Небо красно поутру - Пол Линч

Пропал, ответил Снодграсс. Никто его нигде не видал.

Они отправились искать, койка пуста, а пожитки его на полу, и другие стояли и переговаривались. Койл поглядел на Резчика, а тот пожал плечами, и они расспросили старика, спавшего неподалеку. Слюни на губах, когда заговорил он. Не видал я его, как проснулся сегодня утром. Ни слуху ни духу. Вообще никакого. И никто его нигде не видел.

Чур костюм его брата мой, ежли не вернется, сказал какой-то мужик у них за спинами.

Послали за старшим помощником, а спустился другой моряк, лицо в веснушках, челюсть в жиденьких бакенбардах, и сказал, что старпом занят, а вам чего? Мужчины рассказали ему про Немого, и моряк оглядел койку и пожал плечами, и повернулся, и ушел. Спустился старпом, и скорчил гримасу от вони, и оглядел койку, и спросил, кто видел его последним. Вспомнить никто не смог. Он вынул книжку и что-то записал в ней, а потом опять ушел наверх. Взял двух матросов, и они начали поиск, но не обнаружили ни признака Немого, и решили, что он пропал в море.

Весь трюм гомонил всевозможными догадками. Смерть брата, вот что его доконало, говорил один. Да он уж точно и сам все равно что покойник был, сказал другой. Раз немой он, что ж за жизнь может быть у человека в Америкее?

Близнецы подрались еще с кем-то за чемодан с одеждой, и Нобл подошел к койке и вмешался. Все это пойдет с аукциона, сказал он, и отобрал у тех все пожитки, и сложил их на койку, а потом открыл торги. Мужчины распихивали друг друга локтями, чтобы протолкнуться поближе, начали предлагать цены, и Койл увидел, как один из братьев ушел с башмаками, повешенными на шею за связанные шнурки.

Он подался к своей койке и обнаружил на ней Резчика, тот сидел и курил себе трубку.

Рассказывай, что знаешь.

Что знаю о чем?

О Немом. Что за тайна. Говори.

Прикидываю, нету никакой тайны.

Прикидываешь, спрыгнул? сказал Снодграсс.

Прикидываю, вот этот тут знает другое, сказал Койл.

Резчик вперился в него долгим, жестким взглядом. Прикидки свои при себе держи, ибо я тут дохера вроде как впутан. Так и подмывало меня его прикончить, да только я не такой. Скорей всего, пошел он, и раскаялся, и сам с собою это сделал. Или кто-то все раскаянье за него поделал. Я б такому обороту не удивился. Но я к этому никаким боком не прислонялся.

Койл уставился на Резчика, а Резчик в ответ переуставился на него. Нахер иди, сказал он. Снодграсс посмотрел на обоих, а затем хлопнул в ладоши. Как насчет в картишки перекинуться, ребята?

Часть III

Никогда не знала я никого с такими глазами, как у него. Синие темнейшего оттенка, как сразу перед приходом ночи. Иногда просыпаюсь, его повидав, и лежу, пытаясь удержаться за память о его лице. Теперь единственный раз, когда я его ясно вижу, это когда он мне снится. Иными ночами такое чувство, будто не сплю я и вижу, как он сидит у огня, спиною ко мне, а я-то болтаю себе, но он никогда не поворачивается ко мне, и, как бы ни глядела, лица его никак не разгляжу. А потом просыпаешься, и на тебя это жуткое чувство набрасывается – осознаёшь, что его больше нет, и миновала еще одна ночь в пустой постели, и что он, быть может, никогда уж не вернется, а я знаю, что весь день только за полями следить стану.

Новорожденный вылитый он, ей-ей, только никак не узнать, куда его лицо подастся, когда он вырастет. Порой вижу его вспышками, взгляд в глазах, выраженье на лице, а потом уж и пропал, а в другие разы он прямо передо мной, прямо передо мной, ей-же-ей, и я детку поближе к себе прижму и обнимаю так, что чуть ли не дух из него вон.

Нехорошо мне будет от того, что случилось, по гроб жизни моей, ей-ей, бо могла я поболе сделать, чтоб его не пустить. Это я виновата, что он ушел в тот раз, бо не встала я и его не остановила. И матерь-то его шибко бедовая, но она сильно злющая была, ей-ей.

Мозгом костей своих знала я, Колл что-то не то сделал в тот день, но никогда не верила я, что он его пошел и убил. Вишь, я-то знала, каков из себя Колл, какой норов у него бывает. Тот из него взбухал, бывало, словно ненастье какое, и ходил он мрачнее тучи не один час, а потом оттуль выныривал. Но буйным никогда не был. И я никогда не корила его за то, бо в нем была эта большая мягкость, которую спрятать он не умел. Жуть какой мягонький с деткой был. Другие так нипочем себя не вели. Брат его, упокой боже его душу, чуть ли не пинками карапузов своих расшвыривал, чтоб только пройти ему, зато с лошадьми сам весь приветливый такой и прочее. А вот Колл не успеет детку увидеть, так сразу играть с ними хочет. Помню, тот раз, как бежал он по полю с деткой на закорках, подбрасывал ее да раскачивал в воздухе. И фокус-покус у него еще такой был с пальцем, чтоб исчезал он, так она сразу вся хихикала от этого, и не остановить. В общем, о чем это я сейчас? Мне нужно рассказать вам про бабоньку ту, по имени Бриди Батлер.

* * *

Человек звал себя Даффи и громоздился перед ними громадой, ноги расставлены, руки в боки уперты, давая им понять, улыбчиво кивая, что ни единому из них пройти мимо себя не даст. Глаза его горели темным светом, а на тяжелых губах сидела толстая и дымящая сигара. Люди Эрин, произнес он. Пошли со мной, ежли хотите найти работу, и я вам сколочу ваше состояние.

Они увидели, что костюм на нем подвязан у шеи, а шляпа черная и глянцевая. Слушайте хорошенько. Звать меня Даффи, и я ольстерец, как и вы, и всего добился, так-то, и могу вам теперь сказать, что самостоятельно вам всего добиться будет трудненько, если таких, как я, слушать не будете.

Голос его громыхал, перекрывая общий гам и лязг причалов, и мужчины сбились вокруг него, нервно озираясь. Койл кивнул