Владимир Обручев - В дебрях Центральной Азии

Последнее путешествие по Долине ветров и паломничество Лобсына в Лхасу

Вскоре после нашего возвращения из неудачной экспедиции за кладами на южной окраине пустыни Такла-макан Лобсын, побывавший уже в своем улусе в долине реки Богуты, явился ко мне в лавку. Я уже успел съездить в Семипалатинск и вернуться с новой партией мануфактуры и других товаров для своей лавки, так как остатков от прежних закупок было уже немного, а сидеть в ней для распродажи этих остатков случайным покупателям было слишком скучно. Я еще не собирался прекратить свои поездки по Монголии и Туркестану и почить, так сказать, на лаврах, проедая на старости лет заработанные деньги. Закупив новый товар на остатки золота, я думал еще раз отправиться по кочевьям, если позволит здоровье, состояние которого внушало уже опасения. Лобсын был очень расстроен, даже похудел за последнее время. Он посидел молча в ожидании ухода покупателя и, послав Очира на кухню за стаканом чая, сказал мне со вздохом:

– Знаешь, Фома, житья мне в юрте не стало. Жена плачет с утра до вечера и упрекает меня за то, что наш сын убежал, как будто я виноват в этом, а не она, которая избаловала его, сделала своевольным и самонадеянным. Она требует, чтобы я отправился в Лхасу, разыскал сына и привез его домой. Она говорит, что сын у настолько один, что я испортил его своими поездками за кладами, приучил к безделью, что он отвык заботиться о нашем скоте и хозяйстве и дома в промежутки между путешествиями ничего не делал, обленился, таскался к девушкам в соседних улусах. Это, пожалуй, верно. Я сам исполнял все работы по хозяйству, когда был дома, а его не заставлял писать и читать по-монгольски и по-русски и заниматься грамотой со своими сестрами.

– Одним словом, я решил итти паломником в Лхасу разыскать сына и привести его домой. У тебя еще лежит мое золото, отдай его мне, я куплю трех верблюдов разных товаров на подарки далай-ламе и храмам, продовольствие на дорогу. В долине Кобу в этом году был хороший урожаи и размножился скот, несколько человек решили итти на поклон к далай-ламе и уговорили меня присоединиться к ним, как знающего все дороги. Такого случая у нас давно не было, а итти одному слишком дорого и трудно.

– Итак, ты хочешь оставить меня! - сказал я ему - Мы столько лет так хорошо и дружно работали вдвоем - смотри, какое большое хозяйство ты завел на Богуты, сколько скота имеешь, обставил юрты, нашел жену, народил сына и трех дочерей. А теперь хочешь все это оставить и итти в Лхасу искать сына-бездельника, затратишь на это свои силы и средства. Подумай хорошенько о себе и обо мне также, как я буду без тебя водить свой торговый караван, даже если перестану интересоваться кладами.

– У тебя уже подрос хороший помощник - Очир - ответил мне Лобсын. - Он не хуже меня все дело знает. Один раз попробуй с ним поехать не так далеко. Я пробуду в отлучке только эту зиму и весну, к будущему лету вернусь с сыном или без него. Хозяйство мое и семья остаются ведь на Богуты.

Долго я уговаривал его, но он, видно, твердо решил - Не могу я вернуться домой, жена пилит с утра до вечера и плачет, дочери тоже просят - приведи нашего брата домой.

Пришлось отдать ему его золото на покупку верблюдов, седел, товаров и даже отпустить ему из своего склада кое-что подходящее для подарков. Лобсын сказал что его попутчики по паломничеству хотят итти в Лхасу не обычным путем через Алашань, Лань-чжоу и Синин к границе Тибета, а по более короткой дороге через Урумчи Черчен и западный Цайдам, чтобы выйти на главную дорогу уже на границе Тибета.

