– Джино за плечи и лезть целоваться. – С нами пьёт, а тот только нами командует… Так, надо покурить!

Краснов вытянул из штанов кисет. Оторвал полоску с края газеты, свисавшей со стола, скрутил козью ножку. Пигарев достал из кармана фуфайки пачку папирос «Отдых» с изображением задумчивого человека в картузе, выпускавшего клубы дыма на фоне дымящих труб заводов и фабрик.

Антонина едва скривила губу, но Матвей заметил:

– Вы, верно, не курите?

– Нет, не люблю! – Антонина, в подтверждение слов, чуть отодвинулась от Пигарева, чиркнувшего спичкой.

– Тогда, ребята, давайте на улицу идите курить! – Матвей посмотрел на Краснова.

– Это что же, новые правила? – попробовал возразить Пигарев, но лицо Матвея выражало суровойсть и Пигарев отступил: – Ладно… Уйдём…

Антонина смотрела на грязные отметины сапогов на двери в тамбур.

– Вы их прогнали, чтобы со с мной наедине остаться?

– Ну, не то чтобы… – Матвей заметил куда смотрит Антонина, – это да… у нас так бывает…

Матвей взял тряпку, подошёл к двери и принялся усердно тереть. Антонина наблюдала за неуклюжими движениями и подмечала: «У него живот и в профиль такой же ширины… как кегля… а голос мягкий… застенчивый…»

Поговорить не удалось. Грохот жестянок в тамбуре, глухие удары и громкий мат прервали Матвея на полуслове. Дверь отворилась и первым вбежал Пигарев, за ним Краснов.

– Матвей, там это… там это… – Краснов не успел закончить. Удар в спину протолкнул его внутрь, и за ним в барак вбежали трое незнакомых. Матвей не успел даже повернуться – его пинком отбросили в сторону. Первый из незнакомцев прогремел:

– Гляди, самогонку жрут… а ещё говорили, что нет у них ничего.

– О, да у них тут баба, – другой надвигался на Антонину.

Антонина решила не медлить. Мгновенно сорвалась с места и шмыгнула в коридор, добежала до своей комнаты, и дрожащими пальцами накинула крючок, хотя подспутно осознавала. что одного удара того бугая будет достаточно, чтобы снести тонюсенькую дверь.

– Щас… будет вам праздник! – из кухни послышался рёв Матвея. Грохот чего–то ломающегося, звон бьющейся посуды и отборный мат Антонина слушала содрогаясь.

Минут через десять шум утих и Антонина решилась выйти.

Развороченный в щепки табурет, следы крови на столе и тяжело дышащий разъярённый Матвей, выталкивающий последнего из непрошеных гостей. А Пигарев уже держал в руке бутыль с брагой и разливал по двум оставшимся не разбитыми стаканам.

Краснов наклонился к Джино, лежавшем на полу: – Нормально?

Джино промычал в ответ: – Да.

Матвей обернулся к Антонине, прикрыл рукой разбитую губу: – Не бойся… правда вечер испорчен…

– Кто это были? – Антонина не узнавала свой дрожащий голос.

– Вот увидела, какие у нас подрядчики! – Пигарев протянул ей стакан с брагой. – На! Пей! …водку твою разбили…

Антонина заставила себя выпить.

– Строители они… здесь раньше жили… вот таких нанимает «Стальмост», – Краснов высмаркивал кровавую смесь в полотенце.

– Они разнорабочие. Это не основные… Эллинг строят, – Пигарев подал тряпку, поднявшемуся с пола Джуно.

Джино кашлянул. Антонина ужаснулась: глубокий порез на щеке выпустил струйку крови.

– Ножом цапанули. Если бы я не успел, то… – Матвей смотрел с гордостью, – могли бы и ножичком по горлышку.

– Спасибо, Матвей, – Джино прижал полотенце к ране.

– Ну, Матвей, здорово ты их… – Пигарев поднёс и ему полстакана браги.

12

Трояни наблюдал за перемещением людской колонны, стоя близ алтаря. В храм оболочку для дирижабля «В–5» заносили медленно. Разбившись попарно, рабочие несли деревянные обтёсанные жерди, на которых лежала серебристая ткань. Передвигались мелкими шажками, отчего создавался эффект величия процессии. Каждый старался попадать в шаг впереди идущего – держали дистанцию около метра,

Первые пары этой вереницы остановились у иконостаса. Но кто–то недовольно выкрикнул и головные продвинулись чуть дальше, сместившись влево, и только тогда хвост процессии, застопорившийся в притворе, смог войти в среднюю часть храма. Людская вереница, наконец, замерла и, по команде, синхронно опустила на мраморный пол свою ношу. Дождавшись, когда часть людей вышла из храма, другая часть стала раскладывать и расправлять оболочку,

Трояни не вмешивался, смотрел как растягивают кормовую часть оболочки, отводят в сторону аппендиксы для подачи газа. Он уже оценил, что полностью заполнить оболочку не удастся, – пространство храма явно маловато, – но проверить проблемные места вполне возможно. Отметил, где находится недавно вшитое кольцо – свежепрорезиненная материя чётко выделялась на фоне остальной оболочки. Трояни подошёл к выпускному газовому клапану, расправил участок ткани под ним, проверил пружину створки выпуска излишнего давления.

Всё было готово к предварительному заполнению оболочки, неприятности доставлял только морозный воздух. Пришлось выставить несколько «печек–«буржуек», чтобы отогревать руки для работы с измерительными приборами. Ждали когда прибудут обещанные газгольдеры с водородом. Трояни про себя вздыхал, пристроившись около «буржуйки»: «…плохо, что эллинг в Долгопрудной ещё не готов… ерундой какой–то занимаемся… Ну, ладно, если только попробовать…»

Мысли прервал человек в рясе, мечущийся между алтарём и печками. Он гневно прикрикивал на рабочих, те отвечали.

Павловна, заметив обеспокоенность Трояни, пояснила.

– Священник… кричит, закоптили дымом иконы… и фрески… Ему отвечают, что храм всё равно под снос, мол, чего он так суетится? Тот говорит, что обещали помочь вывести все церковные ценности. А сейчас просит, чтобы или дым отводили, или печки загасили.

Трояни посмотрел наверх – плотная пелена белого дыма от еловых дров скопилась под куполом, не успевая выходить в единственную отдушину.

Пошептавшись, рабочие перенесли к стене самую высокую стремянку, один из них взобрался наверх и молотком выбил стекло в окне, к которому только смог дотянуться.

– Павловна, а почему эти печи «бур–жуй–ки» называют? – Трояни не раз с начала холодов слышал слово «буржуйка», но только почему–то сейчас решил спросить.

Павловна, в недоумении, посмотрела на Трояни, сообразив, кивнула:

– А–а, так это в честь буржуев и названо, они же пузатые, как эта печь…

– Пузатые? Разве все «буржуа» пузатые? – Трояни произнёс «буржуа» на французский манер, ставя сильное ударение на окончание.

– В России так по