Расскажу тебе о Севере - Юрий Николаевич Тепляков

И, потрепав Борьку за плечи, протянул бутылку грузинского коньяку.

Боря покраснел как мальчишка.

А потом мы все семеро стояли на берегу и смотрели, как «Комсомольск» быстро выбирает якоря. Теперь до следующего лета сюда уж никто не придет.

Кают-компания на полярке уютна. Смотришь на темно-вишневый резной шкаф и удивляешься, как попал он сюда, за тридевять земель. И вообще обстановка такая, будто дом наш не в Арктике на берегу океана, а где-нибудь в старинном селе под Тулой.

А сколько в доме книг! Самая большая стена — сплошной стеллаж. Здесь Чехов и Стендаль, Маршак и Твардовский Ибсен, Лермонтов, Симонов.

Моряки плавают месяцами, а полярники, бывает, и целый год не видят нового человека. Может, поэтому среди самых первых книг маленький томик — дневник железного Феликса Дзержинского. Именно с этих страниц они в минуты усталости слышат призыв к мужеству.

Теперь, побывав в Арктике, я могу смело сказать: каждый день у полярников полон работы и еще раз работы. А вечером, собравшись как одна семья, ребята жалуются друг другу: сегодня чего-то не смогли, чего-то не успели, хоть и заняты были по горло.

И только ленивые, слабые люди представляют зимовку как сладкое безделье: мол, смотри кино, катай биллиард и слушай изредка Большую землю.

Уверяю, если жить именно так, то даже самый заядлый тунеядец через неделю зачахнет от хандры.

Кто читал «Ледовую книгу» Юхана Смуула, тот, наверно, помнит четверку славных ребят со станции Комсомольская... Они совершенно оторваны от внешнего мира, им не хватает кислорода, но они работают как черти и еще шутят над собой: мол, на Большой земле нам места не хватило.

Таких ребят трудно забыть, но трудно забыть и то, как австралийский писатель Еджин Ламберс, выслушав рассказ Смуула, посоветовал ему написать книгу о том, как четверо людей остаются одни среди вечных льдов, как постепенно в их душе зарождается тяжелая злоба и взаимная ненависть, как они превращают собственную жизнь в ад...

Поэтому не будем утверждать, что Арктика для всех страна дружбы.

Утром на семейном совете решили: сегодня я целый день работаю вместе с Игорем. У нас дежурство в радиорубке.

За белой полоской льда, как раз на траверзе нашей полярки, идут корабли. «Ленинград» вызывает нас по рации и просит пеленг. Кораблей не видно, но чувство такое, будто они совсем рядом, и даже хочется встать на цыпочки и заглянуть за белую кромку льда и увидеть: какие они там?

Здесь, на полярке, ребята мне рассказали, что самый памятный день зимовки — это день, когда появляется первый караван, когда корабли идут по чистой воде солидно, не торопясь, и отчаянно дымят, будто машут полярникам черными платками. А с берега им по рации отвечают: «Здравствуйте! Доброго пути вам!»

Сейчас же как символ дружбы летит наш пеленг.

Потом длинная тишина. Молчит Игорь. Молчу и я. Смотрим в океан. Только теперь там ничего не увидишь, если даже станешь на цыпочки.

Игорь смотрит на часы: без минуты четыре. Это наше время, а в Москве семь утра. Нам пора идти на площадку.

Для всех полярников в каждых сутках четыре священных момента. Это часы, когда берут климатические сроки. Тогда хоть страшный мороз, хоть ураган, все равно ты ровно в час ночи, в семь утра, в час дня и в семь вечера по московскому времени иди на площадку, снимай данные приборов. Это святая святых! А потом твои цифры полетят в Москву, и там, в институте прогнозов, составят карту, которая расскажет людям, как дышит планета.

Игорь записывает влажность воздуха, проверяет термометры, лежащие на снегу.

Метеоплощадка ребятам знакома как родная улица. С каждым уголком связано немало событий и историй. Иногда смешных, иногда грустных. Как-то Николай Виноградов спокойно рассматривал термометры, даже песенку насвистывал, а оглянулся — рядом медведь стоит и слушает.

— Я, конечно, не стал ждать его аплодисментов, — рассказывал потом Николай,— я быстренько убрался...

Правда, он не любит уточнять — куда именно. Но ребята его еле уговорили слезть с мачты. Целый час висел Николай на гладком шесте, а медведь лежал рядом и, наверное, ждал новой песенки.

Кто-то здорово смеялся после этой истории, а кто-то потом без ружья из дому ни на шаг.

А вот в этом углу площадки... Впрочем, не будем сегодня листать страницы экзотических рассказов, которыми полна будничная жизнь полярников. Мне кажется, что чуть заметная и на первый взгляд совсем обычная деталь может раскрыть характер значительно ярче и глубже, чем длинный остросюжетный рассказ. Это мое личное мнение. Но я вряд ли ему изменю. Вот и сейчас, когда над поляркой не одна пурга прошумела, я до сих пор вижу, как Игорь снимает с гелиографа узкую ленту и пишет, торопясь и волнуясь, автограф солнца... А автограф — еле заметные черточки, будто солнце говорит с ребятами На понятном только им языке: «Я ухожу. Прощайте, друзья. Завтра я еще загляну к вам, но ненадолго».

Завтра солнце еще придет! Но близок уже день, когда Игорь напрасно будет вертеть и рассматривать идеально ровный шар гелиографа и думать о разных случайностях. И только тогда, когда каждый из ребят убедится: лента чиста, они поверят, что солнце уже не придет.

С дежурства мы возвращаемся поздно. И застаем необычную картину: в гостиной собралось все население полярки, только на обеденном столе вместо жирных уток, которыми мы мечтали полакомиться, лежит манильский канат, тот самый, что подарил капитан. Все ясно. Сегодня делаем новогоднюю елку.

Мы с Игорем быстро ужинаем на кухне, потом присоединяемся к ребятам. Руководит операцией, конечно, Боря. С видом профессионала, будто он всю жизнь тем и занимался, что делал новогодние елки из манильского каната, Боря показывает отдельные операции. А народ здесь смышленый. Через полчаса уже все ловко крутят елочные ветки. Потом их лишь чуточку подкрасить, и получится славная елка, будто из леса только что привезли.

Часы пробили два ночи, а мы все плетем и плетем. Сегодня что-то никому не хочется спать. Так и сидим мы за столом до рассвета. И елка почти готова. Только вот до Нового года далеко, а так бы вспомнили и про другой подарок капитана.

…Я как чувствовал, что это моя последняя ночь на полярке. Перед обедом у горизонта показалась крохотная точка. Она все ближе и ближе.

— Вертолет! — сказал Боря Викторов.— По рации передали, это за тобой.

Быстро собираю свои нехитрые вещички. А ребята стоят рядом и молчат. Я понимаю, что дело скорей