Лина ТриЭС - Третья истина

— Добрый вечер. О! Ты встала? Отлично. Вот. Буду читать вслух. Чехов. После завершения увлекательной истории о четвероногом друге. Ела?

— Добрый вечер, Виконт. Меня вы видите, а то, что на столе, — нет? Мойте руки.

— Я что, имею отношение к этому великолепию? Какой аромат!

— Обедаем, вернее ужинаем. Я приготовила.

— Видишь ли, Александрин… — Виконт с сомнением посмотрел на стол. — Лучше мне этого и не пробовать. А то… Ты ведь меня знаешь. О! И Великий пост же еще!

— Ну, тогда и у меня тоже, — упавшим голосом: что же, он ничего и не попробует?? — сказала Саша.

— Нет, это вовсе не так строго, особенно после болезни. И для путешествующих необязательно. Я просто дал обет во младенчестве, что именно в восемнадцатом году стану держать строгий пост.

— Какие вы странные вещи говорите. И улыбаетесь. Шутите так?

— А впрочем, — Виконт махнул рукой, — мой обет, но запомни, Александрин, это свято, вступает в силу с завтрашнего дня. Ты как раз успела. Иду мыть руки.

Сияя, Саша не стала задумываться о его странных обетах, тем более, что еда ему очень понравилась, и это было видно не только из похвал. За одним столом с ним и сама она поела с удовольствием и даже пожалела в душе, что мало. От стакана козьего молока, которым Саша хотела завершить подачу, Виконт отказался решительно и бесповоротно, заявив, что убивать такое послевкусие — тяжелый грех. Саша придирчиво осмотрела его лицо.

— Все равно. Сразу не проходит. Еще немножко осунулось. Знаете, вам, наверное, надо пить вино… Надо найти…

— Трезвый я тебе приелся? Любопытствуешь, что буду вытворять в подпитии? Хотя, припоминаю, ты с малолетства мечтала пристрастить меня к рюмочке. Алексея Кондратьевича ставила в пример…

— Ах, Вы… Нет, какое подпитие? Подогретое вино. По десертной ложке в день.

Виконт фыркнул:

— Это что еще за изощренное издевательство?

— Опять вы на меня, как на смешную зверюшку, смотрите, я же серьезно! Я же о вашем лице забочусь!

Виконт смеялся, стараясь не пропустить ни слова, видимо, воспринимая ее слова, как репризу клоуна-новобранца, и подал свою реплику:

— Тогда я ослышался. Не пить, а протирать лицо? Подогретым вином? И какие мои дефекты ты надеешься ликвидировать таким способом?

— Какой вы несерьезный! Еще и дефекты, ну где же они у вас? У вас? Оставим вино, раз вы не хотите. Вашим рукам надо хорошенько отдохнуть.

— А это еще зачем? Почему именно рукам?

— Вы же ими носили меня целые… несколько часов. Ой, вы же еще после ранения! Как я могла не подумать! — У Саши начинался новый приступ самоедства.

— Да я про него давно забыл!

— Нет, все, я иду с вами.

— Куда это, интересно?

— Вы же тут не живете… Я пойду туда, где вы, буду следить, чтоб вы после обеда спали и вечером — вовремя… Сколько мы тут еще пробудем? До завтра? До послезавтра? Не будете мотаться туда-сюда и окрепнете сразу. Вы ведь, наверное, где-то очень далеко живете?

— Почему далеко? С чего ты взяла?

— А вы несколько раз приходили — сапоги заляпаны, а я в окошко смотрела — было сухо.

— Если бы ты так воспринимала все, что читаешь! Дедуктивный метод! Аналитический ум! Между прочим, живу на соседней улице. Плохо ты меня знаешь, если предполагаешь, что я неудобно устроился. Просто, ездил куда-то. По делам.

— Тем более… Виконт! Это плохо, что мы с вами в разных местах. Мы же еще в поезде, в самом начале, договорились, что будем поддерживать друг друга. И про откровенность… А вы не все мне говорите, я чувствую…

Виконт поднялся и подошел к окну.

— Ложись, довольно разговоров, ты слишком долго на ногах. Укладывайся, пока я любуюсь красотами Смоленска. А переезды ни к чему. Ты почти здорова. День-два и мы продолжим путь.

— А Кузьмин уехал, — переодеваясь, сказала Саша. — Как же мандат, он оставил вам эту бумагу?

— А ты разве не спала, когда Виталий Константинович сюда приходил?

— Спала. Мне Даша сказала.

— Ты легла уже? — Виконт обернулся, медленно прошелся взад-вперед по комнате, наконец, остановился перед ней и прищелкнул пальцами:

— Доберемся, Саша! С мандатом, без мандата. Доберемся. Ты что, сомневаешься во мне? Я дал повод?

Саша, натянув одеяло до подбородка, посмотрела на него. Он такой сильный и непобедимый! Как никто. Она, действительно, ни разу не видела его поражения. И никакой жалости, участия, просто, не допускает, смеется. Даже, если принимает заботы, то, как будто приятное угощение, а не что-то необходимое! Это он сам ее распустил так, что она стала настоящей тиранкой. Она ведь сейчас абсолютно не знает о его затруднениях, огорчениях. А может быть, их нет? Такой удачливый человек? Ведь правда, удачливый. Иногда приходит к удаче каким-то странным путем. Но приходит всегда! Что касается внешнего вида… Пусть Даша сто раз говорит, что он усталый, но такой необыкновенный, взрослый, красивый. И не просто красивый, а как это говорится в романах? Неотразимый! Дойдя до этого места в своих размышлениях, Саша слегка прерывающимся голосом сказала:

— Идите домой, ничего, я буду здесь одна. Зато вы восстановите силы, взрослым людям это необходимо.

— Синьорина, третьего дня вы были так деликатны, что всего лишь раз назвали преданного вам Виконта престарелым. Вижу, что за два дня эта мысль пустила в вашем сознании глубокие корни и дала плоды. Средство от морщин, слабые руки, всеобщее измождение, наконец. Намеки стали чересчур явными. Значит, вы просите меня удалиться? Это больно.

— Я прошу? Как вы можете? Просто напоминаю о вашем отдыхе, вот и все. А что, разве юноши не отдыхают? Особенно после тяжелой нагрузки.

— Такая формулировка меня утешила. Я не уйду никуда пока. Не надейся.

Саша задохнулась:

— Это я надеюсь?

— Итак, раскроем наугад. «Учитель словесности». «… Послышался стук лошадиных копыт о бревенчатый пол…» — голос его понизился, как всегда при чтении, Саша откинулась на подушку и наполнилась предвкушением удовольствия.

ГЛАВА 16. МОЗАИКА — ЗАБАВА САЛОННАЯ

— Сколько вы можете где-то бродить, Виконт? Мы ведь так опоздаем! Я все уладила, все узнала. Вы же сами разрешили пойти с Дашей, куда хочу. Так вот, я пошла на станцию! И все оказалось очень просто. Народу уйма, но проездных документов почти ни у кого нет. Я обратилась, — сама сообразила к кому! — и мне объяснили: надо поставить всего одну подпись, начальника станции, и можно ехать! У вас же есть паспорт, а вы у нас — старший, и мандат в порядке! — Саше нравилось ощущать свою предприимчивость и самостоятельность, особенно сейчас, после болезни. В ответ флегматично прозвучало:

— Да не мандат это. Обыкновенный пропуск. Был. — Виконт стоял около подоконника, вернее, расслабленно полусидел на нем, и следил за ней тем самым великодушным взглядом, который не давал ей чувствовать себя полноценным индивидуумом.

— К-а-а-к был??? А теперь во что превратился???

— В ничто для нас. Я его потерял. Ну что ты на меня так смотришь? Ждешь слез раскаяния?

Она молчала, ни в силах поверить в сказанное. Он шутит? Не может быть, что этим снисходительным тоном он говорит о крушении их надежд? «Все оказалось очень просто…». Не так уж и просто. Она вчера звала погулять самого Виконта, но он, сославшись на неотложные дела, позволил ей пройтись с Дашей. И тогда она решила действовать самостоятельно, наведаться на вокзал. Оставив безропотную Дашу сидеть на скамейке, бегала по вокзалу, искала начальника… Там очереди, ругань, патруль. А он, мало того, что пришел только сегодня…

— Поль, тогда вам, наверное, надо пойти в штаб или комендатуру, есть же здесь, думаю, такое? И объяснить что к чему, что случайно потеряли… Восстановят, наверное…

— Так надо поступить? — с преувеличенным интересом спросил Виконт. — Разумно. Разумно. А что именно объяснить, посоветуй.

— Сказать, что задержались не по своей вине, что вещи некоторые потерялись, что много работали…

На этом слове Саша заметила, что он смотрит на нее с улыбкой, в которой вместе с великодушием просматривалось еще и сожаление об ее умственных способностях, невысказанное, но весьма очевидное. Вздохнул:

— Довольно разговоров. Иди, собирайся. Только все это не бери.

К огорчению Саши «это» относилось почти ко всем их вещам. Еще более того она огорчалась, что не увидит, как Даша прочитает их записку и поймет, что стала хозяйкой почти всего, нажитого ими в Смоленске, и их прежней, ненужной теперь, зимней одежды. Она была сегодня на дежурстве, а задерживаться Виконт не намеревался. Собираясь, Саша контрабандой прихватила еще и фигурку всадницы. У нее накопилось в тумбочке немало разных деревянных, вырезанных Виконтом во время ее болезни, вещиц, везти их все было немыслимо. Но эту лошадку с развевающейся гривой, на спине которой сидела девочка с летящими волосами, она оставить не могла. Она полюбила эту фигурку, так же, как браслетик с филигранью, который теперь всегда охватывал ее руку выше локтя. Лошадку не пришлось прятать особенно тщательно, так как Виконт даже не взглянул на собранный ею в дорогу рюкзачок.