Зажги свечу - Мейв Бинчи

На его лице отражалось искреннее сочувствие. Он и правда хотел услышать ее историю. И Элизабет потихоньку начала рассказывать. Когда она стала говорить, какой маленькой выглядела мама, словно высохшая кукла, и как рыдал Гарри, на глазах Генри выступили слезы… и тогда Элизабет тоже почувствовала слезы на глазах и долго-долго плакала на груди у Генри, сидя возле газового камина. Потом они оба громко высморкались, Элизабет ушла в ванную, чтобы умыться холодной водой, а Генри начал готовить ужин на кухне и тщательно следил, чтобы бараньи ребрышки не подгорели.

Генри собирался поехать на Рождество к замужней сестре Джин, которая жила в Ливерпуле. Он рано остался без родителей. Отец умер в ночь перед тем, как уйти в армию в 1940 году, когда Генри было четырнадцать. Мать всю войну прожила в ужасе и постоянных тревогах и внезапно умерла сразу после победы. Генри навсегда запомнил, что война унесла его родителей, и никогда не понимал, почему многие даже с некоторой теплотой вспоминают сплоченность тех дней. Сам он никакой ностальгии не испытывал: он тогда учился в школе, его мать чуть не сошла с ума, и, как ни посмотри, лучшим временем его жизни войну назвать никак нельзя.

Да, он очень любит Джин, она работает медсестрой и прекрасно к нему относилась, когда он учился на юридическом: поддерживала его финансово, оплачивала учебу и помогла продержаться, пока они не получили деньги от продажи родительского дома. Джин вышла замуж за Дерека, у них есть сынишка, которого тоже назвали Генри. На Рождество Генри собирался подарить своему маленькому тезке игрушечную железную дорогу.

Планы Генри звучали весьма продуманно: он поедет поездом до Ливерпуля, где его встретит Дерек; они вместе заберут елку и привезут ее домой. Малыш Генри будет спать, а трое взрослых займутся украшением елки.

Генри затруднялся ответить, хорошие ли у него отношения с сестрой и зятем. Он даже не понял, в чем тут вопрос. Просто Джин – его сестра, и он едет к ним на Рождество. Элизабет чувствовала себя несколько глупо, словно устроила ему допрос. Она надеялась услышать от него, что они с Джин всегда были близкими друзьями, имели похожее чувство юмора, что ему очень нравится Дерек, что на Рождество Джин и Генри вспоминают родителей и говорят все без утайки, рассказывают друг другу о произошедших за год событиях, словно расставались всего на неделю.

На фоне подобного Рождества ей стало бы как-то легче принять свое собственное. Они с отцом провели уже не одни праздники вместе, после того как мама ушла из дома, но каждый раз давался с трудом. Чем ближе Рождество, тем мрачнее становился отец, и к тому времени, когда Элизабет нарезала курицу, он превращался в холодный и безмолвный могильный камень. Элизабет научилась справляться с его отстраненностью. Она продолжала болтать бессвязные милые глупости, словно не замечая его дурного настроения и полного молчания в ответ. Помыв посуду, они разжигали камин и слушали радио.

Элизабет понятия не имела о планах Джонни на Рождество, но в них никогда не входило желание развлечь ее и никогда не войдет. Многие подумали бы, что для одинокого Джонни было бы естественно прийти на рождественский ужин к Элизабет с отцом, однако Джонни не делал ничего, что его огорчило бы. Он расскажет ей между делом. Возможно, он снова поедет в Шотландию, как в прошлом году, когда они вшестером арендовали фермерский домик и отлично провели четыре дня, гуляя по горам и пируя возле очага. Услышав об этом, Элизабет позеленела от зависти.

В итоге Джонни никуда не поехал на Рождество, так как свалился с сильным гриппом, и это совпало с его очередным увлечением: итальянка, вообразившая себя Флоренс Найтингейл, вытирала ему лоб и поила водой. Элизабет навестила Джонни в сочельник и ничем не выдала ошеломленной Франческе свою давнюю связь с Джонни. Она вела себя спокойно и участливо, словно навещала друга, и не обратила внимания ни на белый халатик на дверях спальни, ни на одежду, брошенную на стул, ни на косметику на туалетном столике, ни на смущенное лицо Джонни.

– Я пришла поздравить тебя с Рождеством. Стефан сказал, ты сильно заболел. Я сделала то, о чем пишут в книжках, и принесла тебе говяжий бульон. – Элизабет засмеялась, через мгновение Франческа тоже рассмеялась, и Джонни выдавил улыбку. – Франческа, ты не могла бы подогреть бульон… Он должен сотворить чудо, но давайте не будем проверять, правда это или бабушкины сказки, а просто поверим, что так и есть.

Франческа бросилась на кухню за кастрюлей.

Даже на разгоряченном от лихорадки лице улыбка Джонни все еще выглядела очаровательной.

– Я не знал, что ты зайдешь… я думал…

– Я знаю, ты думал, что я буду осмотрительна. Ничего страшного.

– Что?

– Ничего страшного. Я думаю, худшее уже позади, теперь будет лучше.

Джонни взял ее за руку:

– Все изменится. Я обещаю, больше такого не повторится.

Элизабет потрепала его по руке и встала. Она очень хорошо умела неверно понимать сказанное, ведь долгие годы она намеренно так и делала. Теперь она притворилась, что речь идет о гриппе.

– Ты прав, все изменится, уже завтра станет легче. Конечно же, все должно измениться… – Она послала ему воздушный поцелуй, стоя в дверях. – С Рождеством, Джонни! Франческа?

Из кухни появилась взъерошенная голова.

– О Илисабет, ты уходить… Такой быстрый?

– Да, я просто хотела пожелать Buon Natale, правильно?

– Si, Buon Natale! – с восторгом ответила Франческа.

Спускаясь по знакомой лестнице, Элизабет вполне могла себе представить, как Франческа сидит у постели Джонни, кормит его бульоном с ложечки и говорит, какая милая эта Илисабет. А Джонни нетерпеливо меняет тему.

* * *

Генри вернулся через три дня после Рождества, приятного, тихого, как и положено. Элизабет хочет знать, почему он вернулся так быстро? Если все было прекрасно, то почему он не остался отпраздновать Новый год на выходных?

– Потому что я по тебе скучал, – прямодушно ответил Генри. – И мечтал поскорее тебя увидеть.

Генри поинтересовался, не хочет ли Элизабет пообедать с ним в канун Нового года.

– А давай теперь я приготовлю обед для тебя, – предложила она. – Отца не будет, у них новогодняя вечеринка с бриджем, и он ждет ее с нетерпением.

Генри принес бутылку шампанского, еще одну Элизабет уже поставила охлаждаться, так что они решили не ждать до полуночи и выпить одну сразу, а другую оставить