– Если ты пойдешь этим путем, - сказал я ему, - я провожу тебя до Кулъджи. Мне давно хотелось увидеть западную окраину нашей страны с долиной Ибэ н озером Эби-нур. У меня найдется товар на пару верблюдов, и через две недели мы можем отправиться. Для меня это немного поздно, но если не использовать этот случай, я в Кульджу сам уже не соберусь. А может быть, ты отложишь свое паломничество до весны? Ведь придется итти по Цайдаму и Тибету уже в зимние холода!

– Нет! - сказал Лобсын. - Если выручать сына - нужно это сделать скорее, чтобы застать его и его соблазнителя в Лхасе. А позже куда еще он его заманит, и следов не найдешь!

Поэтому мы и решили выехать вместе в самом начале декабря по прямой дороге в Кульджу. Лобсын уехал покупать верблюдов, в том числе двух для меня, а я заготовил запасы, отобрал товары для своей торговли в Кульдже и для подарков в Лхасу. Побывал я и у консула и рассказал ему решение Лобсына о паломничестве. Консул против ожидания поддержал моего компаньона, одобрил его желание найти и вернуть сына на путь честного торговца, а не бродячего прихлебателя лам. Он одобрил также мое желание побывать в Кульдже и обещал дать мне письмо к русскому консулу в этом городе с рекомендацией на всякий случай.

Первого декабря вернулся Лобсын с шестью верблюдами, двумя лошадьми и ишаком. Он навьючил двух верблюдов товарами и подарками для Лхасы, двух - провиантом на весь путь для себя, палаткой и другим снаряжением на длинную зимнюю дорогу. Я занял двух верблюдов своими вещами и товарами для Кульджи, подобранными по совету консула, знавшего местный спрос по своей прежней службе там. С нами ехал Очир, для которого и был куплен ишак. Сидя на нем, он должен был вести караван до Кульджи вместе с Лобсыном, а обратно уже самостоятельно во главе каравана, хвост которого замыкал всегда я.

По совету консула мы решили итти до Кульджи не ночными переходами, как обычно с караваном, а днем по следующей причине. До озера Эби-нур путь идет все время по долине, которую называют «Джунгарские ворота». По ней пролегает и русско-китайская граница, выступая углами то вправо, то влево, так что большая дорога часто проходит у самой границы и ночью итти неудобно. Стража на русской и на китайской стороне может принять наш караван ночью за контрабандистов, задержать и отвести на ближайший таможенный пост, где могут подвергнуть осмотру все товары и потребовать пошлину. Возможны всякие придирки и неприятности. Днем же при виде нашего каравана стражник, если увидит, - подъедет, проверит наши документы и отпустит без затруднений. Дневным путешествием я, конечно, был доволен, так как мог увидеть всю эту междугорную долину, которая меня интересовала с давних пор по своему историческому значению.

Я знал, что по этой долине в XIII веке впервые про шли орды Чингиз-хана из глубины Азии, оставляя в стороне высокие перевалы, покрытые зимой снегами и слишком трудные для движения больших орд. Она составляла последнее звено большой и ровной дороги, которая выходила из Каракорума, столицы Чингиз-хана на реке Орхоне, пролегала сначала на юг, огибая восточный конец гор Гурбан-Сайхан, и потом пролегала все время по долине между Монгольским Алтаем и Тянь-шанем и по Джунгарской Гоби выходила у озера Эби-нур в эти Джунгарские ворота, где поворачивала на северо-запад в Киргизские степи. Через эти ворота орды, оставив за собой длинный и ровный путь по степям и пустыням Монголии и Джунгарии, спокойно выходили в степи киргизов и калмыков к большим и богатым городам Бухаре, Хиве, Самарканду, растекаясь также на северо-запад мимо Аральского и Каспийского морей к берегам Волги и владениям русских князей. На всем пути не было ни одного высокого перевала и скот везде находил корм и воду. Правда, что ввиду краткости зимних дней дневные переходы не могли быть большими, так что путь должен был занять пару лишних дней.