Небо красно поутру - Пол Линч

class="p1">Снодграсс улыбнулся, и глаза у него сверкнули, а рука нырнула в карман. Вытащил он оттуда пожелтевший конверт. Я к братцу своему меньшому еду. Написал он мне, вот так-то.

Снодграсс вынул из конверта письмо и протянул Койлу. Все оно было захватано пальцами, а на сгибах бумага уже истерлась.

Можешь прочесть, если хочешь.

Я тебе и так верю, ей-же-ей.

Встрял Резчик. Валяй. Теперь твоя очередь. Он читать не может.

Койл развернул листок, и посмотрел в него, и увидел, что Снодграсс весь сияет. Затем стал читать вслух.

Дорогой Мой Боб. Приежжай в сладку Америкую да побыстрей. Тута можно купить пратей[5] по два шиллинга за бушель, виски и уголь по той же цене, потому что торфа у нас тут нету, доллар в день за копку а за покражу не вешают. Ох приежжай же. Твой дорогой брат Джеймз.

Он не упомянул, почем девки, сказал Резчик. Надеюсь, дешевле, чем тут. Раздался хриплый смех, и Снодграсс нахмурился и забрал письмо. Затем поднял взгляд. Эй, ребята.

Резчик ответил ему гортанно. Чего.

Двенадцать дней как нас уж нет.

Ну и талант. Да этот мужик считать умеет.

Мужчины захихикали. Снодграсс перевел взгляд на письмо, держа его с большою бережностью, словно было оно чем-то живым из природы или чем-то таким, в чем поселилась живая суть вещи, и он аккуратно его сложил толстыми пальцами и сунул обратно в карман. Посмотрел на Койла, в глазах у него играл задор.

Джеймзи ни читать, ни писать почти не умел, когда уезжал, но, должно быть, выучился. Ох жду не дождусь. Из вас, ребята, кто-нибудь на табачок махнуться хочет?

* * *

Штрихуя море, падала влажная пелена мороси. Мир скуксился серым, а он стоял с Резчиком в очереди, ожидая, когда огонь приготовит им пищу, смахивая от глаз горький дым. Перед ними разразилась буря криков, и Резчик прошел вперед: темноволосый малец у камбуза стоял косоглазо да костерил свою мать. Малец на голову выше, хоть и не дорос еще до полной высоты своей, и плечи вскидывал вверх так, будто сложен был как мужчина. Мать его съежилась, а он швырнул тарелку еды наземь и занес руку, чтобы ударить ее.

Резчик быстро шагнул вперед и схватил сзади мальцово запястье, и тот резко развернулся, и обругал его, и повернулся снова, и выругался на мать, и освободился, стряхнув с себя задерживавшую руку. В жадные глаза толпы он пометал ядовитые взгляды искоса, развернулся и убежал. Пролитое рагу блестело на палубе, и женщина рухнула прямо в него коленями и принялась умолять Резчика. Хозяин, прошу вас, не наказывайте его. Он дикий такой, ей-же-ей, а нас всего двое. Он не хотел дурного.

Голос у нее полый, хрупкий, словно трухлявое дерево. Она склонила голову, и зазвучало так, будто плачет она, хотя Койл видел, что слез в глазах у нее нет, а Резчик всплеснул руками, и посмотрел в наблюдавшие лица, и отошел прочь.

* * *

Время ниспадало на них томными складками так, что подвижный, как ртуть, мир то и дело пускался в свой веселый перепляс, но дни проходили одинаково. Путешествие могло занять четыре недели, или восемь, говорили им, ночи начинали онемевать, а потом однажды ночью, не отличавшейся от любой другой, его разбудили. Кромешная тьма, одушевленная гулом спящих мужчин и звучным шумом моря. Он ощутил подле себя движенье украдкой, и уши его насторожились, тихое шебуршанье, словно бы крыса, и шорох стих, и он ждал, а потом тот начался сызнова – крадучее упорство, которое, знал он, никакого не животного. Тело у него напряглось, и он постарался навострить уши, а в уме своем ощущал он фигуру человека между койками. Безмолвно переместил свой вес набок и выпрямил ногу пинком. Раздалось стаккато вопля, визгливого как у собаки, и в страхе, что на него снизошел, он на него навалился, оказался поверх человека, слепо шарившего вокруг в темноте. Он захватил ему руку, и завел ее человеку за спину, и повалил его, чтоб захватить и другую, получил резкий пинок пяткой себе в лодыжку, и дыханье вырвалось из него. Он ослабил хватку, и вновь закрепил ее, и услышал, как начали просыпаться остальные. Резчик полез под себя, и нашел коробок «люциферок», и ухватил одну спичку, и чиркнул ею. Та ярко вспыхнула, но скупа оказалась супротив тьмы, и Снодграсс продолжил, зажегши свою, и в тусклом свете увидели лицо Койла, который удерживал чьи-то руки. Человек тот лежал ниц на общем багаже.

Резчик спустил ноги с верхней койки и приземлился на пол. Отшвырнул спичку, и зажег другую, и поднес дрожкий огонек к лицу того. Немой. Зубы и десны оскалены.

Ты, зло молвил Резчик. Дал спичке догореть до пальцев и зажег еще одну.

Ах ты ж вороватый мудак, произнес он и замахнулся было, чтоб ударить, но остановился. Немой вывернулся на свободу, и некоторые мужчины сели на своих койках, а другие им орали, чтоб вели себя потише.

В мерцающем свете спички Снодграсс сел и принялся раскуривать себе трубку. Койл поставил Немого на ноги, и Резчик его обыскал, и не нашел ничего, кроме ножа его, и забрал этот нож. Тебе не понадобится, сказал он. Где этот твой братец?

Пустили слово, и в ответ передали, что он спит, и Койл отпустил Немого, который ускользнул обратно в плотный ком тьмы.

Хороший мужик ты, Инишоуэн, сказал Резчик.

Просто услышал что-то, вот и все. Я ж не знаю, что он там замышлял.

Да ничего хорошего, ворюга херов. Надо будет за ним приглядывать. Запирайте пожитки свои, ребята.

Завтра с братом поговорю, сказал Койл.

Либо проговорить, либо утопить. Это я, к бесам, и сам сделаю.

Мужчины разбрелись обратно по своим койкам и свернулись в тесноте, умы их боролись с мыслями о сне, а вот сердца бились беспокойно, как море.

* * *

Нобл проворчал слово, похожее на «карты», и вытащил, и помахал колодой, а потом сплюнул табаком на пол. Резчик буркнул, и одеревенело спрыгнул с койки, и встал, не стряхнув солому со спины. Снодграсс и Койл склонились и подняли багаж, чтобы превратить его в самодельный столик, а Резчик принялся выбивать из себя пыль. Нобл взялся снимать колоду, когда к нему близко подался Сэм Ти. Мышц у него имелось больше, чем у Немого, но из них двоих он был слабее брата и кивнул мужчинам, лицо все такое серьезное, меж тем как Койл ткнул Резчика в бок.

Слушайте, ребята, прошептал