Юрий Пшонкин - Пленник волчьей стаи

—        Меня зовут Атувье,— начал разговор сын Иви­гина.

Вувун заметил, что незнакомец Атувье все время смотрит на его сумку, которую он сбросил на снег.

—       Меня зовут Вувун. Откуда ты?

—       С Апуки, из стойбища Каиль,— признался Атувье. Он не мог обманывать. Один раз обманул одноглазого старика, больше не хотел.

Вувун помолчал, что-то соображая. Наконец спросил:

—        Где твои олени? — Он вытянул шею, посмотрел по сторонам, словно надеясь увидеть оленью упряжку боль­шого, в плохой одежде человека, назвавшегося Атувье.

—       Я пришел сюда на лапках. У меня.... нет оленей:

Вувун нахмурился.

—        Зачем обманываешь? Я слышал, что стойбище Ка­иль далеко отсюда. На лапках не дойдешь, ты без ружья и собаки. Сколько ты шел.

Атувье пожал плечами.

—       Долго шел, с самого начала время эленг.

—       Какомэй!—испуганно воскликнул Вувун.— Зачем

ты шел сюда?! Как ты дошел без ружья, без собаки?

—       Я шел за оленями,— начал рассказывать Атувье, но голод плохой помощник в рассказе. Атувье не вытер­пел и нарушил самый главный закон гостя: — Вувун, обычай не велит мне, гостю, просить еду у хозяина, но я уже давно ничего не ел. Только чаут ел. Дай мне еды!

—       Это я плохой хозяин,— спохватился Вувун и развя­зал сумку.— Э-э, чего мы стоим здесь? Пошли туда,— он показал рукой на дерево.—Там костер разведем.

Костер разжечь оленным людям проще простого. У Вувуна в сумке был чайник. Пока чай готовили, оголо­давший Атувье рвал зубами вяленую оленину.

—        Однако, ты долго не ел,— сочувственно сказал Ву­вун.

Атувье в ответ кивнул.

Вувун бросил в запузырившуюся воду полплитки зе­леного чая. О, как давно не чаевал сын Ивигина, как истосковался его рот, живот по настоящему чаю! Жизнь становилась доброй, хорошей.

Вувун, как истинный сын народа чаучу, не лез с рас­спросами к гостю, ожидая, когда тот сам заговорит.

Выпив три чашки, Атувье разомлел, сбросил за спину малахай.

Вувун взял чашку, налил себе. Почаевав, крепыш под­нялся.

—       Однако, я пойду дальше. Мне еще идти три чаевки.

—       Куда идешь? Я думал, ты шел смотреть петли,— спросил Атувье, благодарно глядя в круглое скуластое лицо своего спасителя.

—       Я иду ставить капканы на выдру. Я знаю одно место, где выдры выходят из воды на берег и катаются с горки. Скоро старший сын Килькута поедет на побе­режье, в факторию, продавать шкурки. Мы добыли много горнаков и лисиц и десять соболей. За них получишь мало, а за одну выдру купец дает столько, сколько за пять соболей. Сюда,— Вувун кивнул куда-то в кусты,— придет Тайнав, младший сын Килькута. Он снимет длинноухих из петель.

Атувье натянул малахай.

—      Счастливой охоты тебе, Вувун.

—      А ты куда пойдешь?

—       Не знаю,— смутился Атувье.

—                            Иди по моему следу к яранге Килькута. Здесь одни мы пасем. Другие — много дальше. Иди, Килькутсправедливый хозяин,— Вувун уложил в сумку чайник, чашку и пошел.

Атувье проводил его взглядом и не мешкая заша­гал на лапках по следу Вувуна. Шел легко — сытый же­лудок начал помогать хозяину.

Большая яранга Килькута стояла на берегу неширо­кой реки, спрятанной подо льдом и сугробами. Лишь тальник выдавал ее берега.

Еще издали Атувье увидели собаки и разноголосо, дружно предупредили о нем хозяев. Из яранги вышли люди. Их было много — десять. Здоровенные сторожевые и ездовые собаки подскочили к незнакомому человеку, окружили, готовые в любой миг напасть, но на них прикрикнули, и собаки присмирели.

Атувье видел, что люди явно встревожены его появ­лением.

Впереди стоял сухой старик с реденькой белой об­кромсанной бороденкой, за ним трое крепких молодых мужчин, а за их спинами — три женщины. Четверо ма­лышей стояли стайкой у входа.

—        Амто,— приветствовал хозяев Атувье, не дойдя трех шагов до старика.

—       Амто, мэй,— поздоровались с пришельцем хозя­ева.

—        Меня зовут Атувье. Яранга моего отца стоит в стойбище Каиль, — представился Атувье.

Старик кивнул.

—       Заходи, будешь нашим гостем.

Первыми юркнули в ярангу женщины.

—        Велинкукун,— поблагодарил Атувье, отвязал лапки и, низко пригнувшись, вошел тоже.

Посреди яранги горел костер. Над огнем большой медный котел, из которого тянуло медвежатиной.

Килькут указал гостю на самое почетное место — между костром и пологом с правой стороны. Пол яранги был застлан ветками кедрача, на них — оленьи, медвежьи и бараньи шкуры. В яранге было светло — солнце осве­щало ее через отверстие для выхода дыма.

Атувье сел. Сели и хозяева.

—                             Я встретил Вувуна. Он сказал, чтобы я шел в твою ярангу, энпеклав[30],— начал Атувье, чтобы как-то оправ­дать свой приход.

—      Вувун сказал правильно: в этих местах нет дру­гого жилья,— кивнул старик.

Атувье оглядел остальных мужчин. Те слушали, жева­ли лимишину[31]. Один, широкоскулый, большелобый, с маленькими колючими глазами, смотрел на гостя с еле заметной усмешкой, словно он уже знал что-то. Это был Кинин — старший сын Килькута.

Возможно, обыкновенный человек и не заметил бы усмешки старшего сына Килькута, но сын Ивигина, понимавший взгляды волков, заметил. Ему стало неловко. «Если этот большелобый знает, что я жил с волками, мне плохо будет»,—подумал Атувье. Однако надо было рассказывать.

—      Меня привели сюда олени. С начала времени эленг я жил один... с оленями. Я пошел искать косяк, который увел сохжой, когда выпал третий снег. День, и еще день я шел за оленями. Я догнал, но прилетела пурга, мне пришлось остановиться. Олени ушли. Сохжой увел их от меня. Когда пурга умерла, я пошел навстречу ветру. Я увидел следы на увале.