Владимир Корочанцев - Африка под покровом обычая

В день десятилетия независимости президент республики Сангуле Ламизана открыл на столичном проспекте Независимости постоянный выставочный зал Национального музея. В одном из залов я случайно разговорился со старым резчиком по дереву Уэдраого Арзумой.

— То, что я здесь увидел, — подытожил Арзума свои впечатления после осмотра всех разделов выставки, — укрепляет меня в убеждении, что нам нечего стыдиться. Здесь мы, африканцы, открываем самих себя, привыкаем ценить свои руки, свою культуру, а не лицемерно захлебываться от наигранного восторга перед чужим.

Современная культура республики вырастает на основе достижений народной культуры тысячелетней давности. «Так как наша отсталая страна выходит из долгой ночи иностранного господства, — писала газета „Карфур африкэн“ в декабре 1970 года в статье „Главные задачи литературы и искусства в национальном развитии“, — важно учесть последствия этого печального состояния и ориентировать нашу литературу и искусство на возрождение. По этой причине источником национальной литературы и искусства должна быть жизнь народа, отраженная вдохновением наших художников, являющихся творческим отрядом на фронте борьбы за национальное развитие с помощью культуры».

— Есть у нас интеллигенты, которые полагают, что история — это прошлое, давно прошедшее и что главное сейчас — строить плотины и заводы. И только, — формулировал свою точку зрения вольтийский историк Жозеф Ки-Зербо, — История — память народа. Память характеризует даже индивидуальность человека. Если у него отнять память, то он будет ничем и никем. Народ, лишенный корней, лишен и индивидуальности. Кадры, не знающие родной истории, легко подвержены чуждым, но сильным влияниям западной колониальной цивилизации. Мы были искусственно отрезаны от своего прошлого. Руку к этому приложил колониализм. Сегодня, добившись независимости, мы исполнены решимости восстановить, реставрировать прошлое, все полезное в нем. Это важно для грядущего, ибо только патриоты способны преобразить свою землю, способны созидать.

Учебники истории Африки, написанные Ж. Ки-Зербо, изучаются в школах многих африканских стран. В исторической правде юные поколения черпают вдохновение для построения нового общества. Великие дела и подвиги предков берутся Африкой на вооружение.

Возвращаюсь к беседе с Франсуа Бассоле по поводу его книги по истории страны, озаглавленной «Эволюция Вольты с 1898 г. по 3 января 1966 г.».

— Некоторые из нас, руководствуясь конъюнктурными соображениями, призывают забыть колониальное прошлое, — сердился Франсуа. — Я с этим не согласен. История для меня — не последняя, а, скорее, одна из первых наук в строительство современного государства.

Бассоле, как и многие другие африканские интеллигенты, убежден, что с колониализмом надо порвать не только материально, но прежде всего духовно, вывернув все зло и ханжество наружу. В своей книге о В. И. Ленине этот вольтийский историк и публицист много места уделяет разоблачению тезиса о так называемой «цивилизаторской миссии» колониализма в Африке.

— В недавние колониальные времена, — продолжает Франсуа, — нас держали подальше от политики, а ныне империалистическая пропаганда пытается воспитывать пас так, чтобы белое казалось черным и, наоборот, чтобы неоколониализм представлялся африканцу наивысшим благом жизни. Я не верю в серьезность демагогической игры в «прогрессивных» и «реакционеров». Я всегда задумываюсь, кому на руку эта игра и вообще можно ли в Африке быть реакционером по убеждению. Есть ли на свете люди беднее африканцев? Впрочем, — это вам скажет любой африканец — всякий мой соотечественник, до вечного бедняка-земледельца уверен, что он ближе к социализму, чем к капитализму (если вы ему получше растолкуете, что такое социализм), так как живет в общине со всеми ее незыблемыми представлениями о коллективном труде, о коллективной солидарности. Беда заключается главным образом в том, что наши «революционные» пли, скажем скромнее, просто хорошие заявления и лозунги о борьбе за справедливость и прогресс часто расходятся с делами.

