Рушатся берега - Нгуен Динь Тхи

действительно мошенник. Однако кое-какие хитрости Зяо и сам иногда применял. А что ему оставалось делать? Не обманешь — не продашь, тогда хоть ссыпай все лекарства в помойку, да и зубы на полку. И Хой только поддакивал, слушая старика.

Наконец старый Зяо умолк. Потом, успокоившись, он спросил:

— Как ты считаешь, удастся Донгу подыскать работу? У нас сейчас туговато с деньгами. Хорошо, что хоть ты выбился в люди, и то для нашей семьи большое счастье. А Донгу нужно искать работу. Если он поедет учиться в Хайфон, мы не вытянем.

Хой промолчал. Он считал Донга очень способным парнишкой, каких-нибудь два года оставалось ему, чтобы закончить неполное среднее образование, хотелось бы, чтобы Донг продолжал учиться. Но как ни жаль было братишку, он понимал, что старик прав и что семья действительно не сумеет свести концы с концами, если Донг уедет. К тому же куда сможет поступить Донг, даже если через два года получит диплом? Попытается сдать экзамен на должность секретаря в местной провинциальной администрации? Это почти невозможно. Ежегодно из нескольких тысяч экзаменующихся этот диплом получают лишь два-три десятка. Без взятки тут не проскочишь. Хой уже испытал это на себе. И вот теперь Донг вынужден будет пойти по его стопам: добиться права носить черное шелковое платье и белый пробковый шлем и поношенные туфли на резиновой подошве — привилегии местной интеллигенции; ему, словно нищему, придется слоняться по улицам в поисках места секретаря в каком-нибудь частном учреждении или торговом заведении. Но в каждом учреждении или заведении он нос к носу столкнется с сотней таких же безработных интеллигентов, едва не умирающих с голоду. В конце концов, если повезет, он устроится учителем в частную школу, то есть приобретет такое же шаткое положение, как и он, Хой. И это еще будет великое счастье! Или сделается писателем. Это уж и вовсе смехотворно: во Вьетнаме, где народ влачит жалкое существование, полно всяких писателей и журналистов! Видать, литература стала последним выходом для людей, получивших образование и не нашедших применения своим знаниям и своим мыслям.

Хой опустил малышку на землю.

— Ладно, я постараюсь найти ему место. Нужно только будет списаться и потолковать с самим Донгом.

Но старик Зяо продолжал свое:

— Я слышал, что есть в Ханое какое-то техническое училище. Может, ты подготовишь его к экзамену в это училище?

— Вот поеду в Ханой, постараюсь разузнать.

Наступил вечер. Тени уже протянулись до середины двора, а Хой так и не решил, ехать ему или остаться еще на два-три дня. Ехать не хотелось. Вот уже много лет подряд целыми месяцами приходится торчать в Ханое, пока наконец не выпадет свободный день, чтобы съездить домой, к своим. А дома удается пробыть лишь несколько часов, да и то все время думаешь о том, как бы не опоздать на следующий день к занятиям. А потом в Ханое, когда бродишь по улицам или сидишь в библиотеке, все терзаешься воспоминаниями об этой короткой встрече с семьей. И Хой решил махнуть на все рукой и остаться дома на несколько дней. Хватит с него. К тому же в школе наверняка еще с полмесяца не будет занятий. Но может случиться и так, что завтра эта проклятая школа вдруг откроется, а его не будет на месте, что тогда? Нет, оставаться нельзя. Надо ехать. Он должен быть в Ханое, даже если придется сидеть там без дела.

Хой вышел попрощаться с женой. Тхао молчала, расстроенная предстоящей разлукой, и, когда Хиен хотела проводить отца до конца села, она ей не разрешила. Хиен начала кукситься и готова была вот-вот заплакать. Хой заступился за дочь, и все было улажено.

Тхао настаивала, чтобы Хой сходил к дяде Дьему, может быть, тот согласится взять его к себе постояльцем. На краю села она попрощалась с мужем, а Хой с дочерью прошли дальше, до самой пагоды Гань. У развилки дорог Хой остановился. Только вчера стоял он здесь, мучимый тревожными мыслями, и вот сейчас все это отодвинулось куда-то. Жизнь по-прежнему текла по своему руслу, будничная, однообразная, и выхода из этого не было. Хой вздохнул и погладил Хиен по голове.

— Ну, бега, дочка, уже поздно, мама ждет.

Хиен послушно повернула в село, а Хой побрел дальше. Через минуту он обернулся. Фигурка Хиен уменьшалась на глазах, однако Хой еще видел ее черную косичку — тоненькую полоску на спине. Маленькая родная фигурка! У Хоя потеплело на душе. Но что его ждет впереди? Кто знает, станет ли когда-нибудь его жизнь светлей? Сбоку за яркой зеленью тростника потянулось что-то длинное, темное. То был серый каменный забор, ограждающий имение депутата Кханя. И на всем пути до моста, сколько бы Хой ни оборачивался, он видел эту мрачную стену, высокую, серую — она словно преследовала его.

VI

Лыонг катила свои воды от самой горной цепи, протянувшейся по пограничным с Китаем провинциям Бак-зянг и Донг-чиеу. У подножия горы До, огромным челноком перегородившей выход в долину, река широко разливалась и, спокойная, ровная, подходила к оживленному, забитому лодками причалу Гом, возле которого круглый год дымили гончарные печи. Здесь она делала поворот и текла среди пустынных холмов, поросших высоким, в рост человека камышом. Изредка попадались тут лачуги бедняков, спрятанные среди банановых деревьев и зарослей сахарного тростника. Но уже от деревни Тям селения встречались чаще, оживляя речную долину. Вдоль небольшой дороги, проложенной по дамбе, до железнодорожного моста, что лежал на пути из Ханоя в Хайфон, протянулись густые сады и аккуратные, хорошо ухоженные поля. Тут Лыонг становилась совсем уже равнинной рекой и лениво текла среди рисовых полей, убегая вдаль, до самого горизонта, туда, где ощущалось дыхание моря.

Места эти с их нежно-зеленой порослью рисовой рассады, густыми садами и тенистыми тропинками среди полей, вызывали обычно восторженные возгласы пассажиров, которые славили благодатный край. А ведь каких-нибудь тридцать лет назад вся долина Лыонг до самого подножия До была еще покрыта непроходимыми зарослями камыша. Старики помнили, как в конце правления династии Чиней[11], во времена нескончаемых междоусобиц, крестьяне бросали свои поля и бежали куда глаза глядят. Чтобы не умереть с голоду, люди питались съедобными кореньями, полевыми мышами, змеями. Когда же стало совсем невмоготу, народ двинулся к военачальнику Хе, поднявшему восстание в горах Чай-сон. При династии Нгуенов[12] чиновники окончательно забросили свои дела. Из года в год, восемь лет подряд прорывало дамбу в районе селения Кот и