Андрей Остальский - Иностранец ее Величества

Самое дикое, непостижимое для меня занятие — это «трэйнспоттинг». Иногда на железнодорожных станциях появляются какие-то очень серьезные, чрезвычайно сосредоточенные мужчины разного возраста (говорят, что есть и женщины, но мне они не попадались) и быстро записывают в блокноты и тетради номера вагонов остановившегося поезда. Они помечают время и место и таким образом стараются, как я понимаю, создать своего рода грандиозную карту перемещений по стране различных поездов и вагонов. В чем смысл этого хобби? Сдаюсь, поднимаю вверх руки — не знаю.

В сравнении с этими ребятами те, кто отслеживает перемещение по Британии птиц, кажется, занимаются чем-то чуть более понятным. Почти научным…

Изучение иностранных языков на старости лет — очень распространенное занятие. Считается, что от Альцгеймера помогает. Наш добрый приятель Питер с красивой и удивительной фамилией Флауэрдэй («цветочный день») давно на пенсии, но находит средства, чтобы оплачивать частные уроки русского языка.

Еще один наш знакомец к своему восьмидесятилетию достиг серьезного уровня владения французским, о котором до выхода на пенсию понятия не имел.

Все это подводит меня к несколько грустной для меня лично теме.

Бежать в Китай

Мой ближайший английский друг Дэниэл (тот самый, с которым мы исхитрились дойти до «русской» степени дружбы), признанный мастер-кинодокументалист, блестящий стилист, эрудит и, главное — родная душа, бросил все: карьеру, принадлежавшую ему компанию и своего русского друга заодно, — и уехал в Китай.

Представляете: вдруг взять и начать совершенно новую жизнь в новой стране, на другом краю света, и это — в предпенсионном возрасте?

Когда он впервые сообщил о своих планах, я не слишком расстроился. Решил: о’кей, попробует Дэниэл там жить среди не слишком близких ему, закоренелому европейцу-западнику, восточных людей и скоренько вернется. Скажет: ну что же, это был интересный опыт. Опишу его в книге. Или в фильме. И расскажет массу потрясающих историй.

Но вот уже третий год пошел, а Дэниэл и не думает возвращаться.

Решился он на этот шаг из-за несчастной любви. На старости лет влюбился до смерти в живущую в Англии молодую китаянку. Причем, скажу вам, китаянка та и вправду была хороша. Похожа на какую-то экзотическую смесь, некое наднациональное произведение природы (или Господа Бога, как угодно): уж не знаю, какие в ней крови перемешались. И держалась она как-то… интригующе. Загадку какую-то излучала.

Поэтому я понимал, что мой друг, семейная жизнь которого сложилась несчастливо, вполне мог «в зените лет» влюбиться в такую девушку и что она может стать его последней, яростной и почти безумной любовью. Это все понятно, в этом нет никакой эксцентрики.

Поначалу они были вполне счастливы друг с другом. Но потом все разладилось. Не буду вдаваться в деликатные подробности, но, как мне кажется, дело было совсем не в разнице в возрасте, а в роковом различии в национальной психологии, во взаимном недопонимании. Если уж у русских с англичанами так часто возникает проблема совместимости (см. главу «Жить с англичанами»), то пропасть, разделяющая продукты столь далеких друг от друга культур, как британская и китайская, в несколько раз шире. Кому-то удается ее преодолеть, и это прекрасно, но все же, на мой взгляд, это почти подвиг.

Дэниэл утверждает, что он вовсе не надеется вернуть любовь своей жизни — это уже невозможно. И не пытается своей возлюбленной что-то доказать. Вовсе нет. Просто вдруг он ощутил такой вот могучий порыв-импульс погрузиться в китайскую культуру с головой.

Но себе он что-то, наверное, доказывает. И как! Работает по десять часов в сутки: в будние дни учит этот невыносимо сложный язык, занимаясь поочередно то чтением, то письмом, то устной речью. А в выходные — изучает историю и культуру, совершает ознакомительные поездки по стране.

Времени на отдых и размышления Дэниэл решил себе не давать. Вообще. Живет один в очень скромной съемной квартире в Пекине.

И так уже почти два с половиной года. Лишь несколько недель в году Дэниэл проводит на родине. И это единственная возможность нам с ним пообщаться. Мне его очень не хватает, но не буду эгоистом…

Поразительны эта стальная сила воли, эта упертость, сумасшедшая решимость, направленная не на обретение конкретных материальных и прочих благ. И не на усладу честолюбия. А на нечто куда более абстрактное, чего Дэниэл сам до конца и объяснить-то не может. Или не хочет.

Целеустремленность его дает свои результаты. Он уже прилично говорит по-китайски, читает газеты, пытается освоить историческую и даже замахивается на художественную литературу. Но зачем?

Отсутствие ясного, обыденного, банального ответа на этот вопрос, мне кажется, делает эту ситуацию вполне эксцентричной. А моего друга, соответственно, эксцентриком.

Дэниэл, наверное, не сделает великих открытий, но выдающимся китаистом, не сомневаюсь, станет. Заткнет еще за пояс многих светил.

Немало в английской истории было таких упертых чудаков-эксцентриков, воспетых и забытых. В историю нефтедобычи вошел Джордж Рейнольдс, который почти семь лет колесил по Персии, спал в палатках, питался бог знает чем, болел дизентерией, стоически переносил жару и холод, угрозы и оскорбления. И при неудачах, следовавших одна за другой, лишь сжимал крепче свои английские челюсти… И в конце концов, вопреки прогнозам скептиков, нашел-таки в 1908 году богатейшие запасы нефти в Иране и тем самым перевернул историю как Среднего Востока, так и всего мира…

Материально Рейнольдса вознаградили, конечно, но достаточно скромно. На родине со своими знаниями и опытом он мог бы зарабатывать больше. И не спать при этом в палатке на голой земле…

Тогда зачем ему все это понадобилось? Одно слово — эксцентрик…

Или все эти многочисленные английские мореплаватели, все с той же жесткой верхней губой, жившие странной, неудобной, полной опасностей и лишений жизнью, чтобы все дальше и дальше раздвигать границы империи. Что ими двигало? Материальный интерес? Патриотизм имперский? Или и то и другое вместе? Ближе к истине, но все равно с точки зрения нормального спокойного обывателя, не совсем понятно.

Ли Фермор, сын одного из самых уважаемых английских геологов, выкинул фортель: перед Второй мировой войной в совсем юном возрасте взял и отправился пешком по Европе через Голландию, нацистскую Германию, Балканы. Ночевал то в монастырях, то в стогах сена. Дошел до Стамбула, по дороге влюбился в княжну Балашу из русско-румынского и византийского рода Кантакузенов, прожил с ней несколько лет в ее бессарабском поместье. Во время войны оказался в британской разведке. На Крите среди бела дня похитил самого важного на острове немецкого командира в чине генерал-майора. Прятал его в пещерах, потом переправлял в Египет, однако по дороге случилось нечто странное. Война для них обоих чуть не кончилась. Генерал стал себе под нос декламировать оду обожаемого Фермором Горация, а тот подхватил… Будучи истинным джентльменом, Ли Фермор хотел генерала отпустить, но, как потомок рыцарей, не мог этого сделать.