Марк Алданов - Живи как хочешь

Бридж был отложен до шести часов. Надя зашла в каюту Виктора Николаевича, – бывала у него на пароходе из приличия очень редко. Но в это время дня в каютах никого не было. Она его обняла и горячо благодарила.

– …Правда, ты свинья. Моя роль такая крошечная, что неловко смотреть людям в глаза! Но я знаю, что я имела успех и что без тебя я никакой роли не получила бы. Ты свинья, но я всем тебе обязана! Это очень неприятно быть всем обязанным свинье!

Он понимал, что она ругает его все-таки не совсем шутливо. Тем не менее он был тронут. Они затворили дверь.

Выйдя из каюты, Надя отправилась к себе переодеться: теперь, как известная всем на пароходе звезда, она должна была бы менять платья три раза в день, но скоро подсчитала, что платьев не хватит. Она зажгла лампу. На столике лежала телеграмма. Надя не сразу поняла, что это такое: забыла, что на пароход можно телеграфировать. «Телеграмма? В чем дело! От кого?»..

Поверенный, взявший на себя ее бракоразводное дело, сообщал, что пока, по формальным причинам, развода получить нельзя и что дело затянется. Обещал сообщить все письмом и просил указать нью-йоркский адрес.

VI

– Так теперь вы, дорогой мой, решили заняться шантажем? – спросил, немного успокоившись, Гранд. – А как же законы вашего штата? Не сделаете ли вы мне ваше предложение письменно?

– Давайте говорить серьезно, – сказал Норфольк. – Тони мне все сказала.

– Кажется, вы мне говорили, что наши умственные источники света поляризованы по-разному. Очевидно, у вас изменилась плоскость поляризации?

– Давайте говорить спокойно, откровенно, деловым образом. Да, если хотите, вы указали мне способ действий. Вы начали. Я тоже дилетант… Мы кстати и разговариваем с вами неправдоподобно. О таких делах настоящие люди, не дилетанты, верно разговаривают иначе. Слишком много иронии, – сказал с досадой старик. – Ирония хорошая вещь, но не надо ею злоупотреблять. Ею злоупотребляют только очень несчастные люди. Мне еще можно, а вы молоды, бодры, умны. Будем говорить без иронии, надоело. Тони мне все рассказала.

– Хорошо, будем говорить серьезно. Вы сказали, что политика силы это псевдоним шантажа. Но ведь для того, чтобы ее вести, надо иметь силу. Скажем правду, у вас ничего нет. Я в свое время предлагал вам соглашение, выгодное для обеих сторон. Вы же просто хотите, чтобы я ни с того ни с сего отдал вам мои бриллианты.

– Не ваши, а те, которые вы украли!

– Если вы будете говорить в таком тоне, то я попрошу вас выйти вон! – вспылил Гранд.

– Пожалуйста, извините меня. У меня это слово сорвалось.

– То-то… Вы меня тогда угощали хорошим шабли, – сказал Гранд. Голова у него быстро работала. «Что у него в руках?.. Неприятно… Эх, жаль, только что начал новую жизнь». – Хотите я закажу? – Он взялся за телефон. – Что прикажете? Впрочем, у меня и в каюте есть арманьяк. Хотите?

– Ну, что ж, дайте, – не сразу ответил Норфольк. – Кстати у вас телефон только местный, пароходный?

– А то какой же?

– Мой босс из своей каюты «Фонтенебло» может в любую минуту вызвать Париж или Лондон.

– Подумайте, до чего дошла техника! Нет, я могу отсюда говорить только с буфетом. Неужели он может прямо из каюты позвонить в Париж?

– Может. И я с его разрешения в Париж и позвоню, если мы не договоримся.

Гранд сделал вид, будто не расслышал, достал несессер. Норфольк внимательно на него смотрел. «Бриллианты здесь, я так и думал"…

– Покорно вас благодарю… Нет ли у вас другого дорожного стаканчика?

– Нет. Я выпью из этого, – сказал Гранд и взял стакан со стекляной полки над умывальником. – Здесь два, я для зубной щетки употребляю тот, левый.

Они выпили.

– Вы меня подкупаете тем, что так любите пить, – сказал Гранд. – Я тоже люблю. Без этого я и разговаривать с вами не стал бы.

– Отчего же нет? Вы сказали, что я вам ничего не предлагаю. Это неверно. Я вам предлагаю оставить себе четыре бриллианта из десяти.

– Почему же такое великодушное предложение?

– Я учитываю конъюнктуру и соотношение сил. Если дойдет дело до прокуратуры, то моя приятельница получит камни не скоро, а у нее нет ни гроша.

– Ни гроша? – спросил Гранд и задумался. – Да, в самом деле откуда же у нее могут быть деньги? Я и то удивляюсь, как она купила билет. Бедная… Но насчет прокуратуры вы это забудьте думать. Ни к какой прокуратуре вы обратиться не можете и не обратитесь.

