Александр Мартынов - В заповедной глуши

   Всадник словно сошёл со страниц исторического романа - широкий плащ, падаю-щий на лоснящийся от дождя конский круп, капюшон, надвинутый на лицо, рука в перча-тке, небрежно держащая поводья, носки сапог, плотно упирающиеся в стремена, прик-лад карабина, торчащий справа у передней луки седла... Он сидел неподвижно, но у Валь-ки было совершенно ясное ощущение, что из-под этого самого капюшона, обрамлённого оторочкой холодных капель, их внимательно разглядывают пристальные глаза.

148.

   Михал Святославич высоко поднял руку и негромко, но отчётливо сказал:

  -- В лесу мир.

  -- И мир лесу и миру, - послышался ясный, звонкий, чуть гортанный голос, и всадник от-

   кинул капюшон.

   Валька не удержал удивлённого: "Оххх..."

   Это была девчонка. Рыжие - даже этим сумрачным вечером рыжие, как огонь!!! - волосы рассыпались по плечам. Лет - примерно тех же, что и сам Валька. Тонкое краси-вое лицо больше подошло бы иконе, чем человеку, но, когда Валька, повинуясь жесту Ми-хала Святославича, подошёл ближе, то увидел, что у девчонки глаза странной хищной птицы из фантастической книжки о Всадниках Гора - жестокие и надменные синие гла-за, похожие на драгоценные камни, через которые пропущен холодный свет. Страшные глаза, если честно. Вот как хотите - страшные.

   И - красивые. Валька даже не сразу поймал брошенный ему повод, вспыхнул, ожи-дая, что девчонка засмеётся... но она только надвинула капюшон. Тогда Валька, вдруг ра-зозлившись, ловко взмыл в седло и толчком между ушей успокоил было взметнувшегося под чужим человеком коня:

  -- Трр-аа, зараза!

   Обычно он не ругался на животных - тем более, на коней, тем более, что был рад снова оказаться в седле - соскучился. Но вот поди ж ты...

   Михал Святославич тем временем тяжеловато взобрался в седло и ругнулся:

  -- Чёртово средневековье, никогда не привыкну... Валентин, познакомься, это Мора...

   Мора, это Валентин...

   Капюшон качнулся в сторону Вальки, и тот поймал себя на глупом желании ска-зать что-нибудь развязное. Вместо этого мальчишка заставил себя чуть поклониться в ответ и почувствовал, что стало легче.

   Так, а с чего ему вообще затяжелело-то? И опять Валька обнаружил, что непро-извольно всматривается в темноту под капюшоном, чтобы увидеть её глаза снова.

   Он за полминуты уже второй раз хотел сделать что-то независимо от сознания.

   Действуя коленями - видно было, как они ходят под плащом - девчонка повернула коня и рысью пошла по прогалине.

Ты видишь, как пляшут огни

Далёких костров

На лицах вождей

Умерших племён? -

   почему-то вдруг всплыло в памяти Вальки, и он поскакал следом - снова сам не сообразив, что скачет и не оглядываясь на Михала Святославича (тот явно предпочёл бы шаг, а то и вообще свои ноги).Мора..."Мора" - кажется, по-ирландски - "Смерть".Девчонка и пра-вда похожа на классическую ирландку, разве что не зеленоглазая... ну вот, опять глаза. Что случилось-то, блин, в конце концов, как Витька скажет?!.

   ...До полной темноты успели проехать километров десять, не меньше - темнело как-то неохотно, как неохотно светало по утрам. Дождь не прекращался. Валька думал, что сейчас они остановятся, но Мора коротко сказала:

  -- Уже близко, - и Михал Святославич, уже плохо различимый во мраке, явно кивнул.

   Валька всё-таки сделал глупость - попытался завязать разговор.

  -- А твои родители, - он послал коня вровень с девчонкой, - они что, тут живут?

  -- Слышал такую песенку? - поинтересовалась та из-под капюшона:

  -- Я - дитя любви печальной.

   Мать - плотва.

   Отец - Чапаев... Ещё что спросишь?

  -- Да нет... - смешавшись, пробормотал Валька.

   - Ну и отлично, - и девчонка, ткнув каблуками сапог конские бока, унеслась вперёд.

149.

  -- Поговорили, - сказал Валька и сплюнул в грязь.

  -- Это точно, - насмешливо сказал Михал Святославич - оказывается, он нагнал Валь-

   ку. - Да ты не расстраивайся очень-то.

  -- С чего мне расстраиваться? - удивился Валька. Лесник покачал головой:

  -- А вот врать и вовсе ни к чему. Вижу ведь, что она тебе понравилась.

  -- Она кто? - Валька решил уйти от этой темы к другой - в самом деле его интересо-

   вавшей. Михал Святославич качнул головой:

  -- Бретонка. Мора Лаваль. Один здешний человек её из Боснии привёз в 95-м, ей тогда и

   было-то года три.Вытащил из мусульманского гарема,от тамошних добился только кто такая и как зовут, а ещё - что её во Франции украли... что так смотришь, европейских детей крадут не только в России... хотя и не в таких масштабах,как там. Сперва пробо-вал родителей найти, потом плюнул и стал воспитывать, как дочь. Вот такое и получи-лось, воспитатель-то из того человека, прямо скажем...Вот она и по неделям дома не живёт, чуть что - нож в ход пускает, без шуток, читать и писать ни на каком языке не умеет и не желает уметь. Зато для нашего дела человек первостатейный. Мусульман не-навидит генетически, горожан презирает...

   Дождь усилился. Кони перешли на шаг, потом снова на рысь, и Валька понял: рядом дом. В смысле - их дом.

   Деревья расступились. Появившаяся широкая тропинка, почти дорога, с небольшим уклонам уводила вниз, где среди сливавшихся в сплошную чёрную массу деревьев неярко го-рели несколько огоньков.

   Трое всадников начали спускаться по раскисшей дороге. Кони тяжело оседали на задние ноги. Валька слышал, как шёпотом ругается Михал Святославич, и мальчишке вдруг стало смешно: супермен-спецназовец не умел ездить верхом!

   Внизу спуска огоньки пропали. Но Мора уверенно свернула направо и отпустила по-водья - кони вновь сами пошли рысью, а через какую-то минуту выяснилось, что эти огоньки - два парных электрических фонаря по бокам от старых ворот, возле которых, как возле коновязи, стоял ещё один конь. Под левым фонарём замер человек в короткой куртке и широкополой шляпе, с полей которой струйкой стекала вода. Вдоль ноги чело-век - стволом в землю - непринуждённо держал АКМС.