Карл Май - Жут

– Наверху, в Оросси. Он – вождь миридитов, и власть его велика.

– В Оросси? Мне говорили, что он живет в Каранирван-хане.

Юнак заметно испугался, едва я произнес это название, но затем покачал головой и ответил, улыбаясь:

– Тебе сказали, чтобы сбить тебя с толку.

– Но ведь есть место с таким названием?

– Я не помню такого, хоть знаю все здесь вдоль и поперек. Поверь мне, я говорил с тобой честно и откровенно.

– В самом деле? Посмотрим! Далеко отсюда до твоего шурина?

– Верхом всего четверть часа. Ты прибудешь в просторную, круглую долину, которую называют долиной Развалин. Если, въехав туда, ты повернешь направо, то вскоре увидишь дымок, что курится над костром, где он выжигает уголь.

– И ты проведешь нас к нему?

– Да, и ты узнаешь о нем куда больше, чем я сумею тебе рассказать. Ваша жизнь зависит от того, поверишь ты мне или нет. Ладно, делай, что хочешь!

Халеф закусил нижнюю губу. Он с трудом сдерживал ярость, видя, что его считают таким легковерным. Я же, очень дружелюбно глядя на этого мошенника, доверительно кивал ему и отвечал:

– Вполне вероятно, что ты говоришь нам правду. Но ведь мне надо убедиться, честен ли ты?

– Убедись, эфенди! – воскликнул он радостно. – Ты увидишь, тебя я не обману.

– Ладно, подарю тебе жизнь. Но все равно мы тебя свяжем на какое-то время.

– Для чего?

– Чтобы остальные не заподозрили, что ты нам признался. Пусть они думают, что тебя ждет та же участь, что их.

– Но ты дашь мне слово, что развяжешь потом меня?

– Обещаю тебе, что очень скоро ты снова будешь свободен и тебе нечего опасаться нас.

– Так связывайте меня!

Он протянул руки. Халеф снял его пояс и связал ему руки за спиной.

– Теперь подожди-ка здесь с этими двумя, – сказал я хаджи. – Я пойду, чтобы позвать спутников.

Баруд эль-Амасат все еще лежал без сознания. Удар Халефа был очень сильным.

Я вернулся тем же путем, каким мы шли сюда. Повода обследовать местность не было. Допрос Юнака не принес желанного успеха, ведь я намеревался узнать что-то наверняка о Жуте и Каранирван-хане. Правда, я мог отхлестать его плеткой, чтобы выбить признание, но мне этого не хотелось. Я надеялся, что и так добьюсь своего.

Я отыскал Сандара. Он все еще лежал без сознания, однако пульс его стал биться сильнее. Тогда я пошел туда, где были привязаны Бибар и Суэф. Оба очнулись. Когда аладжи увидел меня, он зло засопел, уставился на меня налитыми кровью глазами и, собравшись с силами, попытался сбросить путы – напрасно!

– И не старайся! – сказал я ему. – От судьбы не уйдете. Смешно, что такие люди, как вы, у которых ни капельки ума в голове, вздумали тягаться с франкским эфенди. Я доказал вам, что ваши затеи – всего лишь глупые мальчишеские выходки. Я полагал, что вы хоть когда-нибудь поймете, как вы глупы, но мягкость моя была напрасна. Теперь, наконец, наше терпение иссякло, и вы получите, что готовили нам – смерть. Вы ничего иного не хотели.

Я знал, что нельзя сильнее уязвить аладжи, чем назвав его глупцом. Разумеется, толика страха перед смертью ему не помешала бы. Потом я подошел к краю скалы и увидел своих спутников.

Оско заметил меня и окликнул:

– Это ты, сиди! Слава Аллаху! Тут все пока хорошо!

– Ладно. Развяжите конакджи; пусть он карабкается наверх. Ты пойдешь за ним следом и захватишь с собой все ремни или шнуры, что у вас есть. Омар пусть останется с лошадьми.

Вскоре оба поднялись наверх; впереди шел конакджи. Я встретил его, потрясая револьвером:

– Предупреждаю тебя: и шага не делай без моего позволения. Повинуйся мне во всем, иначе я тебя застрелю.

– Почему, эфенди? – испуганно спросил он. – Я ведь в самом деле не враг тебе. Я ни о чем не знаю и вел себя внизу очень спокойно.

– Не надо бесполезных слов! Еще у тебя дома я точно знал, чего мне ждать от тебя. Тебе ни на миг не удалось меня обмануть. Сейчас игра окончена. Вперед!

Мы пошли к краю скалы, где Халеф стоял над двумя пленниками. Баруд эль-Амасат уже пришел в себя. Когда конакджи увидел обоих, он проронил крик ужаса.

– Ладно, это Юнак или нет? – спросил я его.

– Аллах! Это он! – воскликнул проводник. – Как он сюда попал?

– Так же, как ты, только поднялся сюда раньше. Возьми Баруда эль-Амасата и неси его. У Юнака ноги не связаны, он может следовать за нами. Вперед!

Вслед за нами мошенники проследовали к Бибару и Суэфу. Взгляды, которыми они обменивались, были более чем красноречивыми; однако они не проронили ни слова.

Оско взял с собой несколько ремней. Кроме того, мы сняли с Баруда эль-Амасата кафтан и разрезали его ножом на длинные полосы, свив их в веревки; ими мы связали Баруда и Юнака. Потом мы направились к Сандару, который, похоже, как раз приоткрыл глаза. Он пыхтел, как дикий зверь, и, извиваясь, словно змея, пытался выбраться из пут.

– Спокойно, мой дорогой! – улыбнулся Халеф. – Если мы кого-то поймаем, то держим его крепко.

Этого аладжи тоже отправили туда, где находились остальные. Деревья росли там близко друг к другу; мы привязали пленных к стволам, закрепив их так, чтобы они не могли выпутаться. Конакджи, с которого я снял веревки, чтобы перенести остальных, в конце концов, тоже дождался своей очереди.

Мы сняли с них кляпы, чтобы они могли поговорить, но они предпочитали вести себя, словно воды в рот набрав. Я увидел, что Халеф приготовился прочесть им в назидание проповедь, но я прервал его, попросив принести все оружие, собранное у пленных.

Когда все оружие было сложено вместе, образовался небольшой, но внушительный арсенал.

– Они хотели использовать это оружие против нас, – сказал я. – Сейчас это – наша законная добыча, которой мы распорядимся, как хотим. Мы уничтожим его. Ломайте приклады ружей и пистолеты, а стволы их гните чеканами!

Никто быстрее Халефа не занялся этим. Затем были сломаны ножи, и, наконец, я своим гайдуцким топором расправился с чеканами обоих аладжи. С неописуемыми гримасами хозяева оружия наблюдали за расправой. Впрочем, они молчали и теперь. Лишь Юнак воскликнул, увидев, как ломают его ружье:

– Стой! Это же мое ружье!

– Теперь уже нет, – ответил Халеф.

– Но я же ваш друг!

– И именно лучший из всех, кто у нас есть. Не беспокойся! Обещание, которое дал тебе эфенди, будет исполнено.

И теперь он обратился к остальным с выражением лица, позволявшим предположить, что он намерен произнести одну из своих знаменитых речей. Я махнул ему, приказывая следовать за мной, и удалился из поля зрения пленников.

– Господин, почему я не вправе говорить с ними? – осведомился Халеф.

– Потому что в этом нет нужды. Когда мы уходим от них, не сказавши ни слова, мы сильнее пугаем их, чем произнося пространные речи.