Алексей Трефилов - Наивный Робинзон v. 2.0

«Бульдожка» попытался изобразить взгляд «змея-искусителя», но получилось у него не очень.

— Вы согласны? Поверьте, лучших условий вам сам Спящий творец не предложит!

— Я так понимаю, что про медь узнаю только после принципиального согласия?

— Да, иначе никак, все же я люблю не только свою работу, но и своих детей, чувство осторожности мне не чуждо.

— Хорошо, я согласен, где нужно расписаться кровью?

— Странные обычаи у вас на родине, господин алькад! Не шутите так больше! — «Бульдожка» встал и поманил меня за собой.

Он отвел меня за самый дальний склад и указал на кучу частично утонувших в земле бревен, густо облепленных грязью.

— И что же это?

— Ваша медь и мои будущие ворота! — торжественным тоном произнес «Бульдожка», он достал из ножен кортик и начал скоблить им бревно, через некоторое время из-под слоя грязи и патины сверкнула медь. — Нашли бы вы это с помощью инспекции?

— Что это такое?

— Пушки, господин алькад! Пушки! Сто лет назад, в нашей бухте затонул тридцати пушечный, сторожевой корабль. Через пятьдесят лет пушки попытались поднять, но ныряльщики нашли только десять штук, остальные заросли кораллами. Комиссия признала их негодными к стрельбе. Очевидно, в составе комиссии не было мастера-оружейника, который объяснил бы входящим в нее господам, что от соленой воды медь покрывается слоем патины и дальнейшей коррозии не происходит. Они просто испугались внешнего вида, но если их почистить! — «Бульдожка» вздернул указательный палец вверх. — Возможно, из них даже можно стрелять! Пять из них ваши!

— Договорились? — он протянул мне руку.

Я молча пожал ее.

«Ничего себе подарочек, даже если они негодны к стрельбе, тут одной оружейной меди примерно полтонны! — подумал я. — Интересно, если «Бульдожку» поскрести, возможно под его непритязательной внешностью я обнаружу золотое сердце?»

Я внимательно поглядел на начальника складов: «Может быть, прямо сейчас достать ножичек и проверить?»

Под моим тяжелым взглядом «Бульдожка» засуетился.

— Успокойтесь господин алькад, я посмотрю, что у нас еще для вас есть! Наверняка, что-то полезное найдется!

— Ты уж посмотри! — я с трудом расслабил руку, стиснувшую рукоять ножа. — Хорошенько так посмотри! Все, что обещал, доставишь на «Эос» точно в срок, там же я подпишу тебе бумаги.

Развернувшись, я пошел в тюрьму.

«Тварь интендантская! — подумал я. — Я в Руисе поначалу над каждым стволом скупую, мужскую слезу проливал, а у них тут пушки в землю «посажены»! Уже созрели, заколосились, пора из них ворота отливать! Пусть только попробует меня обмануть, я эти пушки расплавлю и в его собачью глотку залью!»

К приходу в тюрьму я немного успокоился, поприветствовал начальника тюрьмы, предъявил приказ и затребовал список заключенных, в наличии оказалась сто восемь человек, я удивился и спросил:

— Откуда столько? Манага вроде город маленький?

— С других городов везут, с плантаций рабов на продажу выставляют, должники с которых взять совсем нечего, всех по десять серебряных продаем.

— Хорошо идет товар?

— Не очень, кому они нужны, лучше заплатить немного дороже, и на рабском рынке негра купить.

— Осужденные за тяжкие преступления есть?

— Нет! Последнего неделю назад казнили.

— Вот скажи, почему у тебя в тюрьме женщин и детей нет, они что, преступлений не совершают?

Начальник тюрьмы уставился на меня удивленным взглядом и сказал:

— А что им у нас делать? У нас только люди сидят! Женщины и дети в работном доме находятся.

Я заинтересовался:

— Что за работный дом такой и где он расположен?

— За городом, в стадиях трех от городской черты. Работный дом обычный, осужденных женщин и детей там для общественных работ содержат, но и так если понадобился человек для несложной работы, приходи и выкупай по три серебряных за голову, если женщину на ночь, десятка медяков хватит.

Глаза начальника тюрьмы масляно заблестели.

«Замечательно! — подумал я. — Сначала мы женщину за проституцию судим, а потом ей же и торгуем! Высшее достижение человеческого разума! Как же мне не нравится Манага, после Руиса кажется, что это место собрало буквально все человеческие пороки. Это хорошо, что у них здесь трансплантации органов нет, чуется мне, что если бы она была, тут бы детьми на развес торговали!»

— Кому подчиняется работный дом, в чьем ведении находится?

— В моем, в чьем же еще!

— То есть получается, что работный дом, это другое название отделения тюрьмы?

— Получается так, раз я начальник тюрьмы, то и работный дом — тюрьма.

— А есть у вас, устав тюрьмы и правила содержания заключенных?

— Есть, как не быть, когда тюрьму строили, господин Куно лично устав разработал.

— Давайте его сюда, буду знакомиться с документами, раньше я тюрьмы не инспектировал, надо же с чего-то начинать!

Быстро пролистав документы, я спросил:

— Скажите мне господин начальник тюрьмы, а лицензия у вас есть?

— Какая лицензия? — удивился тот.

— На организацию и содержание лупанария на землях Великого Карфагена. Обычно такую лицензию выдает городской совет, руководствуясь спокойствием граждан и благопристойностью. Необходимо, что бы лупанарий размещался в отдельном строении, использовать в качестве гетер можно рабынь или свободных женщин по обоюдному договору. Налоги очень большие, это же «гнездо порока и разврата», не угодное Спящему творцу. Особо в законе «О содержании лупанариев» отмечено, что все деньги, полученные от них в качестве налогов, должны поступать на строительство и содержание приютов и школ.

— Я не содержу лупанария. — все еще непонимающе сказал начальник тюрьмы.

— Ну как же, все признаки лупанария на лицо.

Я начал загибать пальцы:

— Отдельное строение есть? — Есть!

— Рабыни и осужденные женщины есть? — Есть!

— Используются они для сексуальных утех? — Используются! Расценка: десять медяков за ночь! Чем же это не лупанарий?

— Это работный дом! — взвизгнул начальник тюрьмы, он понял, к чему я клоню.

— Странно, я только что прочитал в уставе, что заключенных следует использовать только и исключительно на общественных городских работах. Как это соотносится со сдачей их в наем любому человеку, который заплатит деньги? Ладно, предположим, что как-то соотносится, но где деньги Великого Карфагена? Где уплаченные за труд заключенных деньги? Их нет! Это должностное преступление, воровство из казны! Если отсутствие лицензии и неуплата налогов предполагает отсечение правой длани, то воровство из казны предусматривает усекновение головы!