Экспедиция надежды - Хавьер Моро

один метр шестьдесят сантиметров – и занесли в призывной список. Впав в отчаяние от перспективы попасть в рекруты, Бальмис осознал, что, несмотря на многие годы учебы и принадлежность к очень уважаемой в городе семье, сам он находится на низшей ступени социальной иерархии. И это стало первым звеном в цепочке жизненных разочарований.

Молодой Бальмис, нареченный при рождении именем Франсиско Хавьер в честь святого, в день памяти которого он появился на свет третьего декабря 1753 года, отличался крепким телосложением, невысоким ростом; из-за нервного тика он периодически моргал, и особенно часто, когда волновался. Больше всего его привлекали учеба, чтение и научные исследования. Жизнь на свежем воздухе и физические упражнения были не для него: бегал он неуклюже, ему недоставало ловкости, и в детских играх он всегда служил всеобщим посмешищем. Он с ужасом представлял, как его станут третировать в армии; страх усугублялся тем, что теперь он уже не сможет искать убежища дома.

Бальмис происходил из семьи, члены которой – отец, дед, дядя и шурин – принадлежали к цеху цирюльников-хирургов-кровопускателей[7]. Он провел счастливое детство под крылом у заботливой матери в окружении большой и дружной семьи. Дом был всегда полон пациентов: приходили полечиться, поставить пиявки, просили отца или деда зашить рану. Больше всего маленький Франсиско любил играть в ассистента – раскладывать инструменты и перевязочные материалы и по мере надобности подавать отцу необходимое. Многие пациенты возвращались с презентами – горшочек меда, корзинка мушмулы, головка сыра, – чтобы выразить свою благодарность за исцеление. Так, мало-помалу, Франсиско начал проникаться семейным призванием, в чем немалую помощь составила его феноменальная память на даты и факты.

«Наша работа – помогать людям», – говаривал его дедушка. Эта фраза запечатлелась в мозгу мальчика; он мечтал спасать людей, как делали его отец, дед или семейство Матайш – еще одна династия хирургов, близкие друзья Бальмисов. Они жили неподалеку, и их дети играли вместе с Франсиско еще до того, как в нем вспыхнула пламенная страсть к медицине. Вскоре его перестали интересовать сверстники, он предпочел общество взрослых. Спасение человечества – удел героев, и Франсиско возмечтал стать героем хирургии. Поскольку ему довелось присутствовать при бессчетном количестве операций у себя дома или в доме семьи Матайш, с самого детства он привык к виду рассеченных мышц, крови, перерезанных, словно обычные трубки, вен, гнойных абсцессов, удаляемых одним взмахом скальпеля. Все это его не пугало, а напротив, подстегивало и без того жгучий интерес к сложному устройству человеческого организма.

– Отец, почему у этого человека здесь отек? А почему ты сначала зашиваешь, что, нельзя все это вычистить?

– Сынок, молчи, не отвлекай меня.

– А для чего нужна селезенка?

Он задавал столько вопросов и с таким занудным педантизмом вникал в каждую мелочь, что выводил из себя отца, дедушку и мать.

– Детка, не капризничай. Пойди, погуляй на площади.

Мать беспокоило то, что ее сын предпочитает общество взрослых детям своего возраста. Ей говорили, что маленький Франсиско Хавьер любит всегда выигрывать и старается заставить других соблюдать установленные им правила. Поэтому всякий раз общение со сверстниками заканчивалось безрадостно, к тому же они глумились над его нелепой манерой завязывать шнурки. С площади он всегда возвращался в слезах после очередной стычки. Мальчик закрывался у себя и читал книги по медицине; он был способен долгие часы сидеть, погрузившись в собственные мысли и покачиваясь, как замученная кляча. Едва заслышав шаги пациента, он тотчас же бежал к отцу. Если случай не поддавался лечению, что случалось нередко, отец отвечал на вопросы мальчика следующим образом:

– Если ты не в силах исцелить – помоги; если не можешь помочь – утешь; а если и это не получается – просто будь рядом.

Существование семейств Бальмис и Матайш, как и всех людей, живущих своим умом и своим трудом, было пропитано гуманистическими идеями века Просвещения. Юный Бальмис начал изучать латынь и гуманитарные науки – предметы, обязательные для начинающего хирурга, таких студентов называли «латинскими хирургами»[8]. В шестнадцать лет он сдал экзамены по латыни и двухгодичному курсу философии и добился места практиканта в Королевском военном госпитале в Аликанте. Ни на миг он не расставался с мечтой прославиться благодаря своему служению человечеству.

Как хорошего студента, его ожидало многообещающее будущее. А настоящее казалось приятным и бесхлопотным с тех пор, как Хосефа Матайш, старшая дочь в семье родительских друзей, призналась ему в своих чувствах. Она была семью годами старше, не слишком обаятельная внешне – с вытянутым костлявым лицом; до того Хосефа совершила несколько безуспешных попыток обзавестись мужем, но при этом отличалась острым умом, бойким языком и необычной для девицы образованностью.

– Я хотела сказать… У тебя всегда такие ясные мысли, такой решительный настрой, что… что… – Он никак не реагировал. Хосефа продолжала: – Ну посмотри же мне в глаза. Хоть разочек…

Бальмису всегда было сложно понимать чувства других людей. Хосефа вспомнила, как его мать говорила о сыне: «Этому ребенку все как с гуся вода!» Но он был чистым, простодушным и бесхитростным. Ему пришлось сделать над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы посмотреть Хосефе в глаза, и тут она быстро поцеловала его в губы, примерно так, как тореро наносит молниеносный удар шпагой. Когда поцелуй закончился, казалось, Бальмис не испытал ни малейшего удовольствия от подобного сюрприза; вид у него был такой, словно он только что произвел рутинный осмотр ротовой полости очередного пациента. «В этом его очарование», – подумала Хосефа и потащила Бальмиса на танцы; там она, прямая как палка, позволила ему вести себя, он же на каждом шагу спотыкался, ибо от природы был неуклюж, а что касалось музыкального слуха, ему явно медведь на ухо наступил.

Однако, если отрешиться от танцев, в остальном Бальмис завораживал ее своей ненасытной любознательностью, распространявшейся в основном на все, что прямо или косвенно было связано со здоровьем. Если они гуляли по лугам, он интересовался исключительно целебными растениями; из всех магазинов отдавал предпочтение аптекам, причем так надолго застывал перед строем баночек и бутылочек, что Хосефе приходилось за руку оттаскивать его от прилавка, потому что сил не было терпеть всю эту скуку. Подобная связь находила объяснение: оба принадлежали к одному и тому же миру, практически были членами одной семьи. И к тому же по ночам Хосефа забывала об условностях и давала полную волю своей необузданной тяге к постельным утехам. Будь то на пляже или под каким-нибудь случайным навесом, она тут же втягивала Бальмиса в любовные игры. Не было ни единой позы или трюка, которые бы