Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

— Да, судя по этим деталям, — подтвердил Яковлев, — снимки сделаны с различных картин!

— Про нынешнюю картину эксперты сказали: грубая подделка! — уточнил Герасимов.

— Значит, пока мы ему давали возможность наслаждаться свободой, он мастерил копии? — удрученно спросил Владимир Иванович.

Герасимов кивнул.

— И не одну. Я даже думаю, что большинство подделок носит тот же характер: Клобуков снимал с некоторых картин копии, подлинники оставлял себе, а копии продавал. Помните, Тарновская говорила, что Клобуков брал некоторые картины на экспертизу домой, держал их по нескольку дней. Вполне возможно, что за это время он заказывал какому-то художнику копию, которую потом отдавал, а подлинник оставлял себе.

— А где у него подлинники? — спросил Берестов. — Где-то прячет?

Герасимов пожал плечами.

— Может, и так. Ты — оперативник, тебе лучше знать.

Виктор Борисович еще раз глянул на фотографии, поднялся, вышел из-за стола.

— То, что ты говоришь, Петр Васильевич, очень похоже на правду. Вот только доказать это сейчас весьма трудно: большинство полотен ушло за рубеж. Кроме того, сообщу еще одну новость: с санкции прокурора на почте была произведена выемка корреспонденции, адресованной Кострову, в том числе письмо от Клобукова — его почерк идентифицировали эксперты. Видимо, перед тем как идти к нам на допрос, Клобуков послал Кострову записку, еще не зная, что Костров явился к нам с повинной. Записка Клобукова такого содержания: «Саше-таллинцу уехать из Финляндии — его затребуют. Я здоров телом и духом, чего не надо — говорить не буду. Пусть все наши будут абсолютно спокойны. Для всех — наблюдение до января. Будьте осторожны. Лена пусть немедленно уезжает в неизвестном направлении до марта-апреля. Ее привлекать не будут, но свидетели не нужны! Главное и ко... — переместите. Ходят вокруг. Остальное — как договорились. Всё».

— Ну дает! — удивился Берестов. — Мы его действительно недооценили!

— То-то и оно! — кивнул озабоченно Виктор Борисович. — Надо нам проанализировать заново все, что известно о Клобукове, чтобы не упустить больше ничего. В частности, помнится, в показаниях Тункеля проскользнула фраза: когда убили какого-то коллекционера, Клобуков сказал, что убийство дорого стоит!..

— Это не Тункель, — уточнил Герасимов. — Тункель лишь вскользь упомянул о знакомстве Клобукова с Майманом. Это свидетель Камынин напомнил про слова Клобукова.

— Тебе лучше знать, — согласился с ним Яковлев. — Думаю, надо более детально познакомиться с делом об убийстве Маймана, допросить кое-кого из тех, кто проходил по этому делу. Теперь, когда мы знаем характер Клобукова, можно предположить, что такую фразу он обронил не случайно.

Берестов возразил:

— Если бы Клобуков был причастен к убийству, вряд ли он стал бы говорить так неосторожно!

— Почему вряд ли? — не согласился теперь уж Яковлев. — Идет разговор между своими людьми, нет тайн друг от друга. Тут самое подходящее кинуть такую фразу, которая вроде бы подставляет Клобукова под подозрение, а на самом деле выводит из-под него. Потому что каждый думает: ну если он впрямую говорит так, то уж он-то не имеет никакого отношения к этому делу!..

Герасимов уточнил:

— Убийство Маймана совершено в мае семьдесят девятого года Федором Завертяевым, которого осудили по сто второй статье на семь лет. По этому делу проходили кроме него его брат Сергей и как свидетели — Владимир Тункель и Александр Белявский. Думаю, что нужно еще раз допросить и установить, причастен ли Клобуков.

— Ладно, хоть Белявского взяли в Гаграх, — сказал Берестов, — везут к нам! А к Тункелю, видно, придется снова ехать в Свердловск.

— Может, попросим местных товарищей, чтобы допросили его? — предложил Герасимов.

Яковлев согласился:

— Работайте в этом направлении, а я с Клобуковым буду беседовать пока только о картинах.

Уже который раз входя в кабинет Яковлева, Клобуков знал твердо, что нужно вести себя так, как и в первый раз: с готовностью пространно отвечать на все вопросы и ничего не признавать. Он по-прежнему считал, что это единственно верная тактика, но в то же время понял уже, что этот невысокий лобастый следователь не так прост, как показался ему сначала. Не прост, не прост... Ему голую чернуху лепить — не пройдет. Да и фактиков они уже поднабрали, не сидели сложа руки... Но помогать следствию собирать факты против самого себя — это уж извините!..

— Расскажите, пожалуйста, — сказал Яковлев, — о вашем знакомстве с Тарновской, как и когда оно произошло.

Клобуков вздохнул, с огорчением произнес:

— Виктор Борисович, я уже столько раз отвечал на этот вопрос, что устал отвечать. Вы всё ждете моих оплошностей, оговорок, хотите поймать на противоречиях? А противоречий в моих показаниях нет, потому что я говорю все так, как было.

— Ну все же повторите обстоятельства вашего знакомства, — попросил Яковлев. — Чтобы освежить в памяти.

«Ну да, так я тебе и помогу освежить!..» — подумал Клобуков, а сам сказал:

— Я уже говорил, что был знаком с ее мужем, Георгием Тарновским. С Татьяной же я познакомился в октябре или в ноябре прошлого года. Они, знаете ли, весьма слабо разбирались в искусстве, и когда мы вместе бывали на выставках, в музеях, я рассказывал им о стилях, направлениях в искусстве, особенностях письма того или иного художника. Я люблю делиться своими знаниями и не нахожу в этом ничего преступного.

«Да, был консультантом по человеческой доброте — за это ты, лобастенький, посадить меня не сможешь...»

— Но вы не только делились знаниями, — возразил следователь. — Вы помогали Тарновской определить, какую картину надо, а какую не следует отправлять контрабандным путем за границу!

Клобуков протестующе поднял руки:

— Не так, совершенно не так!.. Конечно, общение привело к тому, что Тарновская стала доверять мне свои, если можно так выразиться, личные тайны. Однажды она даже сказала мне, что у нее есть знакомый таможенник, которого она хочет «прощупать», нельзя ли через него переправить за границу кое-какие ценности. Я знал, что у Татьяны в Финляндии есть жених, знал, что она тоже собиралась выехать туда на жительство. Я догадывался, что она хотела бы накопить кое-какие средства для жизни. Но я сразу — подчеркиваю, сразу! — указал ей, что дело это опасное и противозаконное. И представьте, она согласилась со мной, даже заявила, что никогда не скажет мне, что это за человек и где он работает.

— Но если так,