Зеркальный ЛуноМИФ - Лунный Жнец

угрозами, проклятиями и мольбами, пока не ощутил мокрой спиной и носом холодное смрадное дуновение. Пещера… она вот-вот закроется, вспомнил он.

— Нет уж, таких желаний мне не надо, пропади они пропадом… — сказал Абу, поднявшись, и более не слушая криков и посулов лампы, метким пинком отправил её в закрывающуюся львиную пасть. Облегчённо вздохнув, портной взялся за узел и потащил своё обретённое богатство домой. С той поры он разбогател и жил в достатке, добытый в пещере ковёр на всякий случай от греха намертво приколотил к стене, и никогда больше не ходил в пустыню по ночам и не приближался к той скале, возле которой, говорят, с тех самых пор на закате можно увидеть странную тень на песке, которая будто просит о чём-то, заламывая руки.

И так Шахразада и Жасмин закончили дозволенные речи.

— Ну вот, все спят, — слегка охрипшим шёпотом сказала кобылка. — А теперь доставайте меня отсюда, я тоже жрать хочу, проглоты!

— Какая интересная сказка… — пробормотала я задумчиво. Салах с Завером аккуратно подняли Жасмин из кучки сладко спящих на сложенных вместе коврах жеребят и перенесли к очагу, у которого дрых Рахит, подёргивая во сне ногой. Левой задней.

— Ещё бы. Сказка ложь…

— На намёки ты мастер, агась.

— На том сидим, стоим, и прыгать будем.

— А знаете, я эту сказку тоже когда-то слышал, — сообщил вполголоса верблюд, наваливая в миску кашу с изюмом. Положил сверху сухарь с маслом и мёдом, воткнул в кашу ложку, затем передал полученную композицию Жасмин вместе с дымящейся кружкой чая. — Но там одно желание портной таки загадал, и сам же его, то есть её, хм… наполнил, то бишь исполнил. А потому благополучно отвертелся.

— Кто о чём, а Завер про непотребства, — фыркнула кобылка, перебираясь в свой угол. Верблюд лишь добродушно хвостом махнул.

— Я тоже слыхал, — Салах прищурился на огонь, меркнущий в очаге. — Только там был не портной, а разбойник… и он забрал себе лампу, и кажется, даже стал потом правителем. Может, та лампа так до сих пор и валяется в какой-нибудь сокровищнице.

— И да поможет пророк тому, кто её найдёт, — буркнул Завер под громкое чавканье оголодавшей Жасмин. — Тому разбойнику несказанно повезло, если уцелел. Слыхал я про то, как джинны желания выполняют.

— Но кому-то, говорят, и везло, как этому павиану… — не согласился Салах.

— И много таких было? — хмыкнул верблюд, однако их жаркий спор шёпотом меня уже не интересовал.

С джиннами мне тоже доводилось иметь дело, и согласна я была скорее с Завером. Слишком уж пакостное у этой компании чувство юмора. Проще не связываться. Да и в любом случае, пора спать.

— Надеюсь, завтра никого не принесёт поутру с претензиями и амбициями. — Я зевнула, перебираясь к постели. — Пора уже выруливать из этой истории.

— Количество перешло в качество?

— Именно. Доброй ночи.

— Доброй.

Глава седьмая, в которой злостно нарушают режим

— Тревога! Лу, вставай!

Разряд охранки я не пропустила, как и авторскую побудку. Внизу наш молчаливый Рахит старательно пытался открыть дверь. Разбуженная вознёй Жасмин несколько мгновений соображала, что к чему, затем с криком подхватилась и кинулась к нему.

— Рахит, перестань! Что ты творишь?! А-а-ай!

Зебрыш с неожиданной силой отшвырнул кобылку назад, повернулся…

— Змеиное молоко! — Я метнулась вниз, заходя через тени. Глаза у него были затянуты тусклой зеркальной плёнкой, словно ртутью. Он вскинул лапки — разрывая шкурку, наружу выметнулись острые и узкие стеклянные пластины, взмах — и рой осколков со свистом вспорол воздух. Муар теней взметнулся, прикрывая взвизгнувшую Жасмин и перепуганных жеребят, осколки со звоном осыпались на пол, успевший вскочить верблюд тут же метнул в Рахита тяжёлый табурет. Тот обзавёлся несколькими зеркальными осколками в сиденьи и ударил зебрыша в грудь, отбросив назад.

— О, пророк, оно его зацепило… — простонал Салах, переворачивая стол набок и хватая его за нижнюю перекладину. — Где он только умудрился?!

— Да хрен с ним, лучше думай, как его остановить! — рявкнул Завер, ныряя за столешницу, с глухим стуком обросшую стеклянной щетиной. — Это уже не Рахит! Дэви, ему нельзя дать уйти, он приведёт остальных!

— Сейчас посмотрим… — я устроила выпрямившемуся Рахиту небольшой, но качественный гололёд под ногами, и пока он пытался устоять, подхватила чарами табурет и обрушила ему на голову. Зебрыш свалился, вяло, бессмысленно и жутко дрыгая конечностями, как кукла с запутанными нитками. Теперь прорвать спеленавшие его тени Рахит не сможет хоть какое-то время, если зеркальный захватчик на это способен, чем я и воспользовалась, вылив ему в рот добрую половину эллиной колбы. В порезах на полосато-серой шкурке почти не было алой крови, вместо неё — мутно-стеклистые отблески, но пока лишь «почти». Надеюсь, магии Волшебной Страны и далеко не самой слабой королевы чейнджлингов, нашедшей своё призвание и застоявшейся без достойного противника хватит, чтобы вычистить эту взбесившуюся отрыжку зазеркалья. Как он вообще смог, и какого… Я просканировала чарами всю компанию, когда подлечивала мелких, кроме Рахита, его я проверила, когда отправляла в башню при встрече с капитаном ибн-Шахидом, с тех пор Рахит не покидал башню — или покидал?

Я, не отворачиваясь от пациента, которого с хрипом скрутило в поросячье ухо судорогами так, что тени пришлось усиливать, резко спросила:

— Он что, бегал следить за нами с капитаном?

— Что? — Жасмин, обхватив себя лапками, с ужасом смотрела на тающие на полу перед ней осколки. Салах, бочком подобравшись к ней, крепко обнял вздрогнувшую кобылку. — А… он… я не…

— Да, почтенная дэви, Рахит бегал посмотреть, сказал, ему интересно, как ломают чары настоящие чародеи, — вздохнул верблюд, осторожно отставляя подальше похожий на дикобраза стол. — Жасмин дала ему по ушам, но он со смехом увернулся и ускакал. У него тоже был… есть талант, его очень сложно заметить.

— Да, в том проулке я его не сразу заметила, — пробормотала я, припоминая первую встречу с Салахом и предпочтя не заметить оговорку верблюда. — Но ведь был день?

— Мороки коварны, уважаемая, — Завер пожал плечами. Дети захныкали громче, опомнившись, Салах чуть встряхнул Жасмин, всё ещё смотревшую на пол, где дотлевали последние искры зеркальных шипов, что-то прошептал ей на ухо, и встрепенувшаяся кобылка, через силу ломая оцепенение, бросилась к малышам, зажурчала голосом, успокаивая их. — Они оставляют в тёмных местах маленькие осколки, острее любой бритвы. Наступишь и не заметишь. Хватит любого случайного пореза. Не уберёгся, видимо.

— И вопрос на весь золотой лом из дворца — почему он сперва пошёл