Вадим Бурлак - Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания

— Охотники всегда сочиняют. Небось, приняли за пуму бродячую собаку, — ответил я.

— Ну, ладно, черт с ней, с пумой, — смирился Билл. — Окрестности моего городка прекрасны и без нее.

— Где будет свадьба? — отец перевел разговор на другую тему.

— После церкви отправимся в бывший ковбойский салун, — пояснил Билл. — Сейчас там ресторан…

Лишь тетя Анна не принимала участия в нашей болтовне. Смотрела вперед поверх головы двухметрового Билла и думала о чем-то своем.

О чем может думать женщина, у которой завтра женится единственный сын?..

«Наши служащие говорят на многих языках мира. «Нет» — единственный ответ, который вам от них не услышать».

И шагнули навстречу

В будничную жизнь порой врываются необычные мгновения. Загадочные. Непредсказуемые. Случайные. Закономерные. С них начинается новый виток жизни…

А человек вначале даже не догадывается об этом. И только через месяцы и годы вдруг с изумлением вспоминает то чудесное мгновение, с которого он пошел — новый виток жизни…

— …Ого! Теперь ты хоть немного похож на профессора, — я с одобрением взглянул на кузена.

В свадебном костюме кремового цвета Билл чувствовал себя неуверенно.

— Из всех русских, кого я знаю, ты самый консервативный. По-твоему, профессор обязательно должен ходить в галстуке?

— Ну, хотя бы не в рваных шортах, в которых ты приехал в аэропорт…

Билл не успел ответить. Распахнулась дверь, и в комнату вошла Глория в подвенечном платье с маленьким букетиком в руках. За ней шествовали подруги и родственницы. Мужчины, как по команде, вскочили и с восторгом уставились на невесту и ее свиту.

Началась церемония знакомства гостей. Рукопожатия, улыбки, обмен любезностями. А к дому подкатывали на машинах все новые и новые родственники жениха и невесты, друзья, знакомые.

В комнате уже было тесно. Вышли на лужайку перед домом.

Смех. Веселая суета. Поцелуи и поздравления. Шумные игры детей. Женщины стали разносить коктейли.

После жениха и невесты самое большое внимание — к нам с отцом. Кто-то сообщил, что мы первые русские, попавшие в Форт-Коллинз…

Чей-то внимательный взгляд не давал мне сосредоточиться. Наверное поэтому я не мог запомнить имен гостей.

Отец рассказывал анекдоты. Очевидно, очень смешные. Все вокруг хохотали…

Чей-то любопытный взгляд отвлекал меня. Я силился и не мог понять ни слова…

Подходили знакомые и незнакомые. Говорили. Спрашивали. Чувствовал, что отвечал им невпопад…

Чей-то ласковый взгляд кружил голову…

Я взглянул в другой конец лужайки.

Умолкли голоса гостей. Все исчезли…

И я увидел ту, чей взгляд не давал сосредоточиться, чей взгляд отвлекал и кружил голову…

Мы посмотрели друг другу в глаза и шагнули навстречу…

Свадебная церемония

Церквушка в роще напоминала юную монашку, переодевшуюся в летнее платьице. Только присмотревшись, можно было обнаружить в ней что-то религиозное. Крест наверху так же изящен, как крестик с золотой цепочкой, который замечаешь не сразу, на пляже, у девушек.

Свадебная кавалькада машин окружила полянку перед входом в церковь. Женщины расстелили на траве огромную пластиковую скатерть. Появились ящики с пивом, апельсиновым соком, содовой и пакеты с бутербродами.

Казалось, вместо венчания готовится пикничок.

Откуда-то из-за церкви появился круглый веселый человек в легком серебристом костюме. Нас познакомили. Мистер Тэд оказался священником, который и должен был обвенчать Билла и Глорию.

Он хитро подмигнул жениху и невесте и нараспев произнес:

— По-ра-а-а, мои молодые!

Среди гостей произошло легкое волнение. Затихли смех и громкие голоса.

Все чинно двинулись в церковь.

Лишь росписи на стенах отличали ее от интерьера обыкновенного жилого дома.

Священник ловко перекинул через плечо широкую полосатую ленту, взял в руки Библию, сделал серьезное лицо и приступил к обряду венчания. Говорил мистер Тэд скучно и невыразительно, при этом то и дело косился на распахнутую входную дверь. Казалось, ему хотелось сбежать домой или побыстрей поучаствовать в свадебном пикнике.

Билл и Глория, как и все гости, шептались и тоже посматривали на входную дверь.

Только мой отец и тетя Анна сохраняли торжественный, серьезный вид.

Мы с Джейн не отходили друг от друга.