Да, в сознании вольтийцев косное прошлое подчас тесно переплетается с теми извращенными, ханжескими понятиями «демократии», которые годами внушал им колониализм. Из метрополии глухим непонятным эхом доносились слова «свобода, демократия и прогресс», обдуманно освобожденные от всякого конкретного содержания. Ораторы приводили ими в экстаз аудиторию, хотя сами не могли толково объяснить, что же такое эта «свобода» на самом деле. Частое употребление слов «свобода» и «демократия» вело к обратным результатам. Ямеого не скупился на красивые выражения и невыполнимые обещания, но страна прозябала в нищете и невежестве. В те годы, согласно народной вольтийской поговорке, сооружался «обезьяний домик».

— У нас в народе, — объяснял мне резчик Арзума, — есть такое выражение «обезьяний домик». Когда все делается невпопад, когда одни строят, а другие ломают, в этих случаях крестьяне, веками наблюдавшие за «трудовой деятельностью» обезьян, употребляют это насмешливое выражение — синоним бесполезного труда. Ораторствовали мы тогда красиво. Вообще, мы, африканцы, — прирожденные ораторы: в каждой деревушке есть своя «хижина бесед». На бумаге составлялись честолюбивые экономические проекты, на деле в среде чиновников, начиная с самого президента Ямеого и его министров, царили детская беспомощность, невообразимая коррупция и расточительство.

С ларалле-набой — хранителем королевских могил я встретился в муниципалитете. Ларалле-наба — также первый заместитель мэра столицы. Увлекательные сказки неграмотного мудрого Ямбы Тиендребеого — таково его светское имя — вечерами часто собирают широкую аудиторию радиослушателей — от мала до велика. В моей библиотеке хранятся его книги «История королевских обычаев уагадугских моей» и «Сказки ларалле» с автографами. Ларалле — глубокий знаток легенд, обычаев, пропагандист народной музыки и танцев. Однажды старый Ямба поведал легенду, согласно которой вольтийцы ведут свое происхождение от львов, откуда пошло и их прозвище «львиное племя».

Несколько впечатлений о Верхней Вольте наиболее отчетливо врезались в мою память. Они о народе… «львином племени», стойкостью, мужеством, гордостью и трудолюбием которого нельзя не восхищаться.

Возвращенная родина

Загадки Камеруна начинаются с названия этой страны. Все учебники и монографии единодушно утверждают, что ее крестными отцами были португальцы. В 1482–1486 годах они высадились в бухте Амбое и эстуарии Вури. Изумленные необыкновенным обилием креветок, португальцы окрестили эстуарий «Рио душ Камароеш» (река креветок), а «Камароеш» впоследствии превратилось в «Камерун». Но есть и другая, менее известная версия этимологии этого слова. Ее источник — народные легенды и эпические баллады. Эту версию излагает в книге «Мвет» (мвет — струнный инструмент фангов-бети) габонский учитель Тсира Ндонг Ндутуме. Одна из баллад, которая исполняется гриотом под мвет, описывает первое вторжение фангов в этот ныне обжитой ими район. Они пришли сюда откуда-то с востока, преодолев реки Уэлле и Убанги, ограбив и уничтожив огнем попавшиеся им на пути деревни. Камерунские леса и саванны были тогда заселены охотничьим племенем энгонг, говорится в балладе. Продвижение фангов задержал тропический лесной массив Кам-Элоне. Кам-Элоне — на языке фангов исполинское дерево, якобы преграждавшее им путь в течение нескольких лет. В конце концов, если верить легенде, они пробили проход в его стволе и рассеялись по лесным чащобам района Берберати, Яунде, Уэсса. Название же завоеванной ими страны «Кам-Элоне» со временем зазвучало как «Камерун». Кто прав? Ученые-историки или гриоты? Это одна из тайн истории Камеруна.