Дмитрий Быстролетов - В старой Африке

— Здоровый народ!

— Да. Они говорят, что вода — мать болезней, и это — правда. Дальше вы сами увидите: возле рек люди будут мельче и слабее, а болезней там!.. Кишмя кишат! Да ведь туарегам и нужно здоровье: в Хоггаре они пастухи и блюстители порядка, туземное войско и полиция. Они нужны чужакам— поселенцам, торговцам, неграм. Эти возделывают землю и вырабатывают разные вещи. Просо и бобы доставляют местные оседлые люди, а кожи и шерсть — туареги. Они же и перевозят товары, в первую очередь соль. Деревушки вроде этой — транспортные станции, перевалочные пункты, мсье… Видите высокие дома с круглыми крышами? Это склады зерна, соли и товаров. Их с севера везут на Чад, а вместе с ними и мелкие железные изделия и ткани. Мелочь, но нужная — без нее нет жизни. Хозяева этого добра — местные негры, а охрана и перевозка — всегда в руках туарегов! За свои услуги они получают разные изделия, соль, бобы, зерно, привозные финики, а сами продают кожи и сыр. Такой уж здесь порядок: каждый кочевой туарегский род охраняет несколько оседлых семей, у них вроде бы неписаные договоры имеются, а раньше была зависимость. Когда-то туареги продавали пропуска на проезд через пустыню даже иностранцам. Они назывались прощение. Как вам нравится? Прощение! Теперь, конечно, не то, французы всех успокоили!

— Создали мир?

Сайд с размаху шлепнул тяжелым ботинком по дороге. Поднялась пыль. — Вот! Под самым сапогом теперь мир! — Он посмотрел на Гая и важно одернул казенный плащ. — Кочевники уже не грабят: война и грабеж у них были как у европейцев футбол — спорт и больше ничего. Здесь вот болтается один такой обедневший из-за нас местный вождь с шайкой своих имгадов, Аллар аг-Дуа. Вы его увидите. Но ничего, мы этого красавца держим на примете!

— А оседлым как живется? Сайд нехотя пожал печами.

— Им тоже стало невесело. Торговли нет, караваны ходят редко…

— Кому же лучше от этого мира? — Гай с интересом ждал ответа. Сайд нахмурился.

— Богу.

— Или французам?

Капрал одернул форму, подтянул пистолет и отвернулся.

— Идемте, мсье, надо кончать осмотр.

В тени большого шатра благородного имаджега сидели женщины, свободные и рабыни, и вместе работали. Рабыни ткали плотную материю из верблюжьей и овечьей шерсти, хозяйка делала кожаную сумку с затейливым узором из цветных ремешков и медных бляшек. Старуха что-то рассказывала, девушки смеялись.

Гай подошел. Ни одна женщина не повернула головы. Чужих демонстративно не замечали. Постояв, чужеземцы пошли дальше, хотя вначале Гаю хотелось купить такую сумку на память.

— В них прячут вещи, когда кочуют, — объяснил Сайд. — Они свешиваются с верблюжьего седла чуть ли не до земли. А дружбу тут не завяжешь! Это уж точно.

В тени другого эхана играли две девочки, расставляя на песке фигуры воинов. Куклы, в черно-синих гандурах и красных перекрутах на груди и спине, были недурно сделаны. Гай и Сайд подошли. Девочки продолжали весело чирикать.

— И эти не замечают? — удивился Гай.

— Сейчас заметят! — Сайд стал так, чтобы тень от шлема Гая и его чалмы упала на фигурки. Но дети упорно, не поднимая головы, продолжали двигать куклы.

— Слушай, ты, дочь Иблиса, проклятый выродок! — Сайд ткнул девочку сапогом. — Встань!

Девочка поднялась и громко заревела, выжидательно глядя на свой шатер. Другая спокойно наблюдала, что будет дальше. Из эхана немедленно выглянула мать ревущей девочки. Сверкнула на пришельцев глазами и гневно бросила в шатер несколько слов. Оттуда грозно, как лев из логова, вышел мужчина, быстро смерил чужаков взглядом и бросился к дочери. Он судорожно прижал ее к себе и низким гортанным голосом стал что-то говорить Сайду, прикрывая ребенка полами гандуры.

— Что он говорит?

— Говорит, что бить детей жестоко, что так делают только дикари. Ну-ка, взгляните на это чучело!

Туарег был высокого роста, сильный, закутанный в сине-черное с головы до пят. В узкую щель на лице сверкали два красных глаза, и было странно видеть эту зловещую фигуру, нежно прижимающую к себе маленькую девочку.

Гай объяснил, что хотел бы купить куклу, и Сайд перевел его слова. Туарег взял девочек на руки и унес их в эхан. Потом появился снова, поднял с песка одну куклу и подал ее Гаю, обронив:

— Ас саррет.

— Сколько он просит? — спросил Гай и вынул деньги,

— Он говорит «прощай».

— А деньги?

Сайд перевел вопрос.

Воин выпрямился, сделал легкий поклон и коротко ответил.

— Он говорит: «Желание исполнено. Счастливого пути».

Они подождали, не скажет ли туарег что-нибудь еще. Нет, безликая фигура была нема и неподвижна.

— Туареги с ума сходят по детям! — рассказывал между тем Сайд. — Здесь детей не только не бьют — куда там! — даже и не ругают. Дети здесь могут зайти в любой эхан, и всюду им обеспечено угощение. Все считают себя их родителями, каждая семья для ребенка — родная семья. Если родители умрут, сироты нарасхват разбираются другими эханами.

— Но вас-то он ругнул как следует?

— Эти дураки никогда не ругаются. Имаджег не должен никогда терять спокойствие, тем более ругаться. Имгад выразит свое неудовольствие покрепче и погромче, но и только. Зато уклан — это другое дело! Эти совсем как у нас — и за словом в карман не полезут, и сразу обложат по всем правилам— и по-арабски, и по-хаусса, а то и по-французски! Да, мсье, черт их знает, откуда они узнают такие слова, кто их учит? Хотя у нас, арабов, есть хорошая поговорка: «Свинья свинью найдет».

— А женщины?

— Ну, бабы! Они даже стихами говорить умеют, точно как в книгах. Я неплохо понимаю мужчин, а с женщинами просто мученье: они такие слова заворачивают, что не сразу и поймешь!

Гай фотографировал и расспрашивал капрала. Тот недурно знал местную жизнь, но его арабско-легионерская оценка требовала тщательного вылущивания вкусных и пряных зерен из кучи противной шелухи. Вдруг Сайд спохватился:

— Посмотрите на деревню! Ничего не замечаете странного? — Он широко повел рукой. Гай посмотрел внимательнее.

— Нет, ничего.

— Как же вы не заметили, ведь в арреме нет мечети! Мы сейчас пройдем всю деревню, но даже муллы не встретим. Туареги — истинные безбожники, только на словах мусульмане. У французов в каждой деревне церковь, у нас — мечеть, а здесь люди живут самостоятельно. Ничего не признают.

— А как же они представляют себе происхождение людей?

— Каких людей? Нами они не интересуются, а насчет себя думают просто: раньше здесь жили великаны иджабаррены, они любили играть, и горы — это следы их игр. Сами туареги — потомки великанов, подлинные властители Сахары: иджабаррены теперь живут под землей, а свою страну оставили детям!