Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков

class="p1">Поймав мой восхищенный взгляд, брахман молвил:

— В той книге «Сутр гор и морей» нет такого острова. И ты, странник, сможешь ее пополнить. — И чуть слышно добавил: — Если захочешь… — И дальше что-то неразборчиво.

Лодка мягко ткнулась в песок, и мы высадились. На берегу стоял какой-то седой человек в сером одеянии, очень смуглый, так что серая ткань его одеяния казалась ослепительно белой, как и волосы, собранные на макушке. Он с поклонами встречал брахмана. Вскоре из тени деревьев вышли и еще двое, совершенно голые, вымазанные пеплом. Они тоже кланялись, но не так низко, как первый, и брахман сам кланялся им.

Я успел поведать брахману мою заботу и теперь ждал, что он мне как-то поможет. И действительно, седой человек подошел ко мне и поманил. Правда, я предпочел бы идти вместе с брахманом, но тот уже удалялся в сопровождении обмазанных пеплом в одну сторону, а мой проводник уводил меня в другую.

Мы вошли под сень раскидистых деревьев. Цветами запахло сильнее. Пройдя среди деревьев, мы оказались перед скалой, по которой сбегали ручьи, наполнявшие пруд с лотосами. Обогнув пруд, мы вышли к другой скале, и там тоже был пруд, поменьше, но такой же прекрасный. Так что я залюбовался им и, наверное, на миг позабыл, зачем вообще прибыл сюда. Мы шли дальше и дальше по тропинке среди кустов, скал и больших и маленьких прудов. Среди ветвей порхали птицы, иногда мелькало мохнатое тельце обезьянки. Тропинка то и дело разветвлялась, огибала очередной пруд или причудливую скалу. Кроны смыкались и были столь густы, что солнце почти не пробивалось сквозь них. И тут я подумал, что, находясь в таком лесу, и не сможешь определить: где юг, где север. Но все-таки над иными прудами светило солнце. А вот отличить один пруд от другого, одну скалу с ручьями от другой, было невозможно.

Мы вошли в примечательный лес, где росли сплошь деревья ньягродха[426]. Это удивительное растение-душитель, одно такое может быть как целый лес. Оно как бы роняет себя со всех ветвей и поднимается из земли новой порослью. Семя его попадает в щель в коре какого-либо другого дерева и дает росток, который испивает все соки хозяина и в конце концов уничтожает его. Семя может застрять и в трещинке дома и тоже разрастись. Но дерево ньягродха похоже на аскетов, иссушенных воздержанием до костей. И мы сейчас как будто шли среди толпы таких молчаливых серых отшельников, и они слепо взирали на нас. Мне стало как-то не по себе. Вдруг вспомнились пески Большой Пустыни и тот человек в тростниковой шляпе и таком же плаще с трезубцем. Шэньша шэнь, дух Глубоких песков!.. с трезубцем, желтоликий, как Вайшравана. И с раковиной, припомнил я и сразу же подумал о Джанги. Если Шэньша шэнь был воплощением Вайшравана, то и Джанги мог им быть? Возможно ли это?

— Послушайте, почтенный! — позвал я своего проводника.

Тот остановился, оглянулся. На его лбу тоже был трезубец, нарисованный белой и красной пастой.

— Могу ли я спросить? — проговорил я, подходя ближе.

Седой человек кивнул, опираясь на посох.

— Известно ли вам имя Вайшравана?

Седой приподнял брови и кивнул.

— Да, о разумный. Яснослышащий у нас часто поминается под именем Куберы, обитающего на горе Кайлас в окружении небесных певцов и музыкантов и пожирателей людей с дурной кармой.

— На этой же горе пребывает и ваш господин Шива?

Седой снова кивнул и ответил:

— Оба дружны. — Прозвучало это так, будто речь шла о каких-то горожанах, живущих по соседству в одном доме. Но следующая фраза исправила это впечатление: — Ом санкарасакхайя![427]

— Он только слушает своих музыкантов?

— Кубера — податель благ и богатства. Позвольте узнать, почему вы спрашиваете о нем?

— В нашем учении это бодисатва, охранитель сангхи… И у него есть трезубец и раковина, полная звуков и света.

— Вы ее сейчас слышите?

— Нет, но вижу трезубец на вашем челе.

Седой поднял руку и провел ею перед своим лицом.

— Почему же его нет на вашем? — спросил он.

— Есть, он незрим, — отвечал я.

— Как это понять? — с интересом спросил седой.

И я ему поведал историю, приключившуюся со мной в Большой Пустыне Текучих Песков. В его светлых глазах кроме любопытства появилось выражение какого-то беспокойства. Затем я упомянул и Джанги с его раковиной. Седой внимательно всматривался в меня, о чем-то думая. Его тревога явно нарастала.

— Но вы иноверец, — молвил он. — Как такое возможно?

— А мы считаем иноверцами вас, — отозвался я, разводя руками. — И все же в этой точке света мы сходимся, и блага Вайшраваны проливаются как на вас, так и на нас.

Седой погрузился в молчание, опираясь на свой посох.

— И в ваших силах, чтобы эта благая чаша снова наклонилась над нами, поспособствуйте, — продолжал я.

Он поднял на меня светлые, а сейчас потемневшие голубые глаза.

— Приведите сюда моих спутников, — сказал я и, сложив руки перед грудью, склонился и выдохнул по какому-то наитию: — Ха!

Седой вздрогнул и уставился на меня в упор; он не спускал с моего лица взгляда своих голубых глаз — не знаю, сколько это длилось, может, чуть-чуть, а может… может…

И наконец он разлепил губы и вот что молвил негромко, но твердо:

— Ждите.

Повернулся и ушел среди тощих фигур неведомых одеревеневших отшельников-корней.

А я опустился на землю под деревом и предался сосредоточенному молчанию, дыша и задерживая дыхание.

Ха.

Неизвестно, сколько прошло времени, но вот послышались шаги и неясные голоса. Я открыл глаза и увидел идущих гуськом по тропе двух монахов и Хайю. Вел их все тот же седой с коричневым лицом. Они мне сейчас показались какими-то ожившими корнями ньягродхи.

— Хайя! — воскликнул я, вставая и выходя на тропу.

Тот посмотрел на меня как-то странно, без каких-либо чувств, словно и не узнал. На его лбу краснел знак трезубца. И у других тоже.

— Хайя, — повторил я, приближаясь и беря его за руку.

— Поспешите, — глухо сказал седой, указывая посохом в направлении воды.

Но никакой воды отсюда невозможно было увидеть. И мы пошли по тропе дальше в молчании. Это было странно. Я снова и снова почти воочию видел моих спутников какими-то древесными существами. И они безмолвно двигались за мной. Да, теперь их вел я, думая, что седой оставил нас. Снова появлялись пруды с лотосами и ручьями, тропинка вилась среди них, и я уже опасался, что мы заблудились. И в одном месте раздался окрик: «Не туда!» Я оглянулся и увидел седого, все-таки он сопровождал нас. Его посох указал