Лэрри Макмуртри - Пустыня смерти

Гасу очень хотелось перекинуться в картишки — он уже опросил нескольких мексиканцев, работавших в монастыре, нет ли у них карт. Какая-то женщина, у которой во рту было всего три зуба, приветливо улыбнулась ему и где-то раздобыла неполную колоду. В ней не хватало около двадцати карт, но Гас и Верзила Билл быстренько придумали свою игру. Выдернув из метлы несколько прутиков, они использовали их вместо денег.

Когда они договаривались о правилах игры всего с тридцатью тремя картами, во двор вышла негритянка ростом даже выше Гаса. На прокаженную она отнюдь не походила — руки и лицо у нее были чистыми. Она подошла к ним с таким величественным достоинством, что они даже встали и выпрямились. Гас спрятал карты.

— Джентльмены, у меня для вас есть приглашение, — сказала негритянка на чистом английском языке, даже лучшем, чем говорили сами рейнджеры. — Леди Кейри просит вас пожаловать на чашку чая.

— Что, что просит? — не понял Гас.

Он смутился, что его застали в неподобающем виде. Хоть его и побрили днем ранее, величавая осанка и элегантные манеры чернокожей женщины вынудили его ощутить собственное ничтожество.

— Пожаловать на чай, джентльмены, — повторила негритянка. — Леди Кейри — англичанка, а в Англии в это время пьют чай. Вам дадут и немного перекусить. С вами будет и сын леди Кейри, виконт Монтстюарт. Вы видели, как он играл с мексиканскими детьми. Он единственный из них блондин.

Калла тоже весьма удивили величественный вид чернокожей женщины и ее учтивость. Ему еще никогда не доводилось видеть таких высоких негритянок, не говоря уже о том, чтобы слышать такую великолепную изысканную речь. В Техасе лишь немногие чернокожие женщины осмелились бы так непринужденно разговаривать с группой белых, к тому же она явно не была неотесанной ни в малейшей степени. Ей поручили передать приглашение, и она его передала. Как и Гас, он понимал, что уцелевшие рейнджеры были людьми грубоватыми и необразованными и вряд ли подходили для того, чтобы делить трапезу с настоящей английской леди.

Пока Калл, Гас, Уэсли и Верзила Билл переглядывались, не зная, что ответить, чернокожая женщина повернулась к Матильде Робертс и улыбнулась ей.

— Мисс Робертс, леди Кейри знает, что вы проделали нелегкий путь по пустынным местам, — промолвила негритянка. — Она считает, что вы, возможно, пожелаете помыться и сменить платье.

Матильда весьма удивилась простоте и спокойствию негритянки, когда та обратилась к ней.

— Я бы… это… я по большей части купалась в реке, когда случалось быть на берегу, — замялась она.

— Но река протекает в горах, — заметила ее собеседница. — Мне кажется, вода в ней чересчур холодна.

— Да она просто ледяная, — подтвердила Матильда.

— Ну что же, пойдемте со мною, — предложила негритянка. — У леди Кейри есть большая бадья и горячая вода. Джентльмены могут подождать немного — чай подадут примерно через полчаса.

Матильда минуту-другую колебалась, но все же решилась и пошла вслед за чернокожей женщиной по Двору, а затем поднялась по лестнице на второй этаж.

— Хотел бы я знать, что за еду нам предложат? — спросил Уэсли Баттонс. — Надеюсь, будут бифштексы. Я уже очень давно не откусывал кусочка бифштекса.

— Чтобы приготовить бифштекс, надо забить скот, — назидательно произнес Гас. — Я же, со своей стороны, не видел нигде поблизости ни единой скотины и даже не представляю, как здесь может выжить, скажем, корова. Она тогда должна питаться одним песком или же кактусами, а если не будет достаточно проворной, то ее загрызут псы.

Подошло время отправляться на чай к леди Кейри, но их задерживало ухудшившееся состояние Брогноли. Голова его моталась все быстрее, взад-вперед, взад-вперед, да к тому же он начал выкидывать шуточки: то и дело испускать низким голосом пищащие звуки, похожие на те, которые издает умирающий кролик.

Чуть позже над ними, на балконе появилась та же самая чернокожая женщина и знаком пригласила их подниматься. Гас засомневался: брать ли Брогноли? Но оставлять его одного — значило бы поступать нечестно, поскольку там будут кормить. Следовало признать, что мексиканцы, заправляющие в монастыре, не скаредничали и щедро кормили их лепешками и похлебкой, но Уэсли Баттонс уже заронил в их головы мысль о бифштексах. Так что казалось неправильным обделять Брогноли и не брать его с собой на пиршество.

— Пошли, пошли, Брог, — подгонял его Гас. — Та дама, что пела псалом по Длинноногому и другим ребятам, ждет нас наверху и отвалит нам жратвы.

Брогноли поднялся и пошел вместе со всеми, медленно передвигая ноги и по-прежнему мотая головой.

Никто не знал, чего следует ожидать, пока они поднимались по лестнице и шли по узенькому балкону, ведущему в апартаменты леди Кейри. Гас на ходу приглаживал рукой волосы — он хотел попросить у Матти ее сломанный гребень, да позабыл. Разумеется, он никак не ожидал, что высокая негритянка, которая говорила по-английски лучше любого техасца, уведет Матильду с собой.

Вдруг из темного угла выпрыгнул маленький светловолосый мальчик и наставил на них самодельный ковбойский пистолет.

— Вы техасцы? А я шотландец, — сказал он.

— Вот оно что. Я и сам наполовину шотландец, — ответил Гас. — Мне не раз говорила об этом моя мама. А ты сейчас находишься от дома так же далеко, как и я.

— Потому моя мама и захотела повидаться с вами, — объяснил мальчуган. — Она хочет, чтобы вы забрали ее с собой. Она мне сказала, что мы уезжаем завтра, если вы, конечно, заберете нас

Калл и Гас обменялись взглядами. Мальчуган был прелестный и искренний. Может, он и выдумал все это, как нередко делают дети его возраста, но скорее всего, его мать, леди Кейри, сказала ему что-то про такое намерение. Калл, разумеется, не собирался оставаться надолго в плену у мексиканцев, но он никак не ожидал, что уедет отсюда уже на следующий день.

— Но если мы возьмем тебя с собой и повезем домой, на чем же мы поедем? — поинтересовался Калл. — Ведь наших лошадей уже давно увели конокрады.

— Не беспокойтесь, у моей мамы есть лошади, — беззаботно ответил мальчик. — Они в конюшне на заднем дворе нашего лепрозория.

— На заднем дворе чего? — не понял Гас.

— Лепрозория. А вы разве не прокаженные? — удивился малыш. — Моя мама прокаженная, потому я никогда и не видел ее лица. Но руки у нее без пятен, так что она все еще великолепно играет на скрипке, она и меня учит играть на ней. Когда мы доберемся до дома, у меня будут самые лучшие учителя в Европе, — продолжал он. — Когда-нибудь я, может, буду жрать перед королевой. Моя мама знакома с королевой, но я ее никогда не видел. Я был слишком мал и меня не представляли ко двору Ее Величества.