– Почему?

– Потому, что для этого нужны были бы доказательства.

– А вы думаете, у меня их нет? Во-первых, у Тони остались ваши поддельные бриллианты. Полиция, конечно, легко выяснит, кто и кому их заказывал. Кроме того, я вам, помнится, говорил, что у парижской полиции есть ваше досье. Кроме того, полиция меня знает. Кроме того, на этом же пароходе путешествует мой босс, который видел настоящие бриллианты Тони.

– Все это пустяки. Во-первых, я мог заказывать бриллианты по просьбе самой Тони. Во-вторых, никакого досье полиция обо мне не имеет. В-третьих, я вас обоих тотчас привлек бы к ответственности за клевету. В-четвертых, шум и вам будет не очень приятен, особенно Тони, – многозначительно сказал Гранд. «Какую-то кость придется ему выкинуть, очень подлый старик», – думал он.

– Я вообще, как уже, кажется, говорил вам, всегда предпочитаю полюбовное соглашение. Но как вам угодно. Не дадите шести бриллиантов?

– Не дам, конечно. Добавьте, что у меня их осталось всего семь.

– Куда же делись остальные? – тревожно спросил Норфольк. Он этого в особенности опасался.

– Продал.

– Зачем?

– Глупый вопрос!.. Впрочем, извините, мы условились говорить вежливо. Странный вопрос. Нужны были деньги, потому и продал. Тони верно вам сказала, в каком материальном положении я был перед делом. Если б не такое положение, разве я сделал бы неприятность этой милой женщине?.. Скажите, как ее здоровье?

– Неважное, неважное, – сказал Норфольк. – Зачем же вы продали три бриллианта? Достаточно было бы продать один.

– Вы что, считали в моем кармане? У меня были долги. И я уезжал заграницу. И за эту каюту надо было заплатить, правда? Я продал три бриллианта.

– Почем?

– Один за триста сорок тысяч французских франков, другие два за шестьсот пятьдесят.

– Продешевили, они стоили много дороже, – сказал Норфольк, чтобы сделать ему неприятность.

– А вы откуда знаете? Вы разве их видели?

– Видел раз, в Ницце, и я знаю толк в драгоценных камнях… Они у вас тут, в несессере?

На лице Гранда скользнуло неприятное удивление.

– В несессере? Почему вы думаете? Кто же держит бриллианты в несессере?

– Многие. Человек хранит у себя драгоценности и боится воров. Если он не хитер, он запрет их в сундук на ключ. Если он хитер, то он рассуждает так: вор взломает сундук, но ему не придет в голову, что ценные вещи могут храниться в незапертом чемоданчике или шкапу: поэтому положу-ка я их на полку и прикрою полотенцами или газетой, а шкапа не затворю. Если же человек очень хитер, то он себе скажет: вор не дурак, он понимает, что я для отвода глаз могу положить драгоценности на полку под полотенце, и он именно там и будет искать. Поэтому очень хитрый человек, в отличие от хитрого-просто, сделает то же самое, что не-хитрый: спрячет все под замок… В несколько иной форме то же самое происходит порою в политике: ультра-обманщики, в отличие от обманщиков-просто, говорят о своих планах совершенную правду, с полным основанием предполагая, что им все равно не поверят: люди будут искать в их словах скрытого смысла, конечно какой-нибудь скрытый смысл найдут и таким образом попадутся на удочку. Так делал Гитлер. Обманщики расходятся с честными людьми, но ультра-обманщики с ними сходятся.

– Слишком много вы болтаете… Так вы меня не считаете очень хитрым человеком?

– Если б я был помоложе, то я, может быть, решился бы без вашего ведома заглянуть в эту каюту, скажем, часа в четыре, когда каюты пустуют. Никаких инструментов у меня с собой нет, и хотя бы уже поэтому я ваших Уиттоновских сундуков не тронул бы, но в несессер позволил бы себе заглянуть.

– Значит, вы готовы только на простую кражу, а на кражу со взломом вы не пошли бы? Это делает вам честь. Надеюсь все же, что вы в мою каюту не заглядывали?

– Нет. Риск был бы слишком велик: могла бы, например, войти горничная, и вышла бы большая неприятность. Кроме того, заметив кражу, вы подняли бы на ноги пароходную полицию. Я решил, что гораздо проще зайти к вам в гости и поговорить по-джентльменски. Рад был вдобавок при случае отдать вам визит… Покажите же мне бриллианты. Гранд подумал, пожал плечами и достал камни из несессера.

– Не подумайте только, что я вам их отдаю, – сказал он. – С вашего разрешения я их вам в руки не дам, вы можете полюбоваться ими на расстоянии. Видите, здесь три, остальные четыре лежат в сундуке, их я вам не покажу: слишком утомительно.