Рушатся берега - Нгуен Динь Тхи

к чему эти разговоры о благодарности! — перебил ее Кхань. — Я вижу, у вас тут очень тесно, а дело это надо расширять. Я как раз и хотел поговорить с вами об этом. Вот что, Лан, если вы согласны со мной сотрудничать, мы с вами сумеем поднять любое дело. Но для сотрудничества необходимо полное доверие.

Кхань поднялся и зашагал по комнате. Лан молча следила за ним, ей явно был по душе этот разговор. Кхань вдруг остановился и сказал, понизив голос:

— Я не привык ходить вокруг да около. Нет ничего лучше полной откровенности...

Он уверенно взял руку женщины в свою. Лан прикрыла лицо другой рукой, и у нее по щеке покатилась слеза. Кхань мягко отнял и вторую руку.

— Не надо плакать. Хорошо, что я встретил тебя, тебе будет со мной во сто крат лучше, чем с ним. И уж, конечно, я не допущу, чтобы ты страдала!

— Откуда мне знать, что меня ждет! Я теперь всего боюсь...

— Для начала купим тебе машину. Какая марка тебе больше нравится? Давай прямо сейчас поедем по французским фирмам, и ты выберешь себе машину по вкусу. Недавно появился новый Форд‑40. Недурная машина. А потом надо присмотреть тебе дом. Хочешь, я куплю твою прежнюю виллу и оформлю ее на твое имя?

— Ну зачем так спешить? Лучше вложить деньги в предприятие...

— Предприятие — особая статья. К делам мы еще вернемся. Но прежде всего я хочу позаботиться о тебе, устроить твою жизнь.

— Мне как-то советовали купить виллу по дороге в До-сон...

— И отлично. Вези меня туда! Впрочем, зачем ехать, если она тебе нравятся, понравится и мне. Едем сейчас за машиной, я хочу увезти тебя на несколько дней в бухту Ха-лонг. Ты была там когда-нибудь?

В тот же вечер на новой машине они подъехали к гостинице «Азия». В этой гостинице обычно останавливались французы, и лишь изредка в ресторане можно было встретить какого-нибудь крупного чиновника или буржуа — аннамита, причем европейцы смотрели на местных жителей с нескрываемым презрением. Но Кханю хотелось похвастаться перед новой любовницей, тем более, что он был хорошо знаком с метрдотелем.

Они приехали пораньше и устроились за отдельным столиком, в укромном уголке. Кхань осмотрелся. Его внимание привлек огромный портрет, висевший в зале на самом видном месте. Это был какой-то старый французский генерал. Кхань наклонился к Лан.

— Прошлый раз на этом месте висела другая картина, кажется, охота на кабанов. А теперь почему-то повесили этот портрет.

— Как? Ты не знаешь, кто это? Это же маршал Петен.

— А-а...

Дверь ресторана непрерывно вращалась, впуская в зал все новых и новых посетителей, оживленно болтавших по-французски. В зале было тесно, в воздухе повисло густое облако табачного дыма. Но вот в дверях показалась группа японских офицеров. Все они были одеты одинаково: кургузые фуражки, низко надвинутые на лоб и открывавшие плотные затылки, короткие френчи защитного цвета, кожаные сапоги. Но Кханю прежде всего бросились в глаза сабли. Длинные, в широких кожаных ножнах, они били по ногам и лязгали при каждом движений. В зал словно пахнуло войной. О, как не похожи были эти сабли на оправленные в серебро кортики французских офицеров, которых Кханю приходилось видеть на различных торжествах.

Громко топая, японцы прошли к большому столу у окна, выходившего на улицу. Они уселись, вытянув ноги, точно после утомительной ходьбы. Французы, сидевшие поблизости, переглянулись и стали говорить вполголоса.

Дверь впустила в зал новую группу японцев. Кхань обратил внимание на сопровождавшего их человека в пенсне. Непонятно было, кто он: японец или вьетнамец? Пришедшие направились к первой группе офицеров, которые уже уселись за стол. Один из них подошел к соседнему столику, где расположились французы, надменно вскинул голову и жестом показал, что требует освободить стол. Французы побагровели, но все-таки поднялись из-за стола.

У Кханя даже в голове помутилось. «Вот это да!.. Вот, оказывается, какие настали времена! А я-то живу в своей берлоге и ничего не знаю!»

Но у него совсем похолодело в груди, когда мужчина, сопровождавший японцев, посмотрев в их сторону, улыбнулся и чуть заметно кивнул его спутнице, а та ответила на его приветствие.

— Кто это? — спросил Кхань.

— Ты разве не знаешь? Это господин Бать Зиен, предприниматель, сын старого Кама.

Старика Кама он знал. Лет двадцать назад это был известный богач — владелец угольных шахт, который осмелился создать вьетнамскую пароходную компанию, вступившую в конкурентную борьбу с французской компанией. Французы, конечно, затеяли тяжбу и тянули ее до тех пор, пока не вынудили Кама закрыть пароходство. История эта была широко известна.

— Зиен говорит по-японски, как японец, — шептала Лан, — они, кажется, хотят дать ему подряд на строительство аэродрома. А от генерал-губернатора требуют передать для строительства все американские машины и горючее, предназначавшееся для Китая. А вот та пара, что сидит по другую сторону стола, — владельцы кафе, которое находится у моста. Оказывается, японцы давным-давно засылали к нам своих людей, а мы ничего и не замечали.

Кхань был в восторге от Лан. Ей все известно.

— Несколько месяцев назад Бать Зиен предлагал Куанг Лою создать японо-вьетнамскую фирму, которая импортировала бы японские товары и вывозила в Японию рис, но тот почему-то испугался. А на днях он напомнил мне о своем предложении. Как ты смотришь на это?

— О, это серьезное дело! Ты разузнай все как следует, а там видно будет, надо все взвесить хорошенько. Признаться, в коммерции я мало смыслю.

— Я тоже думаю, что надо повременить. Капитал мы всегда успеем вложить в дело. А пока я все досконально узнаю и в случае чего тут же сообщу тебе.

— Ты, Лан, просто молодец! Я же говорил, что судьба нас свела не случайно.

Лан улыбнулась и поднесла к губам бокал с шампанским...

— Выпьем за наше счастье!..

С улицы вдруг донесся какой-то шум. Все повернулись к окнам, на улице полицейский-француз разгонял толпу любопытных, глазевших сквозь огромные окна на японцев. Обычно при появлении полицейского зеваки моментально исчезали, а тут растерялись и не успели разбежаться. Обозленный полицейский схватил какого-то парня за шиворот, дал ему под зад коленом и раздавил ногой свалившийся у того с головы нон.

Подобные инциденты на том и заканчивались. Но вдруг один из японских офицеров вышел на улицу, подошел к полицейскому и, ни слова не говоря, дал ему пощечину. Парнишка, воспользовавшись этим, улизнул. Полицейский тоже ретировался, а японца окружила толпа. Он