Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Вполне, — улыбнулся я, тоже поворачиваясь к ней лицом. — Только подожди. Вот.

Послушай.

Я закрыл глаза и заговорил…

…И когда твоё сердце захлестнёт темнота,И душа онемеет в беспросветной тоске,Ты подумай: а, может быть, ждёт тебя Та,Что выходит навстречу со свечою в руке?Эта свечка разгонит сгустившийся мракИ проложит тропинку в непогожей ночи.Ты поверь — он зажжётся — маяк,Словно крепкие руки, простирая лучи!Ты не знаешь, когда он озарит небосклон,И откуда прольётся спасительный свет…Просто — ВЕРЬ. Эта вера — твой крепчайший заслон.Даже думать не смей ты, что Той —Той, Единственной — НЕТ.

Густая тень олеандра падала на наши лица приятной прохладой, а всё остальное тело окатывали волны жара, в котором кожа казалась золотистой. Пахло разогретым мёдом — то ли от Танюшки, то ли просто воздух пропитался этим запахом. Оглушающе гремел хор цикад вокруг.

Танюшка села, опершись твёрдой ладонью о мой живот (похоже, ей это доставляло удовольствие, а я еле успел его напрячь), склонила голову набок, волосы волной упали ей на плечо и руку. Глаза девчонки зажглись изумрудным пламенем.

— А хочешь, я тебе станцую? — не дожидаясь ответа, она вскочила и, прогнувшись назад, уперла руки в бока, а потом тряхнула волосами так, что меня (несмотря на всё, что уже было) опять почти «зажгло». Я приподнялся на локтях — и только в этот момент понял, что ни капельки её не стесняюсь (странное было ощущение, я такого никогда в жизни не испытывал). — Смотри, Олег!

Я не понял, что именно она танцевала. Что Танюшка это умеет, я вообще-то знал давно (и, кстати, всегда комплексовал, что не могу толком её тут «поддержать»). Но я не знал, что она умеет так танцевать. И не заметил даже, как сам поднялся на колени, не отрывая глаз от бешеного танца, похожего на… разогретый мёд, смешанный с треском цикад — словно бы сама земля подкидывала Танюшку. А она смеялась — в какой-то миг прыгнула ко мне — и я, угадав, чего она хочет, подставил ей «замок» из рук, поймал её узкую, твёрдую, горячую ступню и метнул гибкое, сильное тело вверх — Танюшка прокрутила двойное сальто и продолжала танец, не потеряв дыхания.

Цикады. Солнце. Горячий мёд. Золото на коже.

Всё — и беда, и радость, и горе, и счастье, и боль, и смех — всё тут ярче и острее, чем там, где мы были раньше. Одно стоит другого, а всё вместе временами стоит того, что мы потеряли.

— Иди сюда! — крикнула Танюшка, протягивая ко мне прямые руки в то время, как остальное её тело продолжало ритмично надламываться в поясе и коленях — влево-вправо.

— Я не умею, ты же знаешь! — засмеялся я, но вскочил на ноги, и Танюшка, дёрнув меня за руку, подтянула ближе, замотав головой:

— Умеешь! Просто ты этого не знаешь! Ну — давай вместе со мной! И-и!..

…Земля была тёплой и сухой — и как будто правда подталкивала в ступни. Лицо Танюшки металось перед глазами — смеющееся, с блестящими зубами и глазами, в ореоле подсвеченных солнцем волос.

— Получается! У тебя получается! — кричала Танюшка. Потом сильно оттолкнула меня от себя и весело сказала: — А без одежды ты, между прочим, ещё симпатичнее…

Я шагнул к ней, и мы положили руки друг другу на плечи. Танюшка кусала уголок губы.

— Давай ещё? — спросила она.

— Потанцуем? — я сцепил пальцы у неё на затылке.

— Попрыгаем, — хихикнула Танюшка, — и покувыркаемся… — она опустила руки мне на бёдра, а потом свела впереди. Меня тряхнуло, я невольно выдохнул: «Ммннн…», а она мурлыкнула: — Готов?..

— Нахальство, — дрожащим голосом сказал я, еле сдерживаясь. — Да ты насильница…

Танюшка вскинула руки, толкнула меня в плечи, а я, падая на спину, успел обхватить её за талию.

Мы со смехом свалились на мох.

Легче облака и нежнейСпит в ладони моей твоя —И эту ночьты не торопи.Я не стою любви твоейИ прошу тебя снова я,Прошу тебя:«Лишь не разлюби!»

Ты единственный луч во тьмеВ этом мире, что так жесток —И я шепчу:«Лишь не разлюби!»Словно узник я, что в тюрьмеНежный вырастить смог цветок —Сорвав его,ты не погуби…

Вдруг глянешь, не любя,Скажешь, не любя:«Это — насовсем…»И кто я без тебя?Что я без тебя?Что я — и зачем?..Зачем?..

На этот раз мы устали конкретно. Даже толком не помню, как я уснул, зарывшись лицом в волосы Танюшки, пахнущие горячей сухой травой.

А проснулся от ощущения взгляда, заставившего меня сесть, схватившись за рукоять даги.

Танюшка спала рядом — на животе, подложив руки под голову. А Сергей сидел на камне возле моего оружия — спиной ко мне, его кожаная куртка была обёрнута вокруг пояса, солнце жарило его уже покрытую золотым загаром спину.

— Не дёргайся, я не смотрю, — не поворачиваясь, бросил он. — Мы вас почти потеряли.

Я оперся на камень возле него. Особого смущения не было — Сергей ведь мой друг, да и что такого мы с Танюшкой делали?

— Ну извините, — немного насмешливо ответил я. Сергей посмотрел на меня через плечо и широко улыбнулся:

— До чего же у тебя сейчас довольная физия, ты бы видел.

Я коротко ткнул его кулаком — косточками — между лопаток; вернее — хотел ткнуть, но Сергей быстро извернулся и, взяв меня на излом, прижал спиной к камню, сказав с шутливой угрозой:

— Тихо.

— Пусти, — улыбнулся я. Мне было хорошо даже вот так лежать с вывернутой рукой и смотреть в понимающие серые глаза дружка. — Оденусь.

— Одевайтесь, — Сергей спрыгнул по другую сторону камня и свистнул: — Эгей, они идут! Нашлись!

Я присел на корточки рядом с Танюшкой. Она смотрела на меня из-под вздрагивающих пушистых ресниц с пляшущими на них золотыми искрами.

— Пора вставать? — она села, и мы немедленно поцеловались.

— Пора, Тань, — я посмотрел на разбросанную одежду, — и поскорей. Нас уже ищут.

— Я слышала Серёжку, — Танюшка зевнула, изящно прикрыв ладонью рот. — Уффф… встаю!

— А может… — я ей подмигнул, — подождём вставать? Ещё разок, только быстро?

Танюшка закусила губу. Смерила взглядом непоколебимо-загорелую спину Сергея. Стрельнула в меня зеленью глаз:

— Давай, — шепнула она, — только теперь давай ты, как тебе хочется. Сам… О-о, вижу, что ты можешь… сам.