Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков

представляли записки о местностях с картами и описанием нравов, подобные тем, которые составил в свое время Чан в «Трактате о государствах области Хуаян к югу от горы Хуашань» — подобные «Запискам о ветрах и почвах, нравах и землях области Цзи», написанным Лу Чжи, а также «Описанию необычных вещей южных окраин» Ян Фу и «Описанию необычных вещей южных областей» Вань Чжэня, а еще подобные «Изображению народов, несущих дань» Цзян Сэн-бао.

В глубокой древности на девяти бронзовых сосудах находились изображения карт с горами и реками, растениями и животными. Запомнив их, и отправлялись в свои странствия путешественники в те времена.

Император У-ди получил карту Западного края от Чжан Цяня. А еще и описание этих земель.

Великую карту из целой скалы выбили и вырезали для могилы Цинь Ши-хуана[206], которую выкопали неподалеку от Чанъани. На ней — завоеванные императором земли с лесами, горами, долинами и реками. По слухам, в руслах рек течет ртуть, которая изливается из сосудов, движимых специальным водяным колесом, и вновь в них возвращается. Вверху небесные светила. И дуют ли там ветры? Восемь ветров основных направлений мира, образуемых четырьмя углами земли и четырьмя сторонами. Ба фэн, господствующие ветры возносятся к звездам.

Эта громадная могила, которую строили во все время правления Цинь Ши-хуана, или, как его еще называют Цинь Шихуанди, как будто живет своей жизнью, но никто не знает, где именно она находится. Но, возможно, императоры новых династий и не хотят освобождать ба фэн. Ибо фэн ци, дыхание ветра, многое определяет в характере того или иного народа и самого времени. Деяния Цинь Шихуанди велики, но его империя не смогла пережить кончины императора. А его кончина связана с заклятием рыбы. Когда посланная на поиски островов бессмертных морская флотилия мага и гадателя Сюй Фу вернулась ни с чем, точнее с сообщением, что громадные рыбы препятствуют проходу судов, император сам поплыл и из лука сумел застрелить большую рыбу, но внезапно почувствовал недомогание и велел возвращаться. Так он и проболел, пока не умер в своей повозке во время обычного объезда страны. Сопровождавшие его наследник, начальник канцелярии и главный советник побоялись объявить о смерти и все время возвращения в столицу носили в повозку еду, смену одежды и почту, а трупный запах перебивали тухлой рыбой, которую везли рядом в телегах.

Деяния Цинь Шихуанди велики, но смерть его сопровождает этот рыбий запах и рыбье заклятье. Кто знает, не таков ли и ветер его гигантской гробницы?

Путешественники уходили и уходят за чистыми вольными ветрами. Или за персиками бессмертия, что растут в саду владычицы Запада Си-ван-му. Как правитель Му-ван полторы тысячи лет назад, о чем сообщается в «Предании о сыне неба Му». Правителю было шестьдесят пять лет, но он все же отправился в путь и до владений Си-ван-му дошел за триста двадцать пять дней.

Из Чанъани отправлялся в свое трехлетнее путешествие по стране ученый Сыма Цянь. Потом в Западный край ходил Чжан Цзян, после него Фа-сянь, и вот наконец на кончике этой кисти повис над ледником в горах Цунлина[207] Махакайя. Этот свиток уже протянулся на тысячи ли. И как будто кто-то подклеивает и подклеивает новые цзюани к свитку.

— …И вот мы вдруг увидели других людей в меховых шапках и теплых куртках и халатах на окровавленном снегу. Все они дружно обернулись и смотрели на нас. Мы не знали, чего ожидать от них. Это были охотники, не духи гор и не пришельцы из адов. А вот мы-то как раз и должны были им казаться таковыми. Эти люди охотились на козлов и кабаргу ради их мускуса и на барса ради его пятнистой шкуры. Они как раз закончили свою охоту и собирались вниз. Увидев нас с синими лицами и узнав, что мы монахи, молодой безбородый, но властный охотник приказал дать нам шкуры с освежеванных туш, и нам ничего иного не оставалось, как укрыться ими, вывернув кровавые изнанки наружу. Кто бы увидел нас, никогда не признал бы монахами «малой колесницы» и монаха «большой колесницы». Мы были исчадьями всех адов. Нет, только восьми адов хлада, которые суть — арбуда-нарака, ад волдырей (мы как будто и вспузырились кровавыми волдырями); нирарбуда-нарака, ад разбухающих волдырей, которые взрываются; атата-нарака; хахава-нарака, ад плача и стона от холода, хухува-нарака, ад стучащих зубов; утпала-нарака, ад голубого лотоса, когда лица синеют; падма-нарака, лотосовый ад, когда раны похожи на раскрывшиеся лотосы; и махападма-нарака, великий лотосовый ад, когда и внутри все органы трескаются и раскрываются подобно лотосам. Будь эти охотники последователями учения, они бы кинулись бежать прочь. — Махакайя замолчал, переводя дыхание.

— Но тогда бы они и не были охотниками, — заметил Чаматкарана.

— Да. Так зло оборачивается спасением, — согласился Махакайя.

…И по грубой бумаге свитка расплывалась цветная — алая — тушь. Монахи смиренно шагали, едва переставляя ноги. Шкуры быстро смерзлись, как будто прихваченные крепкой ниткой неведомой швеи, и путники превратились в ходячие кули, коконы. Вид их был ужасен. Всех тошнило от запаха звериной плоти, которую еще совсем недавно укрывали эти шкуры. И не только монахи-попутчики, но и сам Махакайя переживал горькое разочарование и вспоминал мудрого Цзякутуна, толковавшего о пещерных небесах Костяных гор. Все ближе, много ближе… Но… но и Татхагата странствовал за просветлением. И Чжуан Чжоу говорил, что с Лягушкой из колодца не толкуют о море, предел ее — скважина, а с букашкой не ведут разговор о зиме, она живет лишь летом. Это любил повторять Шаоми. Чтобы узнать, что все ближе, надо уйти дальше.

Но уже где-то внизу зазеленели острые верхушки вечнозеленых деревьев. Как вдруг все скрылось в наплывшем облаке. Это облако разрасталось на глазах и окутывало все холодным туманом. И вскоре посыпался дождь, но он тут же превращался в снег и лед, и уже только снег летел всюду. И конечно, без этих звериных шкур монахи погибли бы непременно.

О, Амитабха.

И даже в хорошей одежде — куда они вышли бы в этом снежном мороке? А охотники могли идти вслепую.

Махакайя вспоминал жаркие пески как благо.

В снеговом облаке они незаметно достигли леса. Но пока не видели его. Уже темнело. Как вдруг пахнуло дымом, послышались голоса, ржание лошадей. И хорошо, что в этом лагере их толком не видели. Хотя в отблесках пламени и могли наблюдать, как они жмутся к огню… Швы, скрепленные морозной иглой, таяли, и монахи скидывали шкуры. Здесь стояли два небольших шатра. Рядом с грохотом неслась речка. Путников хотели накормить мясом, но есть его стал только