Лист лавровый в пищу не употребляется… - Галина Калинкина
– Нет. Давай из Иоана Златоустого где моё любимое. Про воеводу и сотника.
– Ну хорошо. Сейчас отыщу. Семь недель есть поста святого, честнейши же всех есть седьмая неделя, иже и великая нарицается; не множеством часов болши есть иных недель, но иже великы тайны в ней быша, Господня глаголю страсти, такоже и си недели больша суть первые. Якоже бо царь боле есть князя, а князь воеводы, а воевода болярина, а болярин сотника, а сотник пятьдесятника, а пятьдесятник слуги.
– Тихо! Слышь, стучат.
Звонок на крыльце молчал. Но в окна терраски со стороны сада действительно кто-то коротко стукнул.
– Гаси.
Накал в лампе пропал одновременно с тем, как погас язычок свечи на столе. Шаги впотьмах до окошек на террасу дались с трудом, ноги как водой налились. И почему ночью всякие страхи верх над человеком берут? А на свету рассеиваются и кажутся нелепицей. Близкий стук повторился. Тень за стеклом колышется полотнищем, как вымороженное бельё на ветру.
– Кто там?
– Отворите.
Голос, его голос! И тень из полотнища вытянулась длинной грушей Таврической. Лавр!
Вита отвела щеколду. На террасу шагнул незнакомый мужчина, потом женщина, за ними Лавр. Двое спешно нырнули в тёмный проём кухни. Лавр пропустил Виту и запер одну за другой две двери.
– Не зажигайте света!
В темноте голос Лавра слышался глуше, взрослее, с нотами, каким невозможно не подчиниться. Две тёмные фигуры посреди кухни неприютно жались друг к другу, ожидая сигнала, что дальше. Вита занавесила окна на двор.
– Липа, проводи в зал.
Лавр заглянул за занавеску. Флигель во дворе веселился окнами, слышался гомон и нестройная песня. На дворе никого, пасмурно и безлунно.
– Частушки, что ль, учат?
– Второй час так.
– Шёл от горки… а там двое к воротам подходят, номера домов глядят. Спросил, ищете кого. Женщина ответила, что узнаёт меня. Так я их кругом провёл, чтоб от швецов не видать было.
– Кто они?
– Сам не понял. Но ищут Вас. И хоронятся.
– Пойдёмте. Нехорошо оставлять.
Когда и в зале плотно свели гардины, зажгли свет под абажуром, Вита увидала бледное лицо мужчины, попеременно оглядывающего её и Липу, и всё же остановившего взгляд на ней. А из-за его плеча улыбалась m-me Сиверс. Мужчина посторонился, и m-me радостно обняла Виту.
Лавр забрал у гостей полушубок и шубку, пошёл за дровами, подтопить печь. Липа, собираясь накрывать на стол, тотчас приметила: гости на образа не перекрестились, поклона хозяевам не отдали – безбожники в доме.
Мужчина оглядывал комнату, пытаясь понять по предметам и обстановке, что за люди, что за дом. М-me пристально рассматривала «Бехштейн» в углу. Бюргер гарцевал возле игрушечного домика, бюргерша не показывалась, обещая продолжение непогоды. «Макарий» прохрипел три ноты, передвинув стрелки на десять с четвертью, и замолк.
Наконец, вчетвером уселись за стол. Липа, пятая, присаживалась и снова отбегала, позабыв то плошку с мёдом, то морковные битки, то сухарики. Мчалась с кухни обратно, боясь слово пропустить. Кто ж такие? Что же ночью? Что ж с задков, с саду?
Разговор начал мужчина, представившийся Борисом Сиверсом. Речь его была неспешна, голос густой, поставленный, а во взгляде тревога, нежность и что-то помимо, чувственное и беспокоящее. Штатская одежда не скрывала военной выправки. Вита знала, что m-me бездетна, полагала, что и одинока. И вот теперь этот «нездешний офицер», достойные манеры, стать. Неожиданно и не к месту выплыл образ тевтонского рыцаря. За столом говорили несколько человек, но с одного пристального взгляда пытливых глаз гостя стало понятным: диалог идёт между Витой и Борисом.
– Слышу умопомрачительный запах ванили. Опрокидывающий в прошлое из нынешних чертовских дней.
– Да, обнаружили остаток. Теперь всюду у нас ваниль, даже в морковных битках. Видимо, пока не кончится.
– Я полагаю, нахожусь в доме друзей. Потому попытаюсь объяснить вторжение, не таясь.
– Чаю, пожалуйста.
– Благодарю! Довольно странно вот так вторгаться под ночь, предварительно не сговорившись. Но у меня исключительные обстоятельства.
– И сухари, и мёду, пожалуйста.
– Порою с человеком происходят странные поворотные обстоятельства, каких предвосхитить не в силах. Ищет правду, ищет выход, ищет сведения за тридевять земель, а вот, они у него под рукой. Но невдомёк. Понимаете ли Вы меня?
– Ничуть. Только почему-то очень тревожусь. Будто на пороге чего-то значительного.
– В городе я около двух месяцев. Дольше мне здесь оставаться опасно. Да и хлопоты почти завершены. Ехал в Москву с поручением и двумя личными целями. Одной, кажется, вот только что достиг. Другая требует некоторой подготовки, чем, собственно, я и занимался всё время пребывания в городе. И вторая цель, видимо, не будет достигнута. Я искал сына. Да, сына. И потерпел фиаско. Простите косноязычие, путано говорю. Мы раздобываем проездные документы, обещано к Благовещенью. А потом отбываем с m-me Сиверс. Почти всё готово. Едем в Келломяки к дальней родне. Право принадлежать к фамилии местного железнодорожника Сарелайнен я купил за фамильный перстень Сиверсов.
– Сарелайнен переводится как остров. Мы теперь Остров. А из Финляндии нам весь мир открыт, – голос m-me Сиверс доносился до Виты будто через стеклянную банку. Слух чётко выхватывал только обращённую к ней речь Бориса.
– Вы похожи на мать?
– Да. Вы знали мою маму?
– Нет. Просто предположил. Я имел Ваш адрес. Ходил на Сретенский. В квартире тридцать три мне никто не открыл. Беспокоить соседей не решился. И так во дворе странно откликнулись на мои расспросы. Попал на неприятного человека, пустоглазого. Он любезничал, но смотрел страшно.
– Вероятно, Вы попали на подборщика или контролёра. Дом под выселением. Красные конторы въезжают. Мне что-то подобное рассказывала подруга, она до сих пор проживает в своей квартире. А я вынуждена была съехать. И вот с осени здесь.
– Передайте, пожалуйста, сахару.
Почему же и Лавр говорит глухо, будто через стеклянную банку. Странно, странно. Надо потом спросить. Потом.
– Во второй мой приход на Сретенский постигла та же неудача. В окнах квартиры нет признаков жизни. И занавесок нет. Решился подняться. Но что-то остановило звонить в тридцать третью. Прошёл выше. А когда уходил с бульвара, определил заметную личность: за мной дворник увязался. А ведь дворники здесь отменены, что за глупый маскарад. От дворника я ушёл. Два проходных двора, подножка трамвая. Несколько лет не навещал Москвы, но неплохо знаю свой город. Только теперь он перестал быть моим. Разительные перемены. Таким заплёванным и обгаженным прежде не был.
– Вы приходили к дому в
Откройте для себя мир чтения на siteknig.com - месте, где каждая книга оживает прямо в браузере. Здесь вас уже ждёт произведение Лист лавровый в пищу не употребляется… - Галина Калинкина, относящееся к жанру Историческая проза / Исторические любовные романы / Русская классическая проза. Никаких регистраций, никаких преград - только вы и история, доступная в полном формате. Наш литературный портал создан для тех, кто любит комфорт: хотите читать с телефона - пожалуйста; предпочитаете ноутбук - идеально! Все книги открываются моментально и представлены полностью, без сокращений и скрытых страниц. Каталог жанров поможет вам быстро найти что-то по настроению: увлекательный роман, динамичное фэнтези, глубокую классику или лёгкое чтение перед сном. Мы ежедневно расширяем библиотеку, добавляя новые произведения, чтобы вам всегда было что открыть "на потом". Сегодня на siteknig.com доступно более 200000 книг - и каждая готова стать вашей новой любимой. Просто выбирайте, открывайте и наслаждайтесь чтением там, где вам удобно.