Церемония завершилась так же неприметно, как и началась. Молодые обменялись кольцами, потом почему-то по очереди пожали руку священнику, и снова пошли поздравления, объятия, поцелуи.

А затем началось долгое и веселое фотографирование: с молодоженами, возле церкви, на лужайке, на фоне машин…

Мы с Джейн поняли, что сейчас можно незаметно сбежать.

— Свадебный обед только в четыре, — сказала Джейн. — А пока неразбериха, суета, успеем съездить в горы.

Через минуту мы уже сидели в ее «мустанге».

«Твои дни — бешеные кони»

«Что мне в этом солнце, в этой роскоши? Земля, деревья, камни — их я помню… Каждую ночь я беру карту, ищу, где жить, Мне нахожу себе места…»

— Знаешь, кто это написал? — Джейн остановилась и обернулась ко мне.

Я виновато пожал плечами:

— Нет…

— Хуан Хименес, — пояснила она. — Поэт умер в Пуэрто Рико лет двадцать назад… Жил много лет одиноким затворником, а мечтал объездить весь мир и написать книгу странствий. По многу дней, не выходя из своего дома, Хименес мечтал о дальних морях и островах, размышлял, почему человек путешествует и как важны для него дороги и ветры странствий.

— Он исполнил свою мечту? — спросил я.

— Не сумел…

— Почему?

— Хименес долго и тяжело болел, — ответила Джейн.

Листву в саду кровавяИ душу мне увеча,Пылает медь заката…А я хочу быть вечным!Как этот мир прекрасен!Не задувайте свечи…Будь вечным этот вечер,И я да буду вечен!

Джейн прервала чтение и с грустью заметила:

— Хименес не смог написать «Книгу странствий», но стал «вечен»…

Она вдруг взглянула вверх и схватила меня за руку.

— Посмотри… Посмотри, какие созрели звезды… Разве увидишь такие в городе?! Такие только в небе Колорадо. «Дети цветов» специально приезжают сюда, в горы, чтобы выбрать себе звезду.

— Зачем?

— Как ты не понимаешь! У каждого обязательно должна быть своя звезда и свой цветок.

— Ты хиппи?

— Нет, я порвала с ними.

— Почему?

— Многие из них стали забывать свои цветы и звезды. А раз так, значит, сбились с пути, и дорога их повела не туда…

— Кто же ты теперь?

Джейн резко взглянула мне в глаза, словно проверила, не смеюсь ли.

— Я просто гражданка Земли и Космоса.

Она заметила в моих глазах настороженность и засмеялась.

— Не бойся. Я не чокнутая. Просто я люблю иногда уходить к звездам и отыскивать в сверкающем мире свою, заветную путевую звезду. Это у меня от мамы. Она научила меня русскому языку, а еще гадать и ворожить. Моя бабка была ведьмой… Хочешь погадаю?

Я протянул ей обе ладони. Джейн не торопилась.

Вначале она заплела косу по-русски. Так делали, наверное, перед гаданием ее мать и бабка.

И темная коса мудрым змеем затаилась на плече… Ладонь на ладони. Глаза в глаза.

— Твои дни — бешеные кони, — прошептала Джейн. — Они мчатся и ломают все на своем пути. Но когда впереди появится обрыв, им уже не остановиться, не свернуть… Еще не поздно поменять коней. Да ты не захочешь. Смирные не для тебя.

— А скоро ли мой обрыв?

На мгновение зрачки Джейн стали глубже бездонной пропасти. И она отвела взгляд.

— Бешеным коням недолго скакать…

«Вам не надо раздумывать, где найти подарок для любимой.

Цветы всех стран круглый год. В любое время дня и ночи.

По указанному Вами адресу в Нью-Йорке доставим цветы через двадцать шесть минут в любой уголок мира.

Через три часа сорок три минуты — в Париж, Осло, Берлин, Лондон…»

…Не услышал лишь смерть-невидимку

«…На этот твой вопрос, Кэт, я вынужден ответить самым длинным в своей жизни письмом.

Один древний мудрец советовал: прежде чем отправиться в дальний путь, посмотри на леса и горы, травы и воды, сядь и задумайся, куда и зачем ты идешь.

Человечеству всегда не хватало времени сесть и задуматься… 

Куда и зачем мы идем?

Трагедия на американской атомной электростанции “Три майлз айленд” в семьдесят девятом и трагедия в Чернобыле в восемьдесят шестом году (несмотря на их несопоставимые масштабы) — жестокое предупреждение человечеству: задумайтесь, куда и зачем мы идем?

На всю жизнь мне запомнилась первая поездка в Чернобыль, через несколько недель после величайшей беды 26 апреля 1986 